Но в Мие что-то было. Если обычные девушки поступали, вначале давя на нежные чувства, а потом избавлялись грубыми, то она приняла меня грубыми, а прощалась нежными. Нет. Ни хрена я в девушках не разбираюсь. А раз нет — то и нечего морочить себе голову.

Не слишком то и благородно оставлять меня ночевать на этом уступе. Хотя, возможно она лишь разыграла этот ход — до темноты поднять меня она всё равно бы не успела, а так и меня, мол, проучила, и рисковать мной не стала.

Ночевать на уступе было не слишком то и комфортно — особенно этому способствовал открытый зев пещеры, который только нагонял страху. Ещё не успело рассвести, как краем уха я уловил движение каната. А значит, Миа не выдержала, и решила начать спасательную операцию, как можно раньше. Переживала, видать, всю ночь.

Подъем больших хлопот не доставил. Я, обвязавшись с ног до головы канатом, привязанному к тросу с лебёдкой, раскачивался и отдыхал всё то время, что понадобилось Мие для поднятия меня на такую высоту. Потом мне ждать попросту надоело и, когда я преодолел высоту, где трос шёл впритирку со скалой, взял инициативу в свои руки, упёрся ногами в камень, и выбрался самостоятельно.

— Ну и куда мы прячем свои подлые глазки? — уставился на Мию я.

— Забудем, — так вот просто отмахнулась она, — какие наши дальнейшие планы?

— Ладно, — согласился я, — для начала надо запастись едой. Нам придётся много подежурить. С тебя птицы, а с меня рыбы. Ну или другая нечисть, что водится в Верхнем.

До вечера я поймал двух крабов и трёх увесистых рыбин, названия которых я не знал. Пропитание я не умерществлял, а привязал шнуром к рифу и пустил в озеро. Птиц мы зажарили.

— Итак, — произнёс я, когда следующим утром мы стояли над 'отхожей полянкой', — мы имеем опыт ловли петлёй птиц — у нас уже очень неплохо получается данный вид охоты. Чем рептилия отличается от птицы? Правильно — габаритами! Но у нас и верёвочка теперь покруче. А поскольку гадят они строго в одном месте, потом, выгребая экскременты в сторону, то проблему поимки рептилий я не вижу.

— Я вижу проблему в том, как разложить петлю, — Миа догадалась о моих планах и сейчас наблюдала, как из металлического троса я мастерю петлю.

— Сначала я хотел попробовать петлю закинуть с обрыва. Но, думаю, это слишком рискованно. Если с первого раза петлю затянуть удачно не получится, может сдаться, что рептилии сообразят, что к чему, и больше на такую ловушку не купятся. Придётся спускаться вниз. Слава богу, это можно сделать не отходя от кассы — ведь теперь у нас есть канат.

Риск, конечное был, и я это прекрасно понимал, когда спускался по канату. Упорно казалось, что из густого кустарника на тебя кто-то смотрит. Однако, всё обошлось — я удачно разложил петлю и поднялся наверх. Другой конец троса мы прикрепили к толстому коралловому наросту, выходящего прямо из земли наверху. Оставалось только ждать.

Мие пришлось взять на себя роль повара и охотника, а я лежал на солнышке и посматривал за полянкой. Вечером я понял, что в мой план вкралась ошибка. А что если рептилию припрёт именно ночью, когда вообще ничего не видно. Ведь я не наблюдал за полянкой по ночам и совершенно неизвестно, есть ли для хищников разница между днём и ночью.

Рептилия пришла через три дня. Рано утром. Точнее, пришёл, так как это был Самец. Меня он увидел сразу, но к моему присутствию отнёсся абсолютно равнодушно. Зыркнул, развернулся ко мне спиной, и принялся за свои дела. Двумя задними лапами он стал по самому центру петли.

Я глубоко вздохнул, даже перекрестился, и с силой дёрнул за трос. Петля стянулась, обхватывая зразу две лапы, а я заработал лебёдкой так быстро, как только мог. Самец несколько недоумённо посмотрел на трос, потом на меня, но процесс испражнения не прекратил — не придал происходившему какого-либо важного значения.

Тем временем трос достаточно сильно укоротился, чтобы начать потихоньку двигать саму рептилию. Тут до Самца дошло, что что-то происходит не так, и он будто взорвался, оттолкнулся задними лапами от земли, пытаясь отпрыгнуть с опасного участка земли. Трос от этого стянул задние лапы ещё сильнее, а Самец, взлетев в воздух на несколько метров, тяжело рухнул на грунт.

