— Много от края обрыва до посёлка?

— Около километра.

— Не пойдёт, — ответил я, рассматривая свою кочергу. — Хотя… Ты заметила, что у рептилий есть место, где они постоянно гадят? Оно ведь недалеко от обрыва. Да и обрыв там небольшой.

— Ты это к чему?

Я вдруг подскочил, как ошпаренный. Иногда свежие идеи ободряют лучше, чем сложности в жизни.

— Давай мыслить логически, — запальчиво произнёс я, — попадает человек на буй. Он ничего не понимает. Что дальше?

— Плывёт в сторону берега, где его ждёт рептилия, — продолжила Миа мою логическую цепочку.

— Ну а дальше рептилия его пожирает. Судя по количеству человеческих костей в их дерьме. Рептилии не кусаются — глотают целиком. Или крупными кусками. Человека глотают со всем его содержимым. Включая содержимое его карманов и одежду. Синтетика и металлические вещи не перевариваются. А значит… рептилии их высира…т! — Сказал я и поднял вверх указательный палец.

— Фу! — фыркнула Миа.

— Я к тому, что "отхожая полянка" рептилий — это россыпь полезных ископаемых для нас. Главное, толково покопаться в этом дерьме.

— И каким образом ты это сделаешь? Да — обрыв там небольшой, но наша верёвка не сдержит веса человека, если по ней спускаться. А идти к этой полянке от ближайшего спуска… себе дороже. Сожрут.

— Есть мысли, — задумчиво произнёс я, выковыривая из шлёвки джинс металлическую булавку.

Убитых птиц мы хранили в озере. На воздухе они начали пованивать буквально через два-три часа. Жара усиливала процессы разложения. Какие бы это не были птицы, но жировые отложения в их тканях присутствовали. Не ясно, зачем они им были нужны — это не арктические гаги и не антарктические пингвины — слово "мороз" они вообще, наврядли знают. Возможно, жир они копили для непредвиденных перелётов через здешние моря и океаны.

Так или иначе — жир в них был. Десять минут я выпрямлял булавку и мазал её жиром.

— Воды в ладошках принеси, — попросил я Мию.

— Зачем? изумилась она, наблюдая за моими манипуляциями.

— Увидишь.

Поработав десять минут кочергой, я сделал в коралловом валуне, на котором сидел, углубление сантиметров десять на десять. И глубиной в два-три сантиметра. Миа принесла воды.

Я аккуратно положил на водную поверхность булавку. Слава богу, она не утонула, а слишком уж резво перекрутилась вокруг своей оси и застыла. Чтобы всё проверить и быть уверенным, я, пальцем, аккуратно толкнул кончик булавки. Булавка незамедлительно приняла своё изначальное положение.

— И? — вопросительно посмотрела на меня Миа, отследив все мои манипуляции.

— У этой планеты есть магнитное поле. И, судя по упорности булавки, оно в десятки, если не сотни раз выше того, что на Земле.

— Так это компас!? — рассмеялась Миа. На птичьей диете она поправилась и сейчас, при смехе, её женские формы бросались в глаза особенно, — и куда ты собрался, моряк? Я по булавке уже поняла, где север, а где юг, А толку?

— Ну и где север, а где юг? — с интересом спросил я.

— Вот здесь — север, — показала она пальцем на острый конец булавки, — а там — юг, — она перевела палец на тупой конец.

— А почему ты решила, что острый конец булавки показывает именно на север, — я раскрутил пальцем булавку и, после того, как она остановилась, показывала на "север" уже своим тупым концом.

Миа озадачилась.

— Это уже психика, — разъяснил я. — Это ты уже сама подсознательно выдумала, что острый конец — это север. В человеческой психике острое важнее тупого, а север — юга.

— Так где же север? — Миа выглядела абсолютно растерянной.

— А я откуда знаю? Может и там, где ты показала, — я, пытаясь максиально соблюсти точность, выцарапал на коралловой поверхности линию, параллельную булавке. Потом выдрал нитку из разкрошенной подкладки кожанной куртки, перевязал булавку за центр, уравновесил её. Потом аккуратно расположил булавку параллельно начерченной мной линии. Булавка заметно накренилась.

— Подкладывай камни и ложи кочергу строго параллельно начерченной мной линии, а вертикально — параллельно булавке.

