— Я бы посоветовал… — начал Дон, но, здраво оценив выражение лица Дэрри, решил заняться покупками сам. Из этой лавки они зашли еще в одну, потом еще…

— А скажи-ка мне, трепетный мой, ты, случаем, не девственник? — Дэрри даже подскочил от такой смены темы: они только что купили килограмма два печенки — какая связь?

— Нет, — покосился он на Дона. — А что, похож? Отец же при тебе меня ругал — про юбки и все такое.

— Ну, а что — юбки, — хмыкнул Дон. — Мало ли, может тебе фасончик к душе припал! Они та-акие быва-ают — не то, что эти шта-аны пра-ати-ивные! О! Что я слышу! Неужели ты хихикать умеешь? Кто бы мог подумать! Ладно. Нет — и слава Жнецу, одной проблемой меньше. Тогда нам здесь делать больше нечего. Ура, вперед! Нас дом зовет… Или не дом… В общем, что-то куда-то зовет… На, сломай, у меня руки заняты.

Портал привел их к тихому боковому входу. Дэрри оценил предусмотрительность Дона: хороши бы они были со всем этим барахлом на Дворцовой парадной лестнице! А нагрузились они знатно. Со всех сторон у обоих свисали пакеты, сумки, сумищи, кулечки и пакетики. Часа два Дон терпеливо учил новоявленное дитя обращаться со специальной вампирской посудой и с ее помощью готовить для себя еду. Всем странным приспособлениям нашлось свое применение. Заодно еще раз перекусили. Дэрри сначала с недоверием косился на подозрительную бурую массу в вампирке, но, попробовав, пришел в восторг. Мясо, прокрученное в мясорубке с луком и зеленью, а затем протолченное сквозь сито и щедро залитое сухим красным вином, оказалось выше всяких похвал.

— Ну что? Не так уж страшно быть вампиром? Я же обещал кучу пряников! — Дон расслабленно валялся в кресле, закинув руки за голову и вытянув тощие ноги. Дэрри мыл ершиком сито, тихо зверея — мясо, конечно вкусное, но попробуй эту дрянь отмой! Зараза! Магией бы, да где ж ее взять?

— Да постучи! Щеткой! Во! — Сито волшебным образом очистилось.

— Слушай, я все равно не понимаю, — повернулся к нему Дэрри. — Ты же не просто по обязанности со мной возишься, ты… очень добр ко мне. А должен бы злиться.

— А смысл? — хмыкнул Дон. — Зачем злиться, если можно просто убить? А если почему-то нельзя убить — что толку злиться? — у Дэрри отвисла челюсть. Такой радикальный подход к решению проблем плохо укладывался в голове. Весь опыт прежней жизни вопил, что это неприемлемо. Но прежняя жизнь кончилась. А в новой, пока еще не совсем понятной, предложенный Доном способ взаиморасчетов с Миром казался вполне правильным. Рациональным. Что-то внутри Дэрона с удовольствием соглашалось — да, так и надо.

— Так… Ты ж…Чего ж не убил? — растерянно промямлил он.

— А я убил, — довольно оскалился Донни. — С чего ты взял, что не убил? Живых не поднимают, парень! И у меня к тебе уже ни-ка-ких претензий! Сплошные положительные эмоции при взгляде на дело рук своих! Я старался!

— Э-э-э… — заморгал Дэрри. — Как-то мне не приходило в голову рассматривать это под таким углом…

— А теперь пришло, — заржал Донни. — И как — не жмет? Угол не мешает? Изнутри не упирается?

— А ты знаешь — нет, — с удивлением признался Дэрри. — Даже странно. И… это нормально?

— А то! Ты теперь физически, даже, я бы сказал, физиологически, не сможешь испугаться, смутиться, всерьез обидеться, приревновать или раскаяться в содеянном. Тебе может не понравиться результат, ты можешь попытаться что-то переделать — но сокрушаться не будешь, потому как нечем. Чтобы сожалеть, органы нужны соответствующие, а у нас только мозги нормально действуют, остальное — так, слегка. Можешь только изобразить, если вспомнишь, как это выглядит в твоем исполнении. Но лучше не пытайся, актеры из нас фиговые.

Дэрри задумался. Он помнил, какой страх испытывал совсем недавно — часа три тому назад. Да не страх — ужас! Он помнил — головой. Самого чувства не осталось. На его месте прослеживалась логическая цепочка: он был неправ, но не виноват, от него мало что зависело — изменить или исправить ничего нельзя — наказание последовало, заинтересованные стороны удовлетворены — сдать в архив. Дон с легкой улыбкой наблюдал за процессом самокопания.

