Лицо Ковальски напряглось: подумав, он кивнул головой: «Согласен, но учтите: я возьму с собой двух полицейских».

— Правильное решение! — одобрительно воскликнул я. Несколько секунд Ковальски настороженно изучал меня, раздумывая, нет ли в моих словах подвоха, потом встал и, подозвав двух полицейских, велел всем пройти к машине.

— Улица Барбароссы четырнадцать, — назвал я адрес водителю — и мы поехали.

Ирвин жил в большом сером трехэтажном здании, примыкавшем к скверу, где не так давно на меня было совершено покушение. Консьержка сообщила, что его квартира находится на втором этаже, и помогла ее отыскать.

— Кто там? — услышали мы, постучав, испуганный голос.

— Откройте, полиция! — властно крикнул Ковальски. В квартире послышался шум, потом — звон разбиваемого стекла.

— Ломайте дверь! — воскликнул я. — Он убегает через окно.

По команде Ковальски полицейские вышибли дверь. Мы бросились в комнату: она была пуста, окно — распахнуто.

— Вот он! — закричал я. Ирвин, прихрамывая, перебегал дорогу, ведущую в сквер. Вскочив на подоконник, я прыгнул вниз: к счастью, удачно. Вслед за мной прыгнул Ковальски, затем — полицеиские.

В этот утренний час в сквере было пусто. Мы бежали, с каждым шагом догоняя Ирвина. Поняв это, он остановился, вытащил пистолет, собираясь швырнуть его на землю — и вдруг увидел меня. Лицо Ирвина исказила ненависть: подняв пистолет, он прицелился и выстрелил. Стрелял он метко: я с трудом отвел летевшую в меня пулю, направив ее в бежавшего рядом Ковальски. Схватившись рукой за сердце, Ковальски застонал и рухнул на песок дорожки.

— Стреляйте! — отпрыгнув в сторону и падая, крикнул я полицейским. — Иначе он нас убьет!

Полицейские открыли огонь: одна из пуль с подправленной мной траекторией пробила Ирвину мозг.

Поднявшись, я подошел к Ковальски, потом — к Ирвину: оба были мертвы.

Полицейские вызвали по телефону комиссара и экспертноследственную группу.

— Вы просто притягиваете к себе смерть, — сказал мне комиссар, обозревая место происшествия. — И непонятно, как остаетесь живы… Что случилось?

— Ковальски преследовал убийцу Фосса, — я показал рукой на Ирвина. — Уверен, что экономка его опознает… Во время перестрелки погибли оба.

Комиссар, нагнувшись, осмотрел Ковальски, вытащил из кобуры его пистолет и, вздохнув, произнес: «Удивительно своевременная смерть — учитывая открывающиеся обстоятельства… Его жене повезло: она будет получать пенсию, а не носить тюремные передачи».

Комиссар повернулся ко мне: «Полчаса назад в канализационном люке было найдено тело госпожи Мюре: ее застрелили около часу ночи».

— Проверьте этот пистолет, — я кивнул на пистолет Ковальски.

— Я за ним и приехал, — ответил комиссар, с интересом посмотрев на меня, — и улыбнулся, увидев мое удивление: «Я тоже умею размышлять, особенно когда есть над чем. На вилле, принадлежавшей госпоже Мюре, сегодня утром обнаружили в тайнике бумаги с очень любопытными записями… Вот так — то, господин, именующий себя Дюрен».

Я застыл, собираясь с мыслями. Заметив мою реакцию, комиссар добродушно сказал: «Не волнуйтесь, господин Дюрен: я не люблю копаться в личных тайнах — у меня хватает служебных… Прощайте!»

Комиссар уехал. Дав письменные показания, я вернулся в гостиницу, где уже все знали о смерти хозяйки. Собрав вещи, я заказал билет на поезд и отправился прощаться с Арионом.

Побродив по улицам, я прошел к замку. Поднявшись в старую башню, зашел в потайную дверь и включил фонарик.

Я сделал это вовремя. Рука, висевшая в кабинете Фосса, летела на меня, звеня обрывками цепей и, шевеля пальцами, жаждущими вцепиться в мое горло. Импульсом биоэнергии я сбил ее на пол; рука, перебирая неровности почвы, поползла, стараясь дотянуться до туфлей. Еще одним ударом биоэнергии я отбросил ее в сторону, схватил сумку с архивом и, нажав рычаг, выскочил на площадку башни. Каменная плита плотно отгородила меня от темноты потайного хода и беснующегося там дьявольского обрубка, мучающегося из— за неудовлетворенного порыва превращать живое в мертвое.

Я представил ощущение Фосса, когда покоившаяся годами рука вдруг начала рвать цепи, стремясь к человеческому горлу. Вряд ли он успел понять то, что знал я, покидая его дом: обрушив на меня поток смертельной психоэнергии, которую я с помощью блока вогнал в висевшую на стене руку, Фосс подготовил свою гибель. Потерпев от меня поражение, он лежал на диване, излучая ненависть и жажду мести, чутко воспринимаемую сформировавшимся в самостоятельную монаду (т. е. ожившем) биополем, заполнившим материальную субстанцию руки — пока очередная волна Фоссовской энергии, переполнив критерий неподвижности, не побудила руку к действию.

Теперь замок де Эмервилей приобрел привидение, притянутое сюда сохранившейся в клетках руки генной памятью. Дневной свет для привидения опасен, но я не завидовал тем, с кем оно встретится ночью. Страшной оказалась участь руки, отрубленной у меня Фоссом десять лет назад, а теперь обретшей индивидуальность существования.

Десять лет… Я вспомнил мерцание звезд, удары морских волн, игравших моим полумертвым телом, пока я не был случайно подобран рыбацкой лодкой; наставника детских лет Синха, сумевшего найти меня и спасти от неминуемой смерти, многолетние поиски неизвестного нам вора и убийцы, пока Синх, идя по следам сейфа с гербом, не наткнулся на внушившего ему подозрения Фосса, свой приезд в Арион… через несколько часов я буду уже в дороге, а сейчас…

Я остановился на бывшем подъемном мосту и долго смотрел на мощенный двор, угловую башню с гербом, стены замка — то, чем когда — то владели и что потеряли мои предки, — и, повернувшись, пошел прочь, зная, что навсегда покидаю эти места: я, граф Эгмонт, последний из рода де Эмервилей.