— И река тоже частная, и воздух?! — взвилась Ирка.

— Кому сказано, журналюгам здесь делать нечего! Не суйте свой длинный нос!

— Дикость какая-то, средневековье! Даже в Венеции туристы снимают где хотят, а тут…

— Ну и поезжайте туда, а здесь частные владения, хозяин не потерпит!

— Что с ними цацкаться, опять фоток в газету наделают да напишут черт-те чего! Валите отсюда, пока лапти целы! — И второй мужик — крепыш бритоголовый — сунул руку за пазуху.

— Этот чурбан шутить не умеет, надо заворачивать оглобли.

Но Ирку непросто унять. Ей надо хотя бы пар выпустить.

— Ты что дуришь, князька удельного строишь! Вы всего лишь псы наемные! А мы журналисты, и законы знаем! И снимать будем сколько захотим! Вот сейчас и вас обоих!.. Потом народ полюбуется на диких, одноклеточных…

Ирка не успела договорить: грянул выстрел, и видеокамера вылетела из ее руки.

— Охрана, что вы делаете?! Прекратите! Я про вас все расскажу! — Откуда-то с высоты, словно эхо, взвился и пропал почти детский голосок. И все исчезло и моментально стихло.

— Я это так не оставлю! Хоть всего царапину получила от осколков, но так нагло в душу мне еще никто не плевал! — взревела Ирка. По реке разносились ее проклятия вперемешку с матюгами.

Меня трясло так, что весла в руках ходили ходуном. А в голове вибрировала одна мысль: что мы такое недозволенное увидели и сняли?

— Галь, ты встречу с Олей не отменяй-, сейчас это особенно нужно. Я сама на лодке доберусь. И царапину на руке обработаю йодом. А вот камеру жалко. Меткий, гад, стрелок!

Поравнявшись со знакомым местом, сняв пляжный халатик, я бросилась в воду и поплыла к берегу, а Ирка — к дому, на веслах.

Признаться, плыла тяжело, даже задыхалась — сказывался нервный напряг. Вышла, села на том же бревнышке. Меня продолжало трясти, было почему-то холодно.

Я сидела и ждала, но Оля не появилась. Вдали, где пастораль, уже загремели колокольчики — коров начали загонять домой. Доносились голоса: «Ну-ну, давай, милая, пошевеливайся!»

После нескольких чашек горячего чая с какими-то травами, приготовленного Агашей, озноб прекратился. Облачившись в брючки и пуловер (и это при двадцати семи градусах тепла!), я окончательно согрелась, но какой-то мерзкий внутренний холод, ощущение подавленности и тревоги не покидали меня. Не хотелось обсуждать случившееся, вообще ничего не хотелось.

Агаша, перегруженная свалившимися на нее эмоциями, казалась совсем постаревшей и уставшей. Ирка, заряженная агрессией борца за права человека и его достоинство, выпустив пар, сидела опустошенная и увядшая, как трава на лужайке в ожидании дождя. Было ощущение, что обе чего-то ждали: Ирка — восстановления справедливости от Всевышнего или мщения за оскорбления, старушка, погруженная в себя и не привыкшая надеяться на чудо, скорее всего, мучилась в поисках нужного решения.

— Что, так и будем сидеть, ждать у моря погоды? — наконец подала голос Ирка и пристально посмотрела на Агашу.

— Ты все еще настаиваешь на том, чтобы раздуть инцидент с помощью общественности и прочих сотрясений воздусей? — вопросом на вопрос жестко ответила наша обычно мягкая, умеющая сгладить острые углы Агаша.

— Но выдержка и терпение по принципу: ничего не проси, сами придут и все дадут — в наше время не срабатывают. Теперь все моральные принципы или почили в бозе, или перевернулись с ног на уши.

— Я понимаю и оцениваю себя как архаизм, правда, еще ходячий. От многого отстала, но твердо знаю, что жизненный опыт и понимание человеческой натуры все еще чего-то да стоят. Ведь человек сам по себе мало меняется, а вот его методы, в зависимости от обстоятельств, становятся порой варварскими и чудовищными.

Мы с Иркой, я почти уверена, подумали одно и то же: наша мудрая старушка что-то слишком ударилась в философию. Мыслит совсем уж несовременно. Но ни я, ни моя подруга не успели озвучить свои контраргументы — услышали звук подъезжающей машины, а затем и сигнал.

— Вот и явились гости. Идите, девочки, открывайте ворота.

