— Я слышал, вы абсентеист — отказываетесь голосовать на выборах? — с шумом сдувая пену, вдруг лениво спросил Кузьмичев. Этот худощавый, с внимательными глазами и насмешливым выражением лица политехнолог явно симпатизировал сыщику и тот отвечал ему тем же.

— Да, — коротко ответил Вилкин, не желая разворачивать эту тему.

— Абсентеизм в тех странах, где введена юридическая обязанность принять участие в голосовании, наказывается, и совершенно справедливо, — неодобрительно посмотрев на сыщика, высказался Петренко. — В Италии вас бы подвергли моральному осуждению, в Австралии оштрафовали, в Греции и Турции — заключили в тюрьму, в Аргентине, кроме штрафа, на три года запретили занимать должность государственного служащего, в Бельгии, кроме выговора или штрафа, поместили вашу фамилию в списке нарушающих обязательный вотум и вывесили этот список на здании муниципалитета по месту жительства.

— Круто! — покачал головой Вариотов. Медленно, со вкусом попивая пиво, он почти не разговаривал, предпочитая слушать: возможно, потому, что из присутствующих, не считая Вилкина, был моложе всех. — Но правильно. Каждый должен исполнять свой долг, в чем бы он ни выражался.

— Кстати, о долге, — Вилкин решил, что пора перейти к тому, из — за чего и была затеяна вечеринка. — Вы догадываетесь, что меня наняли расследовать дело об уничтоженной типографской продукции. Я снял отпечатки пальцев с места происшествия и, сравнив с вашими, получил следующие результаты.

Вилкин замолчал, осторожно хлебнул пива, потом в настороженной тишине раскрыл папку и, вынув заключение эксперта, сунул его в руки Петренко. Тот с равнодушным видом прочитал заключение, пожал плечами и передал бумагу Кузьмичеву, который, бегло просмотрев ее, положил на стол перед Вариотовым.

— Вы хотите сказать, что затею с машинным маслом организовал я? — побагровев лицом, зло спросил Вариотов.

— На этом настаивает экспертиза, — хладнокровно парировал Вилкин. — У меня по данному поводу мнение не сложилось, почему беседую в неофициальной обстановке.

— А зачем нас к разговору привлекли? — недоуменно спросил Петренко. — Могли бы тет — а–тет разобраться.

— Общество должно знать своих героев, — высокомерно сообщил Вилкин. — Долг у всех один — помогать Юразову, но, как выяснилось, исполняете его неодинаково.

— Это ошибка, — нервничая, заявил Вариотов. — На фургоне мы все ездили, с прошлой недели могли отпечатки остаться.

— Возможно, — не стал спорить Вилкин. — Но проблема нарисовалась и ее надо решать — желательно вместе. Тем более что алиби на тот момент ни у кого нет: я проверял.

— А вас для чего наняли? — закричал Вариотов и, швырнув заключение эксперта Вилкину, поднялся из — за стола. — Думайте над этим, а не морочьте мне голову! Нашли козла отпущения!

— Скорее: слабое звено, — пробормотал Петренко и неприязненно спросил сыщика:

— Эксперт не мог напутать?

— Нет, — вздохнул Вилкин. — При мне экспертиза проводилась.

— Дела — а! — озадаченно произнес Кузьмичев и тоже встал на ноги. — Не стоит рубить с плеча: правильно сделали, что неофициально информацию довели. Степан Анисимович прав: могли отпечатки с прошлой недели остаться, он тогда на фургоне часто колесил.

— В общем, продолжайте работать, Валерий Александрович, — заключил Петренко и крикнул официанту, чтобы тот принес счет. — Пока все сомнительно. Не берите в голову, Степан Анисимович: Вилкин — парень грамотный, разберется. Пошли по домам: завтра много дел.

— Зачем надо было отвозить бандитов в резиденцию Тютюнова? — спросила Анна Николаевна, покормив сына ужином. — Любому понятно, насколько это опасно. Позвонил бы в милицию, пусть бы забрали.

