Берег круто вздымался вверх, а местами нависал над берегом тяжелой массой, грозя обвалом. Часть его рухнула, преградив преследователям дорогу. Произошло это, едва беглец оказался поблизости от берега на своей смешной лодочке. Они ждали, пока кончится обвал, потом перебирались через него. Тем временем великий скрылся, а жрецы затеяли совет к неудовольствию Наската.

- Мы оставим великого, пусть бежит. Нам нужен странник и она, - заявил Наскат.

Шестеро решили гнаться за странником и девушкой, пятеро избрали жертвой погони - великого.

- Этого мало, - настаивал Наскат. - У нее есть оружие, и она яростно нас ненавидит, сопротивление с ее стороны будет значительным. Наш спутник рискнул и умер.

- Нас устроит великий. Девять наших братьев не моги совладать с ней в прошлом, один не в счет, а теперь с ней странник, - возражал жрец постарше.

- Что проку в страннике, кроме его силы. Ей придется защищать себя и его. Вместе мы ее одолеем. В прошлый раз ей помог владыка.

- Поможет и в этот. Она неприкасаемая ценность для него. Она его собственность. Пока она рядом со странником, он не будет пленен. Нам еще неизвестно движение его силы, кроме способности исчезать.

- Странник намерен увести ее из миров. Мы исполняем волю владыки. Или вы забыли об этом? Бегством и помощью страннику она предает владыку и лишается его покровительства.

- Если мы не можем решиться на единство, то мы плохие слуги, но даже вместе мы можем погибнуть. Если ей вздумается, она станет убивать нас по одному. Почему он не остановит ее сам? - возмущенно заявил молодой жрец, очень рослый, очень сильный, но избравший преследование великого.

- Глупый мальчик, - вздохнул более опытный, - владыка не может сойти в своем обличии в этот мир, а если он отыщет нужного носителя, то совсем не значит, что носитель проявит без искажений его силу. Это таинство до сих пор нам не известное, оно не позволяет владыке до конца проявить себя здесь. Она единственный его посредник. Но и он здесь не всесилен. Даже она это знает. Если мы поймаем дочь владыки, пленим, увлечем ее в свой мир, то будем иметь право ставить ему условия. Мой коллега прав, что она большая ценность для него. А если повезет пленить странника, то его сила станет нам наилучшей наградой.

- Глупости. Она не обладает тщеславием великой, зато имеет опыт и хитрость смертных. Она обманет нас. Я иду за великим. Он легкая добыча в этих холмах. Пока мы ведем спор, он удаляется все дальше.

- Берег отвесный. Чтобы забраться наверх требуется время. Мгновенно перемещаться он не может.

- Мы не должны разделяться, - последний раз обратился ко всем Наскат.

- Пусть ты старший в походе, но воля у каждого своя, - возразили ему.

Наскат, злой и обиженный на глупость спутников, обозвал их изменниками и повел верных ему пятерых дальше по берегу в погоню за странником.

Остальные гнали Радоборта по холмам.

- Удача с нами, - провозгласил старший жрец. Он направляется к двери, которая не открывается ни смертному, ни великому.

- Он прыток, и так мы будем следовать за ним до вечера.

- Хоть всю ночь. Тем слаще покажется жертва.

Преследование длилось долго, беглец не давал им приблизиться, чтобы применить оружие. Погоня затягивалась, они начали проявлять нетерпение, молодые злились, старики с досадой понимали, что добыча оказалась более ловкой, чем ее представляли. И старая поговорка: "Не связывайся с великим - угодишь в беду", начала мелькать в умах преследователей. Так миновал день и закат приближался.

Отпивая из фляжки глоток воды, беглец поплелся на холм, чтобы увидеть залив.

- Что ж так долго. Закат уже скоро.

Тени шли следом. Самый короткий и трудный путь к двери занял бы у смертного суток двое, но смертные, которые мчались следом, обладали своими средствами передвижения, поэтому скорость погони все возрастала. Метания среди холмов могли навести наблюдателя на мысль, что беглец паникует, что он мечется в низинах. Опытный следопыт и охотник усмехнулся бы упрямству преследователей, потому что добыча морочила их. Беглец ловко уходил и от чар и из прицелов оружия, словно призрак он мелькал то там, то здесь. Он будто издевался над ними.

