Быть может, в группах на самом деле присутствуют сексуальные фантазии. Однако эту концепцию скорее следует понимать просто: двое людей собрались вместе, чтобы выработать новую идею или план, «который решит все наши проблемы». И вновь эти ожидания оказываются нереалистичными и сказочными. Ни один новый ребенок (или идея), рожденный в подобных условиях, не может вполне соответствовать возложенным на него грандиозным ожиданиям. Дитя или идея, стоит им родиться, наверняка обманут эти ожидания.

И вновь спросим себя, так ли уж мало групп, которые под воздействием угрозы или внешнего давления создавали «комитеты» и «подкомитеты», строившие стратегические планы, которые расценивались группой как панацея от всех ее проблем, внешних и внутренних? В процессе работы «комитета» и в течение некоторого времени после возникновения новой идеи тревога снижалась, но очень скоро идея терпела неудачу и все возвращалось «на круги своя».

Группа «борись или беги» (fight/flight group) справляется со своими тревогами или трудностями, проецируя их наружу на другую группу, которая после этого начинает казаться причиной всех групповых проблем. Группа может забыть свои собственные внутренние проблемы и задачи и тратить энергию, нападая на «причину всех своих бед и главный источник угрозы». Это параноидная группа, которая потеряла чувство реальности в своих отношениях с внешним миром.

Сколько нечистых на руку людей обращались к этому способу, чтобы избежать справедливых волнений, вызванных их очередными махинациями? Сколько стран подвергалось агрессии и было втянуто в войны, чтобы какое–то одно государство могло не думать о своих собственных внутренних проблемах и беспорядках?

Все три типа базовых установок позволяют групповой психике действовать, неким «волшебным», примитивным образом защищаясь против внутренней тревоги. Контакт с реальностью потерян. Настоящая задача группы забыта.

Я полагаю, что психодраматическая группа должна поддерживать свою способность воспринимать реальность, оставаясь тем, что Бион называл «рабочей группой». Ее задачей является работа с нуждами протагониста. Впрочем, время от времени психодраматическая группа способна сползать с уровня «рабочей» группы на уровень «группы базового допущения». Я абсолютно убежден, что не раз участвовал в психодраматической группе, которая бодро двигалась в направлении к хаосу.

Когда происходит этот сдвиг, директор должен (по определению) быть захвачен этим процессом. Он также теряет контакт с первоначальной задачей. Помочь в этой ситуации может лишь резистентность к угрозе потерять свою индивидуальность одного или нескольких членов группы, которые и будут поддерживать связь с внешней реальностью. Они будут хранить задачу группы, помнить, для чего она встречается. Такие индивидуумы могут помочь группе вернуться в «рабочее состояние», что позволит ей вновь приступить к своей задаче и продолжить свое развитие.

Если «выздоровление» не происходит, группа обречена и с неизбежностью подвергнется дезинтеграции, подобно тому, как у пограничной личности после стресса может возникнуть ярко выраженный психоз.

Важно отметить, что некоторые психодраматисты уделяют гораздо больше внимания межличностной динамике группы, чем сделал я, когда привел в этой книге свой отчет о сессии. И это действительно так для тех школ психодрамы, которые уже интегрировали техники Морено с теориями психоанализа.

Морено также признавал существование бессознательных, охватывающих всю группу процессов, которые он называл ко–бессознательными (Moreno в Fox, 1987:63; Monica Zuretti, из личного общения), которые присутствуют даже тогда, когда психодраматические сессии явным образом центрированы на протагонисте.

По моему опыту, когда психодраматист сосредоточивается на групповой динамике (а не на центрированной на протагонисте задаче), велика вероятность того, что члены группы, находясь в ней, могут вести себя совершенно иным образом, чем они, как индивидуальности, обычно ведут себя за пределами терапевтической сессии. Это изменение может затруднить проведение классической психодрамы.

Морено говорил о психодраме как о встрече между равными, хотя меня порой охватывает любопытство, какое равенство с другими чувствовал он. Встретиться с равным себе и поделиться друг с другом эмоциями, болью, своей историей, радостью и смехом — это опыт, быть может, самый целебный. Природа психодрамы, центрированной на протагонисте, позволяет такому опыту состояться. Мощные внутренние объектные отношения не игнорируются, как не изгоняется за рамки психодрамы и влияние повседневной жизни. Однако исследование и терапевтическая работа с помощью «магического» процесса, происходящего на психодраматической сцене, берутся превратить друзей, коллег и других членов группы в значимых «других» из внешнего по отношению к группе мира, из истории и из внутреннего мира каждого человека.

Финальной сценой психодраматической сессии является шеринг, когда все мы возвращаемся в самих себя: «отец» вновь становится Виктором, Джойс теряет свой волшебный психодраматический покров «матери», Тельма «возвращается» в реальную Тельму. Члены группы разговаривают о своих чувствах и мыслях, возникших у них на протяжении сессии, — как из своих ролей (вспомогательных «я»), так и вне их.

Этот процесс облегчает «выход из роли», в котором участники психодрамы сбрасывают бремя (или удовольствие) роли вспомогательного «я», которую они играли всю эту сессию. Некоторые руководители группы предпочитают более ритуализированные процессы: «Я не отец Джорджа. Я Виктор, и мне хорошо быть самим собой в этой группе».

Я же нахожу, что именно шеринг предусматривает более полный и выразительный выход из роли, позволяющий вспомогательным «я» сначала поделиться своими впечатлениями «из роли», а затем, выйдя из нее, сделать то же самое «со своего места». Что же касается терапевтического эффекта, то он может быть весьма значительным, когда члены группы играют роль вспомогательных «я», и даже наблюдают психодраму (и конечно, когда они становятся протагонистами).

После сессии только Джордж остается в драме самим собой. Однако его внутренний мир был исследован, выдвинут на психодраматическую сцену вне его личного психического мира. После окончания сессии испытанные переживания вновь были приняты Джорджем вовнутрь, как воспоминания и понимание своих трудностей, и, вероятно, как значительные перемены в его внутренних объектных отношениях.

Будем надеяться, что в свое время эта сессия поможет ему изменить взаимоотношения с окружающим миром — с Фредом и со своей женой. Но в конце сессии он был, говоря словами Морено, «как пациент в реабилитационной палате после тяжелой операции» (Зерка Морено, из личного общения). Ослабленный, уставший, но получивший облегчение, потому что «операция» прошла успешно.

И Пол, и Джордж знали, что эта вечерняя сессия, с ее катартическим выражением гнева, сама по себе не являлась окончанием работы. Джорджу еще предстояла тяжелая работа с самим собой и в офисе, и дома, направленная на развитие более зрелой части ролевого репертуара.

Тем не менее, сейчас ему было приятно получить поддержку от группы, что та и делала, вместе с ним спускаясь по сырой, пронизываемой ветром улице Лондона к пивной «Герцог Кембриджский», где каждого ждала столь желанная в этот миг пинта доброго пива.

КОДА[16]

Как психодрама меняет людей

Тремя сессиями позже Джордж пришел в театр и сказал группе, что два дня назад у него произошла ссора с Фредом на работе. К его величайшему удивлению, после этого он не только стал чувствовать себя лучше, но и его отношения с боссом пошли на поправку.