А есть ещё такая, с позволения сказать, «прелесть», как блуждающее Черноземелье. Два самых известных феномена такого типа — печально знаменитый Костяной Дворец и не менее знаменитая Пасть Ада. Первый считают ни много, ни мало — резиденцией Смерти, а последнюю — вратами во дворец архидемона. Обычно эта дрянь, то бишь Дворец и Пасть, всплывает откуда-то из недр нереальности на считанные часы и снова надолго исчезает там, откуда явилась… но даже считанных часов такого соседства хватает, чтобы опустошить средних размеров баронство. Полвека назад Пасть Ада раскрылась на землях королевства Симцег на месяц или около того (сколько точно, никто не знает) — так теперь на новых картах королевства Симцег уже не рисуют. Вместо этого рисуют одноимённое пятно Тёмных Земель, окружённое широким, в три-четыре дневных перехода, кольцом Сумеречной Земли.

В общем, любой Охотник рассуждать на данную тему может долго и со вкусом. Мирг тут не исключение. А поскольку классифицировать то, что можно встретить в местах ослабления Грани, ещё сложнее, чем разновидности отрешённых земель, причём по поводу этих находок бродит куча слухов, правдивость которых даже опытный Охотник подтвердить может не всегда…

Ну, вы понимаете.

Возникает вопрос: если Сумеречья просто опасны, Тёмные Земли опасны чрезвычайно, а Черноземелья — смертельно, то какого лешего там делают Охотники? Ответ прост. Как я уже говорил, члены гильдии — это немного сталкеры, немного егеря, немного ведьмаки, да и помародёрничать порой горазды (последнее касается больше «рукотворных» отрешённых земель, но не только их). В общем-то, гордо назваться Охотником, а затем полезть в горячее место может и не гильдеец — да только крайне мало таких, ибо идиоты имеют мало шансов на выживание. Ведь гильдия — организация серьёзная. В ней каждый новичок сперва проходит длительную подготовку, зубрит теорию и пытается одолеть практику, потом долго делает ходки в относительно спокойные места в сопровождении опытных наставников — и лишь после всего этого получает возможность рисковать головой в самостоятельных вылазках. Несмотря на такую систему, Охотники всё равно часто гибнут, а гильдия испытывает жестокий кадровый голод.

Это, кстати, меня особенно заинтересовало. Поэтому я задал Миргу простой вопрос, после которого он сперва вылупился на меня в офигении, а потом…

— Ну ты точно странный. Но… хитрый вдобавок. Скажи, зачем это тебе?

— О, причин много.

— Раз много, назови хотя бы штуки три.

Брякнул сдуру, и тут же грудь сдавило. «Кем командовать вздумал, балда?! Али вовсе разума лишился?» Но Иан-па — это было видно — словно не заметил ничего там, где почти любой благородный взвился бы от оскорбления под самый потолок. И магией не шарахнул.

— Легко. Первым делом, я должен как-то зарабатывать на свой хлеб, желательно с ветчиной и вином. Так почему бы не Охотой?

— Ха! Ты же маг, да ещё сильный — значит, всё едино без работы и заработка не останешься.

— Да. Но ходить под Гранью интереснее, чем сводить синяки, охранять купцов или следить за искренностью сторон при деловых переговорах.

— А ещё это опасно.

— Не опаснее того же участия в переговорах. Свернуть шею можно где и когда угодно, вся штука в том, чтобы не просто так, а ради чего-то стоящего. Как по мне, Охотники приносят немалую пользу другим разумным; это для меня много значит. Вот тебе и три причины.

— Другие есть?

— Конечно. Как ты сам говорил, в гильдии новичков многому учат — а какой маг откажется от возможности научиться чему-то новому, став опытнее и сильнее? Опять же, вполне возможные находки. Среди них может попасться такое, что не купишь ни за какие деньги…

Эка излагает! Ухобой аж восхитился. «И ведь так ни слова и не сказал, хитрец, про главное. Гильдия может предоставить ему защиту, прикрыв в весьма вероятном споре со щитовиками… но об этом — молчок. Хитрец! И умник».

— …а ещё, если гильдия меня примет, — сказал Иан-па с особой усмешкой — и намекающей, и грустной, — резко поубавится вокруг меня идиотов, желающих устроить строгий допрос на предмет, кто я такой, откуда взялся, что замышляю… и к чему бы меня пристроить. Нет уж! Я лучше пристроюсь сам, туда, куда захочу — и на своих условиях.