— И услышали бы от адвоката Тютюнова версию: трое граждан обратились к детективу за помощью, а тот их избил и пытался ограбить, — поднявшись, Вилкин зашагал по комнате. — Психологически мои действия верны: если бы оставил их в машине возле «Аргуса» или переправил на соседнюю улицу, то, подталкиваемые страхом перед Тютюновым, они могли вернуться, причем не с кастетами, а с более мощным оружием и серьезными намерениями, которых первоначально наверняка не было. В криминалистике это называется «эксцесс исполнителя», когда, к примеру, преступник, проникая в магазин с целью кражи, совершает незапланированное им убийство сторожа. А возвращение на исходное место завершало в сознании этап действия, пусть и неудачного. Мне просто не повезло: Тютюнов не вовремя подъехал.

— В заключении эксперта действительно Вариотов указан?

— Нет, конечно, — усмехнулся сыщик. — Как ты говорила, сейчас даже черешню воруют в перчатках. Отпечатки на канистре и дверцах машины оказались старые, смазанные, с пальчиками подозреваемых не совпадающие. Я предоставил ложное заключение, сделанное экспертом по моей просьбе.

— Пробный камень… — понимающе протянула Анна Николаевна. — Как бы не аукнулось: на лжи далеко не уедешь.

— Понимаю! — с досадой воскликнул сыщик. — Но не вижу другого выхода. Альберт Эйнштейн не зря говорил, что проблему нельзя решить на том уровне, на котором она возникла. Из — за отсутствия необходимой мне ситуации я вынужден ее создавать.

— А почему Вариотов? — недоуменно спросила Анна Николаевна. — Ты его подозреваешь?

— Наоборот: он наименее вероятен в качестве предателя, поскольку единственный из доверенных лиц вложил в избирательную компанию Юразова немалые деньги, которые теряет в случае поражения. — Устав от ходьбы,

Вилкин уселся на диван. — Я действую по принципам теории вероятностей, взяв в качестве искомого три случайные величины: Вариотова, Петренко и Кузьмичева. Обвинив Вариотова, я поменял его значение для остальных и поставил их перед необходимостью решения. О том, что мои действия произвольны, знаю только я, а поскольку эти действия случайны, — я мог любого из них обвинить — вычислить их невозможно. Теперь, в новой ситуации, у Петренко и Кузьмичева появляется выбор: отшатнуться от Вариотова, став от него независимым, а для меня легко вычисляемым, или действовать по принципу «падающего подтолкни», убеждая всех в предательстве Вариотова. Если я ошибаюсь и виновен Вариотов, то, не имея возможности доказать противоположное, он постарается, предоставить мне свидетельство измены кого — то из своих коллег.

— Твой план, осуществившись, позволит сделать какие — то выводы? — засомневалась Анна Николаевна. — У меня ощущение, что ты идешь по странному маршруту: лезешь в лабиринт, из которого нет выхода. Если в мире существует множество грабель, на которые не ступала нога человека, не обязательно быть первопроходцем.

— Тень живет при солнце, — пожал плечами Вилкин. — Я надеюсь, что при экстраполяции легко вычислю величины, решившими остаться независимыми, и остановлюсь, уткнувшись в стену случайных воздействий. Там, в сумраке за стеной, и будет скрываться предатель.

— Какая — то антилогика, — хмыкнула Анна Николаевна. — Ладно, поживем — увидим!

— Умрем — узнаем! — улыбнулся Вилкин и, покинув диван, подошел к книжному шкафу. — Где тут томик Цветаевой?

На рассвете Вилкин проснулся от шума дождя. Капли били по оконным стеклам, под порывами ветра то убыстряя, то уменьшая частоту ударов. В соседней комнате беспокойно ворочалась во сне Анна Николаевна. Сыщику почудилось, что он снова стал маленьким и, плотно закутанный в одеяло, лежит, оберегаемый заботой родителей. Вздохнув, Вилкин повернулся на правый бок, уткнулся лицом в подушку и снова заснул.

Утром, когда сыщик пробирался на «Фольксвагене» сквозь поток машин к офису Юразова, дождь усилился, превращаясь в ливень. Туман рассеялся, но огромная темная туча продолжала висеть над Симферополем. Ручьи текли по улицам, мешая спешащим на работу прохожим, у водосточных решеток пенились струи водоворотов, а из — под колес автомобилей вылетали огромные фонтаны. Все звуки слились в непрерывный гул падающей с неба воды.

Зайдя в офис, Вилкин поздоровался, отряхнул одежду от капель дождя и прошел в кабинет Юразова.