Она:

— Кто пошел родинку удалить с колена… ему обрезание сделали?

Я молчу стою. Она смотрела, смотрела на меня, говорит:

— Уходи и не приходи больше. Так будет лучше для всех нас. Попей в последний раз воды из-под крана и иди. Я провожу тебя.

Пошли мы с ней. Она впереди, я чуть сзади тащусь.

А у нас там рыночек небольшой, она остановилась чего-то. Чего остановилась? Денег все равно нет ни копейки. По привычке, наверное, как лошадь.

А я иду. И — представляешь! — только с ней поравнялся, ко мне подлетают двое: один с камерой, второй с микрофоном.

— Центральное телевидение! Вы — новый президент России. Ваш первый указ?

Я растерялся.

Парень снова:

— Вы — президент России. Ваш первый указ?

Когда он второй раз сказал… тогда я только поверил. Такой праздник сразу — работу нашел.

И тут женщина одна, она помидоры щупала, чтобы не подложили одних гнилых, поворачивается, говорит:

— Где президент России?

И как даст этим помидором… в лоб мне. И со всех сторон как началось! А там кто простоквашей торговал, кто капустой квашеной, кто грибами, кто селедкой… Не такой уж и маленький рынок оказался.

Стою я весь в томате, в чешуе, в капусте. Понимаю, что кредит доверия к президентам исчерпан. Думаю: «Сейчас срочно в Барвиху, душ приму и за работу!»

И тут вижу — мужик один тянется рукой к тыкве. В мозгу молнией: не успеть! В Барвиху. Мужик тыкву берет, размахивается… Вдруг крик:

— Пустите меня к этому человеку! Я — первая леди страны.

Там еще леди были… с кошелками, не пускают ее. Но Галя пробилась ко мне. Говорит:

— Отрекись от власти.

Я говорю:

— Ты чего? Такой случай. Вообще у нас никогда еще никто от власти не отрекался.

Она:

— А ты отрекись. Не доводи страну, ты — невезучий. Отречешься — я тебе прощу все и буду любить.

Ну чего… я дурак, что ли? Конечно, я отрекся сразу.

Парень с микрофоном поворачивается к первому попавшемуся:

— Вы — новый президент России.

Тот:

— Руссиш нет понимайн.

Такая тишина наступила… слышно стало, как на валютном рынке курс меняется. Потом кто-то шепчет:

— Господи Вседержитель! То президенты говорили, мы ничего понять не могли, теперь мы говорим — они… не понимайн по-русски.

Я Галю обнял, говорю:

— Ничего, Галь, что-нибудь подвернется еще. Смотри, — говорю, — какой хороший знак мне в небе.

А над нами как раз журавли клином летят. Красиво — слов нет. Говорю:

— Царские птицы!

И Галя говорит:

— Да. С такой высоты и так точно…

И мы пошли домой.

В понедельник в подъезде объявление: «Нашлись вагоны с золотом Колчака. Желающие приобрести слитки по цене рубль за килограмм сдайте вечером в шесть часов тысячу на оформление купчей».

Я сразу сказал:

— Проходимцы.

Сергей Сергеевич из тридцать седьмой только руками развел. А Татьяна Павловна сказала:

— Дураков ищут.

Вечером в шесть часов пришли, такая морда сидит — на лбу написано: «сукин сын». Я сразу сказал:

— Милицию надо звать.

Сергей Сергеевич только руками развел. А Татьяна Павловна сказала:

— Плакали наши деньги.

Морда вдруг говорит:

— А чтобы они не плакали, вы их не сдавайте.

Татьяна Павловна как закричит:

— За рубль килограмм! Не сдавайте?

Морда ей:

— Нету этого золота, нету.

Тогда Сергей Сергеевич, он очень хотел золота взять хотя бы килограммов шесть, говорит:

— Нету — ищите!

И мы все сдали деньги.

Морда сказал:

— Некогда нам искать, нас самих ищут.

И ушел с деньгами. Мы через час милицию вызвали, они говорят:

— Вы в своем уме? Это же жулики.

И тут как солнце из-за туч, прояснило сразу: «Жулики! Обманули нас! Обокрали!»

На следующий день в подъезде объявление: «Всевидящая мать-девственница Серна Львовна Трефовая за пятьсот рублей скажет, как за час заработать миллион».

Клянусь, я сразу сказал:

— Тюрьма по ней плачет.

И остальные сказали:

— Аферистка. Дураков ищет.

