- Я не желала, чтобы мне возводили статую.

- Это Хети и горожане, что помнят те дни, кто стары но еще не ушли, рассказывают будто статую ставили в твою честь. Однако, скорее наоборот. Это ты похожа на статую. Ее рисунок нашли сразу после твоего ухода. Ее делали не по памяти, а по точному изображению, которое нарисовали до тебя. Прежде изваяния всегда стояли в храмах подобных нашим. Алмейра с богобоязненным трепетом поведала мне, откуда взялся рисунок и почему сходство так разительно. Она ни словом не обмолвилась, ни тебе, никому, пока время не пришло. Элли, я боюсь сказать тебе, но ты и сама должна догадаться, на кого ты похожа.

- Я видела другие. В храмах четвертого мира.

- Ты и туда добралась?

- Там я впервые поняла, что отец таит от меня правду. Кем она была? Великой?

- Я не могу. Отец меня убьет, - усмехнулся Радоборт. - Но дочь я ему не прощу. Пусть. Эл, она не создавала нас. Нас создал отец, используя смертных женщин и остатки той субстанции, что она ему передала.

- Я знаю. Я единственная действительно великая. - Эл тихонько толкнула Радоборта в плечо.

- И ты легко говоришь об этом?

- Меня по началу заклинило, как старый механизм. Но потом я решила, что я не могу ничего с этим поделать. Но не завидуй, быть мной - паршиво.

- Только ты способна с насмешкой рассуждать о делах огромного масштаба.

- Прости мой сарказм. Я в свое время командовала пиратами, моим именем пугали детей, я громила целые народы, пока ты прохлаждался в саду отца. Это было пережить не проще, чем мое сегодняшнее положение. Насмешками я убиваю свой страх перед этой громадой неизвестности. И если ты стал знатоком истории, может поведаешь своей малограмотной сестрице, кто входит в Совет Одиннадцати?

- Что? Эл. Я? Отец точно меня прикончит.

- Ты знаешь. Я могу прибегнуть к закону.

- Как лихо ты пользуешься своим положением, - улыбнулся Радоборт. - Я не могу. Я не хочу, чтобы ты стала тут вечной пленницей. Это знание уйдет со мной. Я клялся отцу, и закон тебе не поможет. В тот миг, когда узнал, я стал, как Кикха. Я смирился и только жду своего часа. Но, в отличие от брата, я остался, чтобы моему народу было отпущено еще немного времени для счастливой и мирной жизни. Мы храним историю миров, а это наказуемо. Быть нами - паршиво.

И он рассмеялся. Эл тоже улыбнулась.

- И ты не хотел уйти? Никогда?

- Хотел. Всегда хотел. Хочу. Но кому я оставлю свое бремя? Совет продержится без меня какое-то время, а потом раздоры уничтожат этот город.

- Пока стоит храм, и город устоит, - заявила Эл. - Даже руины здесь сильны.

Они умолкли и просто сидели бок о бок, наслаждаясь коротким временем встречи.

А за краями гряды гор, что отделяла долину и город от остального мира, уже всходило солнце.

Радоборт взглянул на нее и увидел, что глаза Эл снова стали влажными, струйки слез скатывались по щекам. Он нежно обнял ее за плечо, и Эл без застенчивости уткнулась ему в грудь и заплакала.

- Не грусти, Эл. Знаешь, что я понял по прошествии этих лет, сестренка? Жизнь отбирает у нас самое ценное и тем самым делает нас сильнее, мудрее и свободнее. Мы не способны вернуть прошлое или исправить его, но мы можем помнить. Никакое забвение не уничтожит то, что стало частью нас.

Эл шмыгнула носом.

- Я решил, что свет надежды никогда больше не загорится для меня. И тут вернулась ты. Как когда-то сказал наш общий брат Кикха: с тобой связываться - это себе же хуже. Я в это охотно верю. Ты добрый друг и покровитель, но слуга из тебя никогда не получиться. Не знаю, что ты натворила, чтобы отец так поступил с тобой, но его гнев пройдет.

- Не пройдет. И он не приходит в состояние гнева.

- Ошибаешься. Я видел его ярость, когда Кикха нашел портрет.

- Ты знаешь о портрете?

- Из-за него отец и Кикха стали врагами. Эл, я понятия не имею, что ты могла узнать, пребывая здесь так долго, только это знание несет в себе такую угрозу, которая может сделать и из тебя врага отцу.

