Остальные быстро присоединились к нему, даже Укавэйра нашла блюдо по вкусу. Было забавно смотреть, как толстое, массивное существо орудует крохотной вилочкой, зажатой в могучей руке, — оно насаживало на неё кусочки чего-то довольно аппетитного на вид, и отправляло в свой трогательно маленький ротик, тихонько чавкая. Сидевшая напротив Хьютай несколько раз чуть не давилась от смеха. Сам Анмай сидел бок о бок с Эроином, — их взаимное любопытство быстро перешло в симпатию.
Эроин родился восемь тысяч лет назад, но вначале Анмай не чувствовал этого. Ему казалось, что рядом сидит просто юноша, его соплеменник, спокойно и ровно рассказывающий удивительную историю своей жизни.
Он вырос в Бетмуре, селении одного из племен файа, даже после эвакуации в центр Линзы сохранивших дикий образ жизни своих предков. Однажды он с маленьким отрядом товарищей самовольно ушел на разведку нижних плоскостей, — и не смог вернуться обратно. Некоторые из его друзей погибли во время долгих и опасных скитаний, остальные, и он сам, попали в Хали, — один из крупнейших городов файа. Это случилось накануне начала вторжения на внешние плоскости Линзы, и Эроин с друзьями принял в нем самое активное участие. Но вскоре их пути разошлись. Он долго скитался, — сначала по внешним плоскостям Линзы, затем вновь по её Центру, и, наконец, встретил Нэйса, уже тогда обретшего облик гигантского стального диска. Именно он предложил Эроину обратиться к Айэту…
О дальнейшем, о выборе Айэта и подавлении мятежа ару Анмай уже знал. Но проклятие ару продолжало жить, вновь обретя плоть в войне Айэта и Сети, Мроо и Йэннимура, в возмездии «Укавэйры»…
История Эрассы была куда короче. Они встретились в Хали, и Эроин полюбил её. Позднее она погибла, когда атака ару превратила город и всех его обитателей в пар. Айэт же в числе многих вернул её из небытия, восстановив её тело и утешив безысходную тоску юноши. Они прожили долгую жизнь, — вырастив одиннадцать детей, — а потом стали одним из стражей Линзы: две любящих души в одном металлическом теле. Вместе с Нэйсом и многими другими они помогали файа и иным расам Линзы, и, наверное, были счастливы, — пока Линза не погибла. А потом для них вновь пришла пора расти, и, наконец, они стали теми, кем были сейчас…
Анмай вздохнул. Между ним и Эроином зияла незаполнимая пропасть. Дело было даже не в колоссально большем разуме и жизненном опыте Чэрити. Он всегда стоял на одной стороне и никогда не испытывал падений. Но ещё большая пропасть зияла между Эроином и Айэтом, — между богом-машиной и вторым из его слуг. А между собой и Айэтом Анмай не чувствовал никаких преград, — казалось, они расстались лишь вчера. Он уже давно отчаялся понять, отчего отношения среди его соплеменников не всегда поддаются логике…
Айэт был хмур, когда рассказывал о гибели своего мира. Когда Линза была уничтожена Мроо, для него пришла пора бесконечных скитаний в звездных безднах, и столь же бесконечной войны, — войны без надежды, ведь его сил хватало лишь на молодые, отбившиеся от стай матоиды. Правда, и это случалось нечасто, и плата за эти редкие победы была тяжела. Война Темноты велась на взаимное уничтожение, и разница в могуществе сторон была столь велика, что Мроо не составило большого труда обратить её в бойню. Всю её тяжесть несли сейчас симайа, и помощь Айэта была почти незаметна для них…
Вайэрси сел совсем рядом с Вэру, откровенно рассматривая его, как нечто любопытное. Лицо симайа, очень красивое, было серьёзным и хмурым. В сложной иерархии Йэннимура он был одним из Пастухов, — тех, кто не давал остальным сбиться с пути. Он рассказал, что у его народа две главных цели. Первая, — изменить Вселенную так, чтобы в ней не осталось места для смерти, — была понятна и не вызывала никаких сомнений. Вторая, и, как со вздохом признался Вайэрси, почти недостижимая цель, заключалась в сохранении единства симайа, — действительно непростая задача, ибо у каждого из двадцати триллионов симайа свободы было больше, чем у кого бы то ни было. Стремления у них, разумеется, были более чем различны, и Пастухи старались, чтобы неизбежное их столкновение не привело к катастрофической междуусобной войне, — она чуть не началась, когда решался вопрос о помощи «Укавэйре». Анмай не без ехидства спросил, что симайа станут делать потом, когда смерть будет изгнана из мироздания.