— Ты что? Издеваешься надо мной? — тем не менее, она начала подбирать камни и укладывать кочергу, — или от нечего делать ты решил устроить мне урок природоведения?

— На Земле это срабатывало, — только и сказал я, когда кочерга приняла необходимое положение, — теперь не трогай эту кочергу три дня и три ночи, а там посмотрим.

Утром Миа меня повела к обрыву, с которого был виден буй. Обрыв — метров двадцать. На буе большинство "посетителей" оставляло вещи. Я тоже. Оставил лебёдку. С ней был я и не уплыл. На берегу сидела рептилия. Самка.

— Лебёдку бы достать, — сказал я, трос от неё пропадал в воде.

— Верёвки не хватит. — разъяснила Миа. — Обрыв, да метров тридцать воды. Только сиганёшь в воду — дежурные проснуться.

Она кивнула на Самку.

— Привет — помахал издали рукой я.

Рептилия не отреагировала.

Я внимательно осмотрел скалы и нашёл-таки уступчик в двадцати метрах снизу. Показал пальцем Мие.

— Почему не рассказала? — вопросительно уставился на неё я.

— Наша раса отличается от вашей…, — она сбилась, — я не заметила просто.

— Как то просто ты всё не замечаешь. Миа, кто ты? Косяки накапливаются, рано или поздно тебе придётся сказать правду.

Миа промолчала. Потом сказала:

— А почему тебя не сожрали рептилии?

— Потому что я был пьяный, — отбрехнулся я, и тут же задумался.

— А когда протрезвел, они на тебя напали, — озвучила мои мысли Миа.

— Интересные мысли, — почесал подбородок я, — может причина моего выздоровления тоже кроется в этом.

— В любом случае алкоголя мы здесь нигде не достанем.

— Слушай, когда мне под ноги упала звёздочка, со мной рядом стоял мой сосед. Почему он не перенёсся вместе со мной?

— А тут всё очень по-разному случается. Во временном смысле. Пропадают с Земли люди одновременно, а вот здесь появиться могут когда угодно. Но, как правило, не позже двух-трёх месяцев.

— Просто… сосед мой сможет сделать самогон из всего, чего угодно. Я не поверю, что на этом острове он не придумает что-нибудь.

— И сколько твоему соседу лет?

— Около семидесяти, — я сразу понял, что из этого следует.

— Вот-вот.

— Ну, в любом случае, возможно, находясь при памяти, он что-нибудь нам посоветует. Короче, — вздохнул я, — от уступчика до буя около тридцати метров. От верхнего края обрыва до уступа метров двадцать. Наша верёвка длиной метров шорок пять. Какие будут предложения?

— А что нам нужно?

— Достать лебёдку.

— Хм, — озадачилась Миа, — в принципе с уступа можно было бы попробовать как-то лебёдку подцепить. Или трос, отходящий от неё. Но для этого надо спуститься на уступ, а я не думаю, что верёвка выдержит вес человека.

— Можно продолбить в рифе ступеньки.

— Чем?

— Кочергой. Нашим универсальным предметом.

— А не задолбаешься?

— А куда деваться? У нас и так, похоже, не так уж и много времени.

— Это почему?

— Это потому, — протянул я, — просто вспомнил, что существует одна китайская казнь — жертву убивают мясом.

— Это как? Окороком по голове бьют?

— Не совсем. Кормят мясом и только им. И если человек может выдержать голод в течении трёх месяцев, то испытание мясом заканчивается смертью меньше, чем за месяц. Это я к тому, что надо что-то решительно делать.

— В принципе, некоторое разнообразие в нашем рационе есть. Яйца птиц и кое-какие моллюски из Верхнего озера.

— Кстати про яйца, — вспомнил я, — кому в голову пришло помечать камни вокруг гнёзд какими-то непонятными значками?

— Мне. Мне так проще ориентироваться, когда в каком гнезде яйца собирать.

— А по-русски сложно было написать? — изумился я и достал из кармана джинс металлическую эмблему. — Ну-ка прочитай, что здесь написано.

Миа скептически уставилась больше на меня, чем на эмблему.

— Я понимаю, что английский язык знают далеко не все, — констатировал я, возвращая металлическую эмблему на место, — но чтобы не уметь прочитать латинские буквы!? Это, знаешь ли…