— А вот того гоблина, который действительно во всем виноват, я найду и грохну. По крайней мере, приложу максимум усилий, — потягиваясь, мечтательно сказал он. — И, заметь, без всякой обиды, даже без раздражения. Просто потому, что это будет правильно. Кстати, чувство глубокого удовлетворения от хорошо проделанной работы нам отнюдь не чуждо, и знакомо даже ординарам.

— Приятно слышать… — задумчиво пробормотал Дэрри. — Слушай, а хоть какие-то отрицательные эмоции у нас остаются? Или мы совсем… бесчувственные? Бессердечные?

— От мозгов, — Дон постучал себя по лбу. — Например, восхитительно-отрицательное чувство досады на чужую, а иногда и на свою глупость. И желание немедленно объяснить вызвавшему эту досаду его досадную неправоту. Этакий холодный гнев. К понятию «злиться» отношения не имеет. Модулируется твоими понятиями «правильно-неправильно», а насколько эти твои понятия соответствуют общепринятым… — он развел руками. — Вот гнев Льи ты уже имел возможность испытать на собственной шкуре. Как она тебя не загрызла нафиг… — он пожал плечами.

— Да-а… — Дэрри задумчиво потрогал шею. — Видимо решила, что это неправильно…

— Скорее просто не успела, — утешил его Дон. — Я до дому доберусь — тебе книжек подгоню. Кодекс, философия, психология. Особенно кодекс. Пока себе в башку не запихнешь — из Дворца не высовывайся! Влипнешь так, что ни один папа не отмажет! У ле Скайн разговор короткий, сотрут — и все.

— Сотрут? — утрата личности показалась Дэрри гораздо хуже утраты жизни. Собственно, так оно и было.

— А что с нами еще сделать можно? Убить? Мы и так не живы. Кончай, дружок, вот прочитаешь то, что пришлю, и не будешь задаваться такими вопросами. Все станет просто и понятно. А сейчас давай-ка я тебе дам урок трансформации — и пойду уже. Завтра Руки поднимут, значит, мои дни Осознания — псу под хвост. А мне еще в библиотеке для тебя копаться, да и так… подсуетиться надо. Повесь-ка зеркало.

Пластина полированной меди была тяжеленной и громоздкой, зато Дэрри видел в ней свое отражение. Удивительно, но после поднятия он стал гораздо больше похож на младшего брата. Почему? Должно бы быть наоборот — он теперь черноволосый, как все не-мертвые. Или дело в фигуре? Плечи после поднятия раздались, какой-то он стал… не эльф. Странно.

— Ты бы уж разделся сначала, а потом любовался! — Дон налил себе вина в свежекупленную вампирку и опять развалился в кресле. — Раздевайся-раздевайся, не зыркай глазом возмущенно. Хотя бы до пояса. А теперь представь, что ты женщина. Попытайся очень четко почувствовать свое тело, а потом постарайся изменить это ощущение. Вот это, — Дон похлопал себя по плечам и бицепсам, — должно уйти вот сюда, — он изобразил на груди внушительный бюст.

Дэрри уставился на свое отражение. Минут десять он сопел, поводил плечами, ежился, выпячивал грудь — ничего не получалось. Дон сначала развлекался, потом заскучал.

— Не сосредоточивайся на процессе, — наконец посоветовал он. — Просто почувствуй — мысленно — что у тебя есть грудь. Какую ты сам хотел бы видеть у своей женщины? Вот и представь!

Дэрри послушался, перестал дергаться, сосредоточился. Тело вдруг подалось, поплыло. Интересно! Он повернулся правым боком, левым, внимательно рассматривая «плоды» своего опыта. Сбоку донесся какой-то подозрительный звук, Дэрри повернулся. Кресло тряслось, как припадочное, трясся Донни, лежащий в кресле, тряслась, расплескивая вино, вампирка в далеко отставленной руке, ноги скребли по полу. Отравился? Подавился? Дэрри шагнул к нему — помочь, но Дону удалось наконец вдохнуть, и покои огласились громовым хохотом. Принц не понял. Растерянно обернулся к зеркалу — да нет, все так, как он и хотел…

— Трепетный мой, — наконец всхлипнул Донни. — Хх-ии… Ты ж сказал, что знаешь женщин… — он сел, взглянул — и его опять скрутило, жестоко, с повизгиванием.

— А что не так? — удивился Дэрри. На груди у него боевито торчали две здоровенные мускулистые сиси с небольшую дыньку каждая. — Вот, — он поиграл мышцами. Сиси агрессивно зашевелились вразнобой, хищно поводя сосками.