Давид Тухманов единственный из профессиональных советских композиторов решился всерьез позаигрывать с рок-музыкой. Для записей своих произведений он приглашал в том числе и музыкантов так называемых подпольных групп (например, вокалиста джаз-роковой группы «Арсенал»). На тот момент в роке было принято записывать то, что называлось «концептуальными альбомами», эдакие масштабные полотна в духе «Pink Floyd» или «King Krimson». Обязательно с какой-нибудь сюрной картинкой на обложке. Тухманов тоже написал концептуальный альбом, который назвал «По волне моей памяти». Это была самая популярная пластинка в Советском Союзе в 70-е годы. До сих пор «Русское Радио-2» песни с этой пластинки регулярно гоняет.

Второй феномен – девушка, которую вы все хорошо знаете. Это Алла Пугачева.

Еще раз подчеркну, что «окон» и «дверей» в музыкальную Европу не существовало. Западные радиостанции тщательно глушились, а пластинки были главным образом на черном рынке. Оставались только сознательно создаваемые «дырки в заборе» типа программы «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», где показывали «Вопеу М» и «Smokie» по большим праздникам, чтобы народ слишком не напивался и не шел на улицу бить друг другу морды, а слушал музыку. После этого каждая программа еще несколько месяцев обсуждалась. Еще одной «дыркой в заборе» были музыкальные фестивали, проходившие в братских социалистических странах. Был известный фестиваль в Польше, в Сопоте, «Братиславская лира» в Чехословакии и фестиваль в Болгарии под названием «Золотой Орфей». Это были исключительно модные и престижные события, и целью любой советской поп-звезды было попасть на эти самые фестивали. Фестиваль в Сопоте был покруче.

Пугачиха к тому времени была МАЛО известна. Она только-только засветилась с песней о роботе. Тем не менее каким-то образом она попала на фестиваль «Золотой Орфей», спела там песню «Арлекино», стала сенсацией, произвела фурор и мгