Они уселись, — прямо на пол, — и стали смотреть.

Звезды и галактики вечны по сравнению с живыми существами, и с существами разумными. Но всему приходит конец. Анмай знал мироздание, которому было пятнадцать миллиардов лет. Сейчас оно стало почти в восемь раз старше. За это время все яркие звезды сожгли свой водород и превратились в белые карлики, а потом погасли. Правда, большая часть звезд, — красные карлики, — ещё продолжала светить. Их светимость была столь ничтожна, что их запасов водорода хватит ещё на триллионы лет. Все остальные звезды обратились в остывшие шары вырожденной материи, мертвые пульсары и черные дыры. Новые звезды давно не рождались, — во Вселенной не осталось водорода, она заполнилась тяжелыми элементами. Весь межзвездный газ и пыль давно сконденсировались в бесчисленные холодные, мертвые шары, и пустота стала прозрачна, как никогда.

Даже галактики исчезли, — их центральные части сжались, сколлапсировали в огромные черные дыры, окраинные звезды разлетелись, и теперь почти равномерно заполняли бывшую межгалактическую пустоту. Между звездами и вокруг них носилось множество планет, — гораздо больше, чем раньше. Но все они были так рассеяны, что одну от другой отделяли миллионы световых лет. Их солнца давно погасли и они застыли при температуре… нет, не абсолютного нуля. Тепловое излучение, испущенное бессчетными звездами, нагрело пустоту примерно до двадцати градусов Кельвина, вместо трех, но это ничего не изменило. Это и была та тепловая смерть, о которой думал Анмай.

На множестве планет, вращавшихся вокруг ещё светивших красных солнц, не осталось жизни, — её там и раньше не было. Да если бы она и зародилась, и достигла разума… Анмай боялся представить, насколько будет изолирован такой мир. И какие темные будут там ночи, — ночи, небосвод которых не озаряет ни одна звезда…

«Укавэйра» раскинула вокруг себя гигантские сверхчувствительные сети, улавливая все возможные виды энергии, но всё было тщетно. За прошедшее время горизонт видимости сократился катастрофически, а в доступной ей сфере диаметром в тридцать миллионов световых лет не нашлось никаких признаков разума и жизни. Никаких. Даже Лист — граница их Вселенной — был невидим.

Анмай лишь сейчас осознал, что не только животные виды, но и сами цивилизации смертны. Приходит срок, — и они исчезают, не оставляя никакого следа. Теперь они исчезли все, — и Вселенная была столь же пуста, как и в первые годы после своего рождения. Даже в мечтах он не смел заглядывать в столь далекое будущее, — но он в нем оказался, и понял, что все усилия были напрасны и тщетны. Чего бы ни достигли симайа, они давно исчезли, и от всех их трудов не осталось даже праха… «Укавэйра» не смогла обнаружить ни одной астроинженерной конструкции, — все не-планеты давно сколлапсировали или распались. Она посылала сигналы, используя все возможности не-пространственной связи, — ей никто не отвечал. Они оказались в полном одиночестве.

— Это изгнание навечно, — вдруг тихо сказал Айэт. — Мы захотели узнать то, что недоступно любому разумному существу, — и поплатились. Мы видим то, чего никто не должен видеть. И даже вернуться назад мы не можем, — только идти дальше вперед.

Анмай кивнул. Он знал, что движение по стреле времени возможно лишь в одну сторону…

В глубине сознания ещё таилась совершенно сумасшедшая мысль о том, что они смогут найти какой-то способ вернуться обратно. Он с трудом смог прогнать её. Они были действительно изгнаны — навечно.

Как ни странно, отчаяние их не охватило. Им самим ведь ничего не грозило, а Анмай на своем опыте убедился, что события, не задевающие его лично, даже самые чудовищные, могут лишь интересовать, но не пугать, — он понял это ещё во время Великой Войны на Уарке. Айэту пришлось хуже, — он лишился любимой. Но и эта потеря была ожидаемой, и, значит, не такой тяжелой. Они отлично знали, на что идут, знали, что однажды окажутся в полном одиночестве. Пусть это произошло гораздо раньше, чем они ожидали, — но они ожидали этого. И постепенно, когда они поняли, что уже ничего не смогут изменить, их стало охватывать любопытство, — такое же, какое охватывает человека, проснувшегося в большом и совершенно пустом доме: даже недоступные прежде зоны иных участников Кунха были им открыты.