Вечером пришли все насчет миллиона, выходит Серна всевидящая — один глаз подбит, другого нет и видно, что она дней пять без продыха, без просыха и без закуса. Ну, то есть совсем она никакая, еле-еле деньги берет и все кладет мимо лифчика. И никому ни слова.

Уже ей подсказывают:

— Скажи хоть «скоро разбогатеешь» или «дальняя дорога».

Она только пальцами скребет и руку мимо лифчика сует. Но все-таки собрала все деньги и ушла. Мы через час милицию вызвали. Они:

— Вы что?! Это же известная аферистка.

И тут как солнце из-за туч: «Аферистка!! Обокрали нас, обманули! Урок нам на всю жизнь».

На следующий день в подъезде объявление: «Для тех, кого всю жизнь обманывали, сегодня в бане в 22.00 состоится оргия. Будут проститутки. Билеты по сто рублей. Пенсионерам скидка».

Тут уж все стали на себе рубахи рвать, плакать, кричать: «Афера! За кого они нас принимают?!» А Татьяна Павловна к каждому подходила и говорила:

— Что хотите со мной делайте, а я не пойду. Вот что хотите!

В 22.00 думаю: неужели после всего кто-то из наших клюнет? Прохожу к бане — темно. Я где светлее — ближе к кассе — опять темно. Взял билет, прошел в предбанник — там темнее темного и тихо, никого нет.

Часа через два свет вдруг вспыхнул, и оказалось все наоборот — в кассе никого нет, а здесь все наши.

И мы стали смеяться над собой горьким смехом — хороший урок нам дуракам. И прояснило сразу в мозгах! Поздно, конечно. Но лучше же, чем никогда.

Пошли домой… Там объявление: «Возьму в долг пятьдесят рублей, верну через час пять тысяч. Падлой буду. Абдула».

Я вот все думаю: неужели кто-нибудь из наших клюнет?

Осень. Ночь. Хлещет дождь. В гараже трое: Алексей Алексеевич, Сергей Сергеевич и я. Выпиваем.

Вдруг стук!.. Кого-то принес черт… Вновь стук — входит Ельцин. Мы что пили, что не пили. Говорит:

— Как вы тут?

Мы ему:

— Вы-то… как тут?

Вот он и рассказал нам про клонирование в высших эшелонах власти.

Он-то — настоящий Ельцин, его опоили в девяностом году, он чудом спасся. Скрывался в Германии, потом в шалаше, потом в соседнем гараже.

Налили ему, он выпил, смотрим — точно! Ельцин в девяностом году.

Начал рассказывать — у нас волосы дыбом — кругом двойники, настоящих людей в руководстве никого не осталось.

Чубайс — двойник. Настоящего давно уже привязали к столбу, обложили ваучерами и сожгли.

Грачев — полководец… легенда, не человек, который настоящий. В Чечне один пошел в атаку!.. За ним никого. Взяли в плен, потребовали выкуп… сто рублей. Никто не дал.

Гайдар — зеркало реформ. Матерый человечище! Гений!! Погиб по собственной глупости. Вышел ночью подышать свежим воздухом. На улице спал какой-то врач. Врачу приснилось, что он себе на гроб накопил! Вдруг видит — вор подбирается. Во сне крикнул: держите вора!.. Гайдар решил, что его опознали. А опознать нельзя было — он когда выходил гулять, специально, чтобы не узнали, щеки раздует и гуляет… Кинулся Гайдар бежать — проснулись учителя, военные, шахтеры. Гнали его до Урал-реки, переплыть он не смог.

И вот так всех: кого утопили, кого голым в муравейник.

Мы выпили. Только закусывать, свет задергался, замигал — лица у всех то черные, то синие, то черные, то синие. Я еще подумал: «Сами-то мы настоящие?»

Только подумал, Сергей Сергеевич и говорит Ельцину.

— Они вот, — говорит Сергей Сергеевич, — думают, что я — Сергей Сергеевич. А нас было два брата-близнеца. Один умер трех месяцев — Коля. А я — Сережа. А может, я умер, а Коля жив?

Ельцин выпил, посмотрел ему в глаза, говорит:

— Коля жив! А ты умер.

Мы выпили за покойника Сергея Сергеевича. Он с нами тоже выпил… Только хотели закусывать — собаки завыли со всех сторон. Как-то не по себе стало. Одна радость, думаю, Алексей Алексеевич настоящий.