Система ЦНТТМ заложила фундамент обогащения будущих бизнесменов — руководителей государственных предприятий и руководителей самих ЦНТТМ, которые стали первичной ячейкой будущего «класса уполномоченных» — небольшой группы, вышедшей из недр номенклатуры и на самых ранних стадиях развития рынка монополизировавшей такие прибыльные сферы предпринимательства, как шоу-бизнес, международная торговля и туризм, строительство, финансовые операции. Это был успешный эксперимент по внедрению в жизнь «управляемого рынка», создающего капитализм для элиты и консервирующего социализм для народа.

После этого началась приватизация государства государством. Высокопоставленные чиновники приватизировали ту часть государственной собственности, которая находилась в их управлении. Эта скрытая приватизация началась в 1989 году и в основном завершилась к моменту объявления массовой приватизации за ваучеры в 1992 году. Она имела целью приватизировать экономическую инфраструктуру — управление промышленностью, банковскую систему и систему распределения. Тогда (1988 — 1992) на месте министерств были созданы концерны, на месте госбанков — коммерческие банки, на месте Госснабов и торгов —- биржи, СП и крупные торговые дома.

В России сложилась экономика, отличающаяся следующими чертами: она базируется на крупных финансово-промышленных группах с превалированием финансового капитала над промышленным; ее основу составляет «класс уполномоченных», или крупных собственников, которым государство поручило развитие рынка; она функционирует при отсутствии равных для всех возможностей «делать деньги». Бизнес-элита зависима от государства, так как во многом существует благодаря льготам и привилегиям. «Уполномоченный бизнес» был защищен государством, и его риски были не так велики, как риски стихийного сектора. Такую систему хозяйствования принято называть государственным капитализмом.

Со временем и ростом масштаба деятельности интересы крупного бизнеса стали распространяться не только на привилегии для своей фирмы, но и на законодательное регулирование экономики в целом. Крупные корпорации частного капитала финансировали отдельных чиновников, создавая беспрецедентный масштаб коррупции. Финансируя политические проекты, они требовали взамен новых услуг: в конце 90-х годов государство зависело от капитала на выборах, было не свободно в проведении не только экономической политики, но и кадровых перемещений. В стране произошло слияние власти и капитала.

Полностью статью читайте в журнале «Мир России», 2002, №4

Дмитрий Фурман

В России элита всегда была и помимо номенклатуры. Писатели, актеры даже в сталинские времена поднимались не номенклатурно-бюрократическими путями. Хотя и принято говорить, что в те времена великими писателями и актерами «назначали», но поднимались-то они благодаря собственному таланту, а потом из них действительно выбирали наиболее угодных режиму и включали в состав номенклатуры. Была и торгово-криминальная элита, близкая власти: с большими деньгами и в те времена можно было войти во власть с заднего входа.

После падения советской власти вся структура элиты и механизмы ее образования изменились. И хотя значительная часть элиты собственников — представители старой партийно-хозяйственной номенклатуры, это сегодня во многом вопрос чисто исторический. Став собственником, бывший партийный деятель все-таки попадает в новую среду, где правила отношений, способы выживания, условия успеха иные, чем были в коридорах партийной власти. Да и не все нынешние собственники пришли из номенклатуры, кое-кто разбогател благодаря собственной ловкости, удаче, выдумке.

Наконец, еще один канал пополнения элиты — демократический. Хотя он в последнее время сокращается, все-таки приход в элиту через выборы остается возможен. Только демократическим путем мог попасть наверх, например, Жириновский.

Ну и, разумеется, остается собственно номенклатурная элита — люди, занимающие видные посты в вертикали исполнительной власти. Эта группа большая, мощная, переплетенная старыми связями. И все-таки влияние ее только кажется беспредельным, оно ограничено. Не у этой элиты все деньги, а деньги стали большой силой. Нету нее и всей полноты власти: через выборы до сих пор наверх могут прийти неугодные высшей номенклатуре люди.

Кто же сегодня входит в российскую элиту? Давайте определим это чисто формально: пять или десять процентов самых богатых, самых известных, имеющих высокий формальный статус (академик, генерал и так далее) и имеющих реальную власть, реальное влияние на принятие решений. Чаше всего отобранные по разным критериям «верхние» пять — десять процентов совпадают.

В современном обществе очень важно наличие многих элит, которые взаимодействуют между собой, вступают в весьма сложные отношения, то поддерживают друг друга, то противостоят.

Если бы остался всего один канал вертикальной мобильности, по которому только и могла формироваться элита, это было бы ужасно. Доведенный до логического конца любой принцип продвижения, становясь одним-единственным механизмом мобильности, может привести к чудовищным последствиям. Представьте себе, что, кроме демократического, другого пути наверх нет. Только через выборы можно стать одним из элиты. Наверху, я вас уверяю, оказалось бы чрезвычайно много дураков и негодяев. Что хочет бабка, копающаяся в огороде, от властителей страны? Она хочет, чтобы Россия была великой, до зубов вооруженной на страх соседям, и одновременно она хочет, чтобы на рынке все было и по доступным ценам. Как все это взаимосвязано, что для этого нужно и какую цену за выполнение подобных желаний необходимо заплатить всем, в том числе и ей самой, она не знает и об этом не думает. Она вообще обо всем этом думает только время от времени, на досуге. Так за кого она проголосует? Естественно, за того, кто ей все это обещает, то есть или за дурака — он же ломает голову над подобными материями не на досуге, а все время, и если ничего иного не надумал, значит, точно дурак, — или за мошенника. Когда французы голосовали за Ле Пэна, они вряд ли задумывались над тем, хотят ли они сами выполнять ту работу, которую они уже переложили на плечи иммигрантов, и что им делать с падением рождаемости до грани режима простого воспроизводства, кто через лет десять — двадцать будет кормить их стариков.

Эта система обязательно должна быть уравновешена другими. Например, выборы по партийным спискам — это уже не чисто демократический принцип: у партий есть своя бюрократия, которая подбирает кандидатов на выдвижение в элиту по определенным рациональным основаниям. Но чисто бюрократический принцип продвижения нам хорошо знаком: начальник, как правило, не любит рядом с собой того, кто его умнее, идет подбор на понижение, только из «своих», прежде всего на основании преданности.

Короче говоря, в элиту люди должны попадать разными путями, по разным лестницам.

Элит сейчас больше, чем было, и каналов, по которым они формируются, тоже больше. Высшая власть у нас чисто бюрократическая; будущее страны во многом зависит от того, сможет ли она «прикрыть» другие пути наверх, кроме бюрократического. Она явно пытается эго сделать: и расправиться с ставшими слишком самостоятельными олигархами, и «удавить» более или менее независимую прессу, телеканал, радиостанции, и подчинить собственному контролю выборы, и создать бюрократический вариант коммунистической партии — «Единую Россию». Опирается при этом власть прежде всего на российскую культуру, на систему норм, ценностей, представлений, привычек миллионов людей, систему, которая складывалась столетиями и на протяжении этих столетий постоянно воспроизводилась.

А противодействует власти в этом совершенно иной, чем прежде, мировой климат. И совсем другое восприятие не нами выдвинутых и выстраданных ценностей. Сам Путин, по- моему, искренне стремится к рынку. Столь же искренне, похоже, он стремится и к другим вещам противоположного свойства, но, я думаю, он не видит туг противоречия.