— Потом? — Вайэрси улыбнулся. — Объединять разумные расы, вести их, увеличивать разнообразие. Создавать новые возможности. Уничтожение смерти, — только первый этап, то, что нужно сделать прежде всего остального. Естественно, что ядром нового Йэннимура должны стать близкие к нам народы…
Анмай знал, что это правда. Но тем сильней его интересовала раса людей, — единственная, подобная расам Файау, и потому не отделенная от них непреодолимой пропастью непонимания. А перед ним сидел Айэт, знавший об этой расе больше, чем любой другой, — за исключением симайа, которые знали всё.
— Я никогда не бывал в теневой Вселенной, — начал Айэт, — но в анналах Линзы есть много записей о появлении пришельцев. Люди, — отражение файа в теневом мире, но отражение не точное, между симметриями наших миров есть разрыв, и между нашими расами — тоже. Нет смысла говорить, какой из миров первичен. Так же нет смысла говорить, чья раса лучше. Насколько я знаю, — он взглянул на Вайэрси, — их мир отличается от нашего. В нем тоже можно изменять физику, — их физику, а на высших уровнях, — и нашу, но лишь вокруг точки приложения сил. Тот, кто изменяет, изменяется сам, и если изменение опасно, то гибнет. Собственно, наши прыжки в не-пространстве возможны только потому, что их нет в теневом мироздании. Но в нашей Вселенной Кунха стальной плитой прихлопывает развитие рас, направляя все их силы внутрь себя. Лишь самые упорные и сплоченные народы, — я не говорю, что самые лучшие, — могут подняться выше… А в их мироздании никто не может подняться выше, потому что там некуда подниматься, — он взглянул на Вэру. — Больше я ничего о них не знаю, но… мне кажется, что разница между нашими мирами и между нашими расами не случайна. Уже очень давно было доказано, что Сверх-Вселенная не возникла сама по себе, а была сотворена. И тот… кто это сделал, хотел, чтобы мы знали… какой беспощадной может быть реальность мироздания. Доказать это я не могу, естественно. Даже симайа когда-нибудь придется уйти, — достигнув цели, или нет, неважно. Я хочу, чтобы тогда наша Вселенная принадлежала людям, — навечно, — он улыбнулся, развел руками и сел.
— Именно поэтому, — сказал Вайэрси, — наша ближайшая цель, — получить контроль над машинами Кунха. Скоро мы попытаемся это сделать. Конечно, мы не сможем захватить его силой — но, при поддержке «Укавэйры», мы получим право требовать его, как живущие в этом мироздании, и поднявшиеся до доступных в нем высот. Мы не знаем, каков будет ответ Тэйариин. Я полагаю, шансы у нас небольшие, но, если они скажут «да», — с помощью машин Кунха мы прижмем Мроо так, что они уже не смогут вывернуться. Тогда мы сможем изменить мироздание. Мы должны изгнать смерть из Вселенной… по крайней мере, попытаемся, поскольку знаем, что это очень трудно. На то, чтобы пересоздать машины Кунха, у нас уйдут тысячелетия, и ещё миллионы лет нужны, чтобы изменить наш Объем. Неизвестно, как отнесутся к этому Тэйариин и их противники. К тому же, пока машины Кунха будут перестраиваться, вся тяжесть войны с Мроо ляжет на нас. Если мы сможем их победить, возникнут новые опасности, которые вам пока трудно представить.
В конце концов, мы хотим изменить реальность так, что жизнь в ней станет неуничтожима, — и тем больше, чем выше её сознательность, иначе остановится эволюция. Мы не можем быть повсюду, и должны сделать смерть разумных существ не просто обратимой, а невозможной физически, как вечный двигатель. Это значит, что вся реальность изменится, перестанет быть привычной и даже понятной. Честно говоря, мы сами ещё не знаем, какой она будет, кроме одного, — в ней энергия и разум будут равно неуничтожимы. Но за всё это нужно платить. У каждого благодеяния есть свои… побочные эффекты. Например, может оказаться, что после нашей победы никто во Вселенной, — в нашей её части, — не сможет видеть обычного света, но вот почему, — не очень просто объяснить… Так что нам очень нужна помощь, и я рад, что уважаемая Укавэйра согласна нам её оказать. Даже одна Нэйриста поставит нас в один ряд с участниками Кунха. У Файау восемь таких машин, но они не столь мощные, и для защиты их Вселенной от Мроо им нужна каждая. И потом, в вас — пять триллионов файа, почти все из живших. Если вы позволите скопировать хотя бы часть этих матриц, их раса будет жить вновь.
