— Интересно: имеет Фосс отношение к нынешнему событию? — подумал я. — Или я вновь ошибаюсь?!

Держась в тени деревьев, я вышел из парка; постоял около входа в гостиницу и, убедившись, что вокруг пусто, вбежал в холл, где, кроме ночной горничной и швейцара, никого не было. Отвернувшись от их удивленных взглядов, я поднялся в номер, придвинул к двери стол, закрыл окно и долго лежал, усталый и опустошенный…

Завтрак подавали в комнату; в это утро, к моему удивлению, тележку с подносами вкатила госпожа Мюре, которую я со дня приезда почти не видел. Улыбаясь, госпожа Мюре спросила, нравится ли мне Арион, доволен ли обслуживанием, расставила на столе блюда, выслушала мои ответы и, очаровательно смущаясь, предложила составить ей компанию на сегодняшний вечер: ее ресторанный шеф— повар изобрел новое блюдо и я должен его попробовать.

— Если не хотите в ресторан, то можно посидеть у меня — добавила госпожа Мюре многозначительно. — Я ведь вдова: это дает определенную свободу действий.

Я согласился, объявив, что начнем с ресторана, а потом — куда приведут обстоятельства. Госпожа Мюре поощрительно засмеялась и вышла, пожелав приятного аппетита.

Завтракая, я перебирал варианты предстоящего вечера. Я не сомневался, что мотивы, двигавшие госпожой Мюре, отнюдь не сексуальные, — от меня вновь чего — то добивались. И мне в моей ситуации поиска того, что находится неизвестно где, не оставалось другого выхода, как плыть по течению подхватившей меня волны событий.

Фосс в это утро был угрюм и неразговорчив. Пытаясь изменить его настроение, я предложил вместе пообедать. Это была не первая попытка застольного сближения с Фоссом, но обычно я наталкивался на отказ; сегодня Фосс согласился сразу, даже настроение его улучшилось.

Слежка за мной прекратилась; убедившись в этом, я купил в магазинах заранее намеченный набор вещей и спрятал их в башне. Потом посмотрел в кинотеатре кинофильм Бергмана и поспешил в кафе, где меня ожидал Фосс.

Обед заказывал я; мы долго сидели, смакуя еду и напитки. Фосс рассказывал родословную де Эмервилей, которую знал настолько хорошо, что я спросил, не находится ли он с ними в родственной связи.

— Нет, — ответил Фосс. — Род де Эмервилей исчез: лет десять назад оставался в живых один представитель этой ветви, граф Эгмонт, но и он погиб.

Пообедав, мы вышли на улицу и направились к скверу, куда мамы и няни приводили прогуливать своих детей. Смотреть, как играют дети — одно из немногих занятий, наполняющих меня чистотой и свежестью. И причина не только в воспоминаниях детства, хотя и они оказывают воздействие, — просто дети являются самой беззащитной и искренней частью человечества, наполненной такой любовью и верой в мир и живущих в нем взрослых, что для нормального человека не оправдывать эту веру невозможно.

Возле скамеики, на которой расположились я и Фосс, бегала, подбивая вверх голубой воздушный шарик, маленькая девочка; после очередного удара шарик оказался на моих коленях.

— Ты почему одна играешь? — спросил я девочку, возвращая шарик. — Няня твоя где?

— Вон она, — девочка показала на толстую даму в зеленом, беседующую поодаль с соседкой на важные женские темы. — Мне с ней скучно, с другими веселее.

— Тем более, что другие всегда могут тебя чем — то угостить, — засмеялся Фосс и показал девочке на меня. — Если хочешь, этот дядя купит тебе мороженое.

Я удивился словам Фосса, поскольку подобных намерений не имел; однако, увидев, с какой надеждой посмотрела на меня девочка, улыбнулся, кивнул головой и, поднявшись, направился к стоявшей на тротуаре будке мороженщика.

— Дяденька! — выйдя на тротуар, услышал я голос девочки. Я обернулся. Девочка бежала ко мне, размахивая голубым шаром.

— Второй дяденька попросил, чтобы вы и ему мороженное купили, с шоколадом! — закричала девочка, подбегая.