Мирг сглотнул. Как-то он подзабыл, что чужак (конечно, если ему верить) может читать мысли, не тревожа наколотый на его, Охотника, затылке сигль. И ещё подзабыл, как саорэ Иан-па обошёл троих (сразу троих!) щитовиков, придушив рыцаря, словно больного щенка. Значит, его давние, ещё при знакомстве, догадки полностью оправдались: по силе чужак — полноценный мастер магии… самое малое — мастер.

Вот только как объяснить его способности? Ведь он и огонь вызывал, и свет, и что-то вроде воздушных ударов (правда, соответствующий сигль при этом молчал). А ещё лечит до странности хорошо, и чужие мысли, вон, читает, ровно грамотей — свиток…

Как он всё это делает? А?

Впрочем, не важно. Куда важнее, что Иан-па действительно может «пристроиться на своих условиях» — и вряд ли найдётся тот, кто осмелиться выступить против. Да чего там! Если Мирг сдуру упустит ТАКОГО кандидата в члены гильдии, учитель ему ноги оторвёт.

И заставит в таком виде убегать от Кровавых Мух.

— Что ж, — сказал Ухобой, — раз ты твёрдо решил стать Охотником, считай, что одного поручителя ты уже нашёл.

Хорошо мы с Миргом посидели. Душевно. Не в том смысле, что налакались чужого вина до чертей зелёных в лиловый крап, а в том смысле, что взаимопонимание наладили. На удивление адекватный мужи… мужчина. С одной стороны — бывший крестьянин, а с другой…

Расскажу, пожалуй, ещё одну историю. Правда, узнал я её подробности попозже и не одним куском, так как с Миргом я в копипаста не играл, да и он мне свои воспоминания, мстительность разжигающие, не транслировал. Но это, думаю, не особо важно.

Итак, родился будущий Охотник на севере. Не материка — великого княжества. Можно сказать, на границе с Доэром. И мать его, кстати, как раз доэркой была: мастью своей чёрной да тёмно-карими глазами Мирг пошёл в неё. Лет где-то сорок пять назад бежала она с родины от серого мора, а паче того — от второй мачехи, злющей и не в меру ревнивой, ну и добежала до своего будущего мужа. Странная пара получилась: молоденькая доэрка без кола, двора и приданого, даже на варрэйском говорящая с пятого на десятое — и здоровенный, дико лохматый, изрядно за тридцать мужик. Причём, вопреки звероватой внешности, миргов отец довольно сносно говорил на трёх языках помимо родного (а понимал — ещё десяток), знал немало разного не относящегося к кузнечному делу (я уже говорил, что он был кузнецом?) и вообще мало походил на типичного мужика. К этому надо добавить, что приходился он старосте троюродным дядей, считался знатным мастером и, поначалу, завидным женихом… пока три первые жены его не померли, как одна, родами. Но приблудная доэрка об этом не знала, суеверий деревенских по поводу «тяжко от кузнеца быть в тягости» от незнания языка не переняла. А кузнец сказал родичам примерно так, если опустить специфические речевые обороты для улучшения понимания: «Да драть мне куст на то, что окромя косы до ниже попы у ей приданого ни на грош! Если хоть она сумеет мне дать наследника… или не наследника, а хоть дочурку живую родит, мне посля энтих клуш уж всё едино… то пошлю вас впятеро дальше, чем сейчас посылаю, и женюсь! Драть мне куст, забором об топор! Всё!»

Довольно скоро у них действительно родилась здоровенькая и крикливая девчонка, и своё слово отец сдержал: женился по всем правилам, наплевав даже на то, что супруга оказалась вдруг омериткой. Правда, деревенские на севере великого княжества этим штукам редко придают значение, в том числе — деревенские бродячие священники-светловерцы. Они, священники, занимаются делом: благословляют брачные союзы, усопших «зачитывают», разрешают споры по вопросам духовным, но чаще мирским, грехи отпускают после покаяния и так далее. Вопрос о том, кто они вообще — алкиниты, омериты, сугрешиане, али вовсе впавшие в неведомую ересь отступники? — таких бродяг занимает мало. Ну и у паствы их в тех областях, где нет крупных монастырей и твёрдой рукой наведённого порядка в том, по каким правилам Высочайшему кланяться, веротерпимость доходит до пофигизма. Живут люди по принципу «не важно, кто, лишь бы человек был хороший» — и, как на мой вкус, очень правильно делают.