— Знаешь, я… очень рад, что полетел с тобой, — сказал Айэт. — Если бы не ты, меня бы уже не было…

Он смолк, поняв, что сказал глупость, но он был прав. Им действительно выпала пускай не самая счастливая, но, наверное, самая интересная судьба, — они пережили всех, включая и своё родное мироздание.

— Интересно, — продолжил Айэт. — Мы можем попасть в теневую Вселенную?

Он не забыл своей давней мечты.

— Мы можем послать туда нашу часть, и она увидит столько же, сколько увидели бы мы, — ответила «Укавэйра». — Приготовьтесь!

Вэру показалось, что его вывернули наизнанку. Во всяком случае, боль была ужасная. Но он не смог найти отличий, — если они и были, несчетные прошедшие века стерли их, обратив родину людей в такую же мертвую пустыню. Самые тщательные, длившиеся несколько часов наблюдения не нашли даже малейших следов жизни. Они даже не смогли понять, чем же это мироздание когда-то отличалось от их собственного. Разочарованный Айэт спросил:

— А Стена Света? Её энергия настолько велика, что разбивает атомные ядра до водорода. За ней мироздание как бы омолаживается. За это время она успела уйти на сотню миллиардов световых лет, но мы вполне можем её догнать. Может быть, там…

— Нет, — на сей раз ответ машины был мгновенным. — Её мощность всё же слишком мала, чтобы разрушить компактные ядра выгоревших звезд. А иная прибавка водорода не будет значить ничего. За её фронтом новых звезд не образуется.

Анмай сник, просто не зная, что делать. В его родной Вселенной не осталось ничего, — по крайней мере, ничего, достойного того, чтобы здесь задержаться. Им оставалось лишь следовать первоначальному плану, и лететь дальше, — во Вселенные, перестроенные Мэйат, а затем Файау.

Он отлично понимал, что там они увидят то же, что и здесь, — и не мог смириться с этой мыслью, поверить, что его народ тоже сгинул, не оставив никакого следа.

Билась в его голове и ещё одна мысль, — о том, что не только они попали в это запредельное будущее. Такое было возможно, и даже вполне вероятно. Но отыскать таких изгнанников они не могли, — пустота слишком велика, а им тоже незачем было здесь оставаться. По крайней мере, в этой Вселенной не нашлось никого, кто мог ответить на сигналы «Укавэйры». Единственная родина разума ныне полностью опустела. Кунха, длившаяся бездну лет, давно подошла к концу, — никто не выиграл, проиграли все. Если ещё где-то и остался разум, — то только за её пределами.

Когда «Укавэйра» сообщила, что решила лететь во Вселенную Мэйат немедленно, Анмай растерялся. Он уже хотел спать, и к тому же считал, что для одного дня впечатлений более чем достаточно. Но что он мог поделать? Они были лишь пассажирами на борту одного из величайших кораблей за всю историю мироздания, и их желания значили для него немного.

Он встряхнулся. Возбужденное ожидание быстро одолело сонливость, хотелось не останавливаясь идти вперед, невзирая ни на что. Всего тринадцать дней прошло с момента битвы за Эрайа, — а кажется, что это было целую вечность назад. Он усмехнулся. Впрочем, и в самом деле, — вечность. А в этом мироздании, в этом времени они меньше суток, — но уже привыкли, и спокойно смотрят на экраны, отражающие лишь скорбную пустоту…

Время от времени кто-нибудь из них поднимался, старательно и долго потягивался, разминая затекшие мышцы, и вновь садился. Айэт подпер ладонью правой руки скулу, уперев локоть в колени скрещенных босых ног. Анмай привычно сел на пятки. Хьютай уселась рядом с ним. Теперь они застыли, готовясь к переходу.

Вэру ещё не приходилось проходить сквозь Листы, и он сомневался, что это будет приятно. Преодолеть Лист уничтожающей любое вещество не-материи с планковской плотностью, состоящей из квантов всех взаимодействий, можно было лишь в Туннеле Дополнительности, и притом, закрытом с двух сторон, — чтобы не произошло столкновения и аннигиляции различных физик.