— Куплю! — согласился я, повернулся и замер: прямо на меня мчалась, свернув на тротуар, огромная черная машина. Не раздумывая, я прыгнул на капот, прокатился по верху кузова и, отброшенный в сторону, ударился о землю. Машина, пролетев по инерции еще несколько метров, ударила девочку, подбросив ее тельце вместе с голубым шаром вверх и, развернувшись, умчалась прочь. Я успел заметить, что за рулем сидел блондин, пытавшийся позапрошлой ночью убить меня в номере гостиницы.

Полуоглушенный, на дрожащих от слабости ногах, я встал с земли и подбежал к девочке. Она была мертва; я слышал, как кричат в парке, спеша сюда, женщины. Прижав руки к груди девочки, я отключился от внешних воздействий и сосредоточился на структуре биоэнергии девочкиного тела, стараясь импульсами собственного психодинамического поля заставить ее сердце забиться и погнать кровь по венам, а деформированным органам — принять первоначальную форму. Напряжение сил было настолько велико, что я боялся потерять сознание; наконец девочка задышала и открыла глаза.

— Она жива?! — подбежавшая нянька, плача, подхватила девочку на руки. — Где врач, вызовите врача!

— У девочки небольшой шок, — успокоил я няню. — Но больница не помешает.

Кто — то из набежавшей толпы остановил такси и усадил туда няню с девочкой; подъехали полицейские. Спеша исчезнуть до официальной регистрации события, я через сквер быстро направился на параллельную улицу. Фосса, как я и предполагал, в сквере не было.

В гостинице я долго лежал на кровати, самовылечиваясь и восстанавливая энергию тела и думая, надолго ли хватит меня в водовороте изматывающих приключений.

Вечером в условленный час я спустился в холл и минут пять ждал госпожу Мюре; в ресторан мы вступили дружной, счастливой парой. Столик для нас был накрыт заранее. Госпожа Мюре блистала нарядным платьем, золотыми украшениями и многообещающей улыбкой, — надеюсь, что я в парадном костюме был не менее великолепен.

Ужин затянулся. Звучала музыка, и я несколько раз приглашал госпожу Мюре — или Марту, как она попросила себя называть — потанцевать; во время танца она прижималась ко мне пышным телом.

— А теперь посидим у меня! — категорические заявила госпожа Мюре, когда было испробовано сюрпризное блюдо — в котором сюрприз явно преобладал над вкусом, — и выпито шампанское.

Я согласился. Пока что наши разговоры дальше гастрономических или фривольных тем не распространялись и я надеялся, что у себя в комнате госпожа Мюре наконец — то объяснит цель сегодняшней встречи.

Выходя из ресторана, я обратил внимание, с каким интересом изучает меня и госпожу Мюре Коммерсант, весь вечер просидевший неподалеку от нас; мне показалось, что он подал какой — то знак, но неясно, кому.

Гостиный зал госпожи Мюре поражал красотой и изысканностью. На столе вместе с легкими закусками стояли бутылки со старыми, коллекционными винами: меня принимали по первому разряду.

— Интересный вы человек, — прерывая беседу, вдруг сказала госпожа Мюре. — Я слышала, вы умеете исчезать и непонятным образом защищаете себя от прикосновений. А мне можно до вас дотронуться?

— Женщине можно все, — машинально ответил я, стараясь понять, чего добивается госпожа Мюре, раскрывая свою осведомленность о происшествии в замке.

— А какую сумму денег хочет господин Дюрен в дополнении к женскому вниманию? — спокойно, по — деловому спросила госпожа Мюре.

Чего — то в этой истории я не понимал. От меня хотели откупиться, но кто и зачем?

— Деньги мне не нужны, я ищу другое — изучающе глядя на госпожу Мюре, рискнул я приоткрыть карты.

Госпожа Мюре задумалась.

— Это ваше последнее слово? — спросила она.

— Да, — ответил я, раздумывая, не рою ли сейчас под собой громадную яму.

— Что ж, мужественных мужчин нужно ценить — и целовать, — улыбнулась госпожа Мюре и, подойдя вплотную, попыталась меня обнять. Что — то внутри меня не позволило допустить ее руки так близко к своему горлу; я уклонился от объятия и огорченно сказал: «Извините, Марта, я к этому не готов. Давайте подождем!».

Явно разочарованная моим поступком, госпожа Мюре вернулась в кресло; внимательно разглядывая меня, она недоуменно пожала плечами и предложила: «Выпьем! Надеюсь, это придаст вам смелости».