Поскольку во внутреннем мире человека происходит интеграция «я» — объектов или представлений и внутренних представлений о «других», ярость, включенная в объектное отношение, связанная, к примеру, с «матерью, которая не кормит меня», может испытывать давление противоположного отношения — «мать, которая обнимает меня». Интрапсихическая атака хорошего «другой» — объекта вызывает чувство вины и несет опасность для положительного или хорошего «я’’-образа.

Я уже показывал, как ранняя защита от такой опасности опять разделяет объектные отношения, пытающиеся объединиться в про–цессе интеграции. Происходит расщепление. После этого у младенца могут появиться два изолированных состояния самоосознания: проще говоря, или оно связано с положительными аффектами и соответствующим «я» — образом, или с негативными аффектами и «я» — образом того же знака.

Используя расщепление, ребенок защищает покой своей психики, проецируя наружу, в пространство или на другого (мать) аспекты своего «я», которые не могут быть интегрированы. Когда взрослый использует эти механизмы, снижающие контакт личности с реальностью, тревогу, от которой он защищается, можно охарактеризовать как психотическую, связанную со страхом дезинтеграции, потери границ и страхом структурной несостоятельности своего «я».

Психоаналитик В. Р. Бион, описывая психические механизмы взрослых психотиков (которые самым разным образом напоминают детей), писал:

В мире психотика эти спроецированные части «я» существуют вовне (и, по мнению Биона, множатся там), так что личность чувствует себя окруженной атакующими и преследующими ее «странными объектами». Такие люди, несомненно, безумны и полностью лишены контакта с реальностью. Они не находят восприимчивого «контейнера», чтобы удерживать и модифицировать в нем свои страхи.

Что же касается детей, то они в большинстве своем более удачливы. Их проекции, вытолкнутые наружу тревогой, обращены на самых близких для них взрослых, обычно на матерей, которые принимают, вмещают и удерживают эти экстернализации их внутреннего мира. Но я еще вернусь к этому вопросу.

В какой–то момент развитие интегративных сил складывается так, что ребенок начинает использовать защитные механизмы, связанные с вытеснением (процесс, который вытесняет интегрированные объектные отношения). С этого начинается, говоря словами Кляйн, «депрессивная установка». Поначалу напряжения все еще создаются отношениями между двумя людьми (диадическими отношениями), например, между матерью и сыном. Когда тревога переживается взрослым, использующим эти механизмы для управления своим внутренним психическим конфликтом, ее можно охарактеризовать как невротическую.

Джордж справился с гневом по отношению к матери путем потери (через вытеснение) своего «я» — образа «я ненавижу мать» и связанного с ним «другой» — образа. Как мог он когда–либо испытывать ненависть или гнев по отношению к этой исполненной материнской любви женщине? Как мог он теперь, будучи взрослым, злиться на женщин — носителей материнских качеств? Он был нужен женщинам как сын, социальный работник, муж.

Как обнаружила его жена, вытесненное объектное отношение «я ненавижу женщин» было не разрушено, а лишь глубоко похоронено. Временами этот образ выходил на поверхность, вызывая невротическую тревогу, частично из–за угрозы, присутствующей в разуме Джорджа, а также вследствие того, что он чувствовал себя виноватым, сердясь на свою жену.

Объектные отношения маленького мальчика, который действительно любил своего папу и очень нуждался в нем и одновременно ненавидел его за уход из семьи, были также вытеснены, пока не появились вновь в его отношениях с фигурой «отец/босс». Джордж перестал осознавать потребность в отце, соглашаясь с матерью, что этот мужчина (отец) не заслуживает внимания. Его начальник, Фред, в своих отношениях с требовательным и трудным молодым сотрудником сталкивался с проявлением экстернализации внутреннего мира Джорджа.

Однако еще в детском возрасте в Джордже развились беспокойство, напряжение и интенсивная тревога по поводу его отношений с родителями, которых он воспринимал как пару. Психоаналитики называют подобные трудности эдиповым комплексом — по имени царя Эдипа, который убил своего отца и затем женился на собственной матери. Болезненные переживания, связанные с триадическим конфликтом, без сомнения, случались в детстве и еще раз проявились в ходе психодрамы.

У Джорджа–ребенка некоторая часть переживаемой им тревоги была связана с внешней угрозой: его родители в любой момент могли начать ссориться и угрожать друг другу разводом, в результате чего он мог потерять, быть может, навсегда тот или другой главный объект любви и заботы. Это чувство тревоги было связано с реальным восприятием опасности.

Позже, интернализовав своих родителей как внутренние объекты, он переживал тревогу, связанную с конфликтами между своими внутренними родителями, причем этими конфликтами было затронуто его собственное «я» — представление. Та сторона родителей, которая представляла авторитет и внешний контроль, стала в его внутреннем мире частью его Супер—Эго. Кластер объектных отношений, затрагивающий эту интрапсихическую структуру, мог войти в конфликт с теми аспектами Джорджа, которые желали капризничать (например, отдохнуть от работы) или злиться (кричать на Фреда): это был уже внутренний конфликт, ведущий к появлению невротической тревоги.

Скорее всего, одним из ранних переживаний реальной угрозы (в восприятии младенца) является уход матери (даже если она отлучилась на минуту за новой бутылочкой молочка). Тревога, вызванная отделением от матери, оставляет ребенка в эмоциональном состоянии страха, который обычно проходит, как только мать возвращается, чтобы накормить и приласкать его.

Джон Боулби, посвятивший этому свою книгу «Привязанность и потери», (Bowlby, 1969, 1973, 1980), считал, что младенец нуждается в привязанности к другим людям по эмоциональным и физическим причинам: другой (мать) дает ему поддержку и защиту. Чувство тревоги, возникающее вследствие разлучения, является значимым для ребенка показателем того, что ситуация стала неблагоприятной. По Боулби, корни человеческой тревоги лежат в его биологическом прошлом.

Реакции маленьких детей на тревогу и, вероятно, страх полной дезинтеграции (в конце концов, в таком возрасте младенец обладает ограниченным и хрупким чувством собственного «я») сопровождается плачем и криками. Все это должно привести к единственному желаемому эффекту: мать со всех ног бросается к младенцу — малыш послал успешное сообщение!

Поначалу мать может чувствовать себя ужасно (постоянно испытывая страх за ребенка). Этот процесс включает в себя проективную идентификацию, в которой малыш помещает беспокоящие его аспекты своего «я» в другого человека, свою мать (Sandler, 1987:39). Мать также переживает, пока не обнаруживает, что на самом деле у малыша все в порядке. «Достаточно хорошая» мать должна обладать способностью не терять чувство реальности и здраво воспринимать ситуацию.

Итак, малыш вновь находится в безопасности. Его тревога сдерживается материнской психикой, его тело покоится в ее заботливых руках. Его развивающееся (но пока еще очень ранимое) чувство «я» опять осталось целым. Мать разговаривает со своим малышом, успокаивает его и убеждает: «Тебе нечего бояться, крошка, я вернулась». Тревога ребенка, спроецированная на мать через механизм его криков и плача, а затем измененная и переработанная ее психикой, вновь возвратилась (или была спроецирована) малышу: но так происходит, если сама мать будет достаточно спокойна: охваченная собственными глубокими эмоциональными переживаниями, она бы не смогла контейнировать в себе беспокойство ребенка. «Достаточно хорошая» мать знает, что малыш всего лишь испуган и хочет есть, и ничего серьезного не произошло, она открыта и доступна для того, чтобы ее ребенок спроецировал на нее свои нужды (Grinberg et al., 1975 и 1985:39).