Раньше я никогда рептилий в такой ярости не видел. Поглощали они своих жертв тихо и культурно, разве что поиздеваться могла. Сейчас же на беснующегося зверя без содрогания смотреть было невозможно. Дерьмо от полянки долетало даже до меня, а окружающие кусты покрылись равномерным толстым слоем испражнений. Извиваясь всем телом, махая головой, хвостом и передними лапами, Самцу всё-таки удалось освободить одну лапу. На душе у меня похолодело. Догадайся он сейчас подойти к самому уступу, чтобы натяжение троса исчезло, и хорошо помахать лапой, он бы без труда освободился.

Но рептилию сгубила ярость. Рыча и ревя, он со всех сил рвался против того направления, куда вытягивал его я.

Работая лебёдкой, я совсем не заметил, что на крики прибежала Миа, которая с утра ушла на рыбалку.

— Вот это силища, — восторженно произнесла она, глядя на беснующуюся рептилию.

— Я вот и боюсь, — задыхаясь, произнёс я, что не выдержит каменное основание, за которое крепится трос. За сам трос я не боюсь — он и для больших нагрузок предназначен.

— А вот и дама проснулась, — Миа указала на заросли кустарника. Среди зелени будто торпеда, только листочки и веточки во все стороны летели, на помощь Самцу бежала Самка. Самец, увидев её, внезапно успокоился. Нога его, к тому моменту, задиралась вверх на скалу. Самка мгновенно оценила ситуацию, подбежала, прежде всего, к петле, помызгала её зубами, после чего прислонилась лбом к голове Самца, и оба они застыли.

— Похоже, они общаются. — выдвинула версию Миа.

Мне было не до версий. Мне всё это не нравилось. Пот заливал глаза, но я даже его не вытирал, а качал рычаг лебёдки.

Рептилии, наконец, перестали 'разговаривать', и Самец начал пытаться подтянуться на подвешенной лапе, но ему мешала скала и его же большой вес.

— Неужели он догадался, что петлю можно ослабить!? — в ужасе произнёс я.

— Не, — сказала Миа. — Сам — не догадался. Ему Самка подсказала.

Впрочем, уже было поздно. Самец мало того, что выбился из сил, так уже и попросту висел в воздухе, подвешенный за лапу. Физиологически он, вероятно, не мог поднять свой вес выше её.

Он уже не бился в истерике — только злобно урчал, свесив вниз голову.

— Ну что? — крикнул ему я, — голова не кружится?

На меня, вдруг, уставилась Самка. Молящими глазами.

Говорят, крокодилы плачут не из-за того, что сантиментальны и ранимы — так они избавляются от избытков солей в организме. Самка же плакала совсем не из-за солей. Так, пристально на меня глядя, она просидела минут пять, пока не поняла, что на жалость её я не куплюсь. Потом в её взгляде что-то резко изменилось в весьма злобную и нехорошую сторону. Рептилия фыркнула и скрылась в кустарнике.

— Она тебя за всё это никогда не простит, — Миа рассматривала тоскливо висящего Самца.

— Больно нужно мне её прощение, — брезгливо сморщился я.

— Мне кажется, что она уже в такую ловушку не попадётся. Больно умная.

— С этим мы потом разберёмся. Я боюсь, что она Самца как-нибудь постарается освободить.

— Каким образом? Освободить его можно только опустив трос, а сделать это можно только сверху. Повесит пару дней, и здохнет от голода и жажды.

Самка пришла в этот же день вечером. В зубах она держала здоровенную рыбину килограмм на пятнадцать.

— Ты смотри, — мы не рискнули в этот день уйти с этого места, чтобы, так сказать, проконтролировать весь процесс, — у них отношения, как у нас с тобой. Она еду приносит, она, вон, на крик прибежала тогда. Как и ты.

Самка потянула рыбину к Самцу.

— Надо разнообразить ей процесс кормления, — Миа выискала на земле приличных размеров булыжник, и кинула в рептилию, но промахнулась. — так она вскармливать его может вечно.

Однако всё оказалось куда прозаичнее. Видно анатомия рептилий была такова, что пищу они могли проталкивать в себя как угодно, но только не вниз головой. Больше часа Самка пыталась скормить рыбину супругу — он старался, как мог, но рыба вываливалась из его пасти.