— Да вы что, да мы этим козлам!.. — Ирка лихорадочно закрутила головой в поисках чего-то тяжелого. А я от возбуждения вспыхнула, как маков цвет.

— Нет-нет, девочки, вы неправильно поняли. Там, скорее всего, явились парламентеры. И, думаю, в очень приличном виде.

— Может, им еще и стол накрыть? — взбрыкнула Ирка, но уже ниже тоном.

— Нет, за стол переговоров, думаю, пока не придется садиться, но выслушать их надо спокойно.

Сигнал повторился, и мы с подружкой бросились наперегонки за угол дома. Я отстала и увидела в приоткрытых Иркой воротах двух мужчин. Хм, как близнецы-братья: по росту, аккуратно уложенным нагеленным прическам, одинаковым дорогим костюмам. Но говорил один — тот, что постарше, лет этак под шестьдесят.

— Мы, собственно, пришли принести вам извинения за неприятный инцидент. Виновный будет наказан. И примите, пожалуйста, приглашение господина Хванского. Завтра, после полудня, он будет вас ждать.

Второй, протягивая коробку, едва слышно произнес:

— Это видеокамера вместо разбитой. Так сказать, возмещение материального ущерба.

— Это не нужно, а за приглашение спасибо.

— Нет-нет, Галина, возьмем! Ведь нашу совсем новенькую камеру, да еще с прекрасными кадрами, угробил их ворошиловский стрелок. Он у них и по живым мишеням стреляет! — не сдержалась Ирка.

В ответ не последовало ни звука. Лишь подходя к машине, тот, что постарше, сказал:

— Извините еще раз. Если можете, примите приглашение. Там все написано, вас встретят.

Я даже не успела поблагодарить, как машина уже сорвалась с места. Ирка тут же закрыла ворота и побежала с коробкой к веранде:

— Смотрите, камера высокого класса!

— Есть еще и приглашение. Как с ним-то быть?

— Вот и войдете в открытую дверь. Заметьте, без усилий и унижений. Только не надейтесь с ходу что-нибудь там раскопать.

— Ну нет, Агаша, мы все же при малейшей возможности попытаемся сунуть свой нос… Ведь не только виски трескать пойдем да любезностями обмениваться.

— А я думаю не ходить вовсе.

— Нет, Галюша, надо бы сходить. С врагом, если мы его таковым считаем, нужно быть в корректных отношениях и знать его хотя бы в лицо. Об остальном еще успеем поговорить.

— Хорошо, но как с камерой быть? Андрей поймет, что это другая.

— А я завтра с утра отнесу ее инвалиду Федоркину. Он все ремонтирует — от кастрюль до телевизоров. Лучший мастер в округе.

— Хитро придумано: будто бы в ремонт! А в подробности, конечно же, Андрей с Людмилой вдаваться не будут, — подмигнула мне Ирка, словно это ее заслуга.

— К тому же, девочки, у Андрея завтра будет одна тема — приготовьтесь слушать об улове, рыбке большой и маленькой. А в назначенный Хванским час вы скажете, что едете в поселок за покупками. А теперь давайте укладываться.

Проснулась я рано — с больной головой, как с похмелья. Первое и единственное желание — поплавать, освежиться. Ирку в такую рань даже залп «Авроры» не поднимет, и Людмила тоже безмятежно спит.

Лодки на месте не было — это понятно, Андрей уже на рыбалке. Агаша наверняка совершает вояж по Разбиваевке. Кот Фома последовал за своей хозяйкой, а Ральфик куда делся?

На веранде, на столе я увидела записку. В ней размашистым Андреевым почерком сообщалось, чтобы «мамочка» не беспокоилась за малыша. Он взят на рыбалку, и не в качестве никчемного приложения, а для адаптации в экстремальных условиях и воспитания настоящей собаки овчарки.

Я от возмущения так дернулась, что смахнула со стола стакан с молоком, заботливо приготовленный Агашей. Ну. племянничек, додумался!.. Как он посмел, дрессировщик хренов!

Поворчав, я отправилась на речку. Вода взбодрила и немного успокоила. Я даже не заметила, как оказалась на противоположном берегу. Уселась на том же бревнышке.

Вдруг отчетливо услышала шаги. Обернулась на звук треснувшей под ногами ветки и увидела спускающуюся по тропинке стройную женщину в облегающем элегантном бежевом костюме, с пышными огненными волосами.