- Тогда не говори ничего. Грань моего терпения на самом деле так тонка. Мне хочется натворить что-нибудь. Во мне разгорается тоска и азарт по действию, которое вызовет такой резонанс в мирах, который он не сможет выдать за свои благодеяния. Я мирилась с этим раньше, я не тщеславна, но я потворствую обману, и это злит меня.

Слезы ее высохли. Радоборт сильнее обнял ее.

- Я знаю, что сердить тебя не стоит. Ты с яростью великого не любишь обман.

- Но я хочу обмануть. Я хочу сбежать от него вопреки данному слову. Мне немного осталось до того момента, когда я нарушу слово чести, этот пункт моего кодекса будет когда-нибудь нарушен. Мне стало тяжело в дали от тех, кто мне дорог.

Радоборт вздохнул. Тяжело стало и на его душе от ее слов. Ему были близки ее чувства.

- Мне тоже тесно здесь. Однажды я просил отца отпустить меня. Я хотел видеть те дали, что за пределами известными мне. Он отказал, потому что некому заменить меня. Он советовал взять другую супругу, но связать себя ради наследника мне показалось оскорблением моей любви к Алмейре. Я оказался неспособен смириться, как она и сказать, что последую по руслу общего закона. Я долго выращивал свою любовь, мне было трудно. Она терпела мои неуклюжие ухаживания, нарочитую нежность, высокомерие и даже грубость. Я был хорошим королем, а хорошим супругом стал не сразу. Я полюбил ее по истечении времени, душа поддалась этому потоку. Это было озарение. Я и не подозревал, как тонки эти силы, как они могущественны, они одаривают блаженством и радостью, но взамен требуют постоянного подтверждения любви, бесконечного поиска. Теперь другая любовь невозможна для меня. Ее не взрастить снова, она не заменит эту. Без любви не родиться наследник достойный и мудрый. Я отказался.

- Оставим этот разговор. Ночь была короткой. Я счастлива, что встретила тебя. Тем труднее расставание. Но день близок, а у меня только сутки.

Эл потерла ладонями лицо, чтобы очнуться и прогнать этот печальный настрой.

- Давай еще раз заглянем в храм. Я хочу помолиться.

Он не хотел ее отпускать. Близость расставания отозвалась уже знакомой болью внутри его существа. Опять будет море печали.

- Но ты рядом теперь. Навещай меня, - попросил он, когда они спускались в нижние этажи дворца.

- Я хожу туда, куда прикажет владыка. Я теперь пешка в его игре.

Он не понял второй ее фразы. Эл не стала объяснять.

Когда она приподняла плиту пола в коридоре храма, он забеспокоился.

- Ты хотела помолиться, - напомнил он.

- Успею еще. Мне для этого храм не нужен.

Она первой спрыгнула в темноту подземелья, он без возражений, послушно скользнул за ней. Плита была возвращена на место.

- Хети будет думать, что в его храме заплутали духи. Как он стал хранителем?

Эл разговаривала в темноте, Радоборт шел на ее голос.

- Он служил Алмейре какое-то время, потом нянчил нашу дочь. Он винил себя во всех несчастьях.

- А что были несчастья?

- Да. Она ослепла внезапно. Хети так переживал, что его пришлось лечить, он был убежден, что девочка слишком тянулась к статуе. К твоей статуе. А она обладает силой. Энергии оказались сильны для детского тела, и она сначала впала в забытье, а потом очнулась слепой. Когда же она пропала, Хети едва не тронулся умом. Тогда-то Матиус и приобщил его к делам в храме. Хети скрывался здесь от горожан, от молвы. Как я не уверял его в невиновности, он так и твердит, что это он погубил нашу девочку.

- Не рассказывай больше, - остановила Эл. - Слишком унылое настроение не способствует моим планам. Если мне понадобится, я сама узнаю, как все произошло. Не терзайся снова.

- Эл, зачем мы тут? Если тебе нужен наш архив, то его давно нет здесь. Коридоры пусты.

Дальний свет привлек его. Теперь темная фигура Эл точно вырисовывалась на фоне светлого пятна. Она остановилась в проеме. Радоборт уловил звук или гул. Эл предупредительным жестом остановила его. Она наклонилась и подняла что-то с пола. Поперек проема двери лежал меч в ножнах. Радоборт подошел, когда она позволила, заглянул в освещенное пространство.