Наконец, они приблизились к кустарнику, что окружал каменное кольцо и великий с ловкостью зверя исчез в нем, а преследователями пришлось бросить свои быстроходные механизмы, они замешкались и выскочили не точно к каменному кольцу, а к двум высоким обелискам, что служили здесь ориентиром. Они очерчивали границу дверей. Каменные глыбы, осколки храма были рассеяны повсюду.

- Он здесь, - удовлетворенно прошептал пожилой жрец. - Клянусь владыкой, он в ловушке, он не выйдет за пределы этой пустоши. Дверь не откроется ему.

- Он не здесь, - прошептал молодой и наиболее чуткий. - Он указал в сторону от пустоши и тихо крался туда, указывая путь остальным.

Зрелище потрясло их. Начинался закат. Косые лучи светила играли прелестными вечерними красками на силуэте великого. Он гордо стоял на краю каменного тора, шатаясь от усталости или балансируя на гладкой поверхности ограждения. А за спиной у него была бездна, и оттуда веяло ужасом. Оцепенение сковало преследователей от того, что они наблюдали. При свете вечера таял силуэт великого, как туман рассеивался и очертания того, что он скрывал, проступали постепенно. Так же постепенно таял облик бывшего короля проклятого города.

***

Эл неспроста увела Радоборта для беседы. Честность странника была выше всех похвал, но ее замыслу честность была помехой.

Слушая ее предложение Радоборт изумился уверенности, с какой она собиралась обманывать, кажется, убежденность в успехе была абсолютной. Он дивился ей. Нет. Эл, которую он часто вспоминал, в сравнение не шла с этой. Но не сожаление владело им, а восхищение и даже преклонение перед тем, как она преобразилась. Значит, плен отца не был ей в тягость. Как восхитился бы Кикха, знай он о ее дерзости.

- Ты все так четко описала, что я готов пойти за тобой. Но, Элли. Отец всегда опережал нас. Обман будет раскрыт.

- Ты хочешь уйти? - спросила она.

- Да. Я желал бы покинуть пределы миров и увидеть другие.

- Риск же стоит того?

- Да, - согласился он.

Поменяться местами. Сменить облик. Он в темноте еле различал ее силуэт. Если все случиться теперь, последнее, что он вспомнит, будет этот темный контур на стене подземелья, быть может, так и лучше. Но почему он думает о плохом?

- Потому что я тоже об этом думаю. Повезет - мы увидимся на Совете Одиннадцати. Пусть это высочайшее собрание примет нас добром.

- Кикха присягнул Совету Одиннадцати. Там наверху я не смел сказать тебе. Отец не уничтожил его только потому, что за Кикхой стоял Совет. Он мог полагать, что Кикха не потерпит тебя, и вы сцепитесь, у него будет повод покарать его. Мне никогда не удавалось понять его замыслы так широко, как мог Кикха. Он не тронул тебя.

- Он перехитрил всех. Даже отца. И я уверена, Кикха знал кто я. Он дразнил меня смертной, но я не видела в нем презрения к себе. Все его чувства, что я воспринимала, были игрой моего друга. Но полно о них. К делу. До следующего утра мы станем другими.

- Почему утра? Странник сказал, что ему необходим свет.

- С запасом, на всякий случай, - засмеялась она.

- Ты стала чародейкой?

- Если можно так сказать. Я прежде имела способность принимать другую форму, трансформироваться. Но одно дело принимать чужой облик и жить в нем самой, совсем другое - менять кого-то. Мы почти равны по силе и сотканы из материи одного мира. Я, во всяком случает, могу проникаться местным духом. Моя структура теперь не отличается от твоей, и пусть мы отдаленно брат и сестра, принцип все равно один. Получалось со смертными. Я не проделывала это с великим. Ты будешь первым.

- Никогда? Ух, ты. Попробуй. Затея того стоит.

***

Так они стали друг другом. Эл оценила, что быть Радобортом, иметь преимущество в росте и физической силе, весьма неплохо. И как не хотелось ей разбить на голову преследователей и ринуться следом за странником, она рассудила, что ее может выдать малейшее проявление способностей или навыков больших, чем у Радоборта, а это привлечет внимание владыки. В прошлые времена ее провалы были связаны с тем, что она не могла затмить свой опыт. Она лишь дала волю своей ярости. В эту погоню Эл вложила все недовольство и злость, всю ненависть, какие себе дозволяла. Почему бы Радоборту не испытывать ненависть и злость. Она с азартом петляла меж холмов, что выглядело натурально как в видимости, так и в энергии. Силы у тела Радоборта хватило бы на десяток таких погонь. И ей было приятно изводить противников, видеть, как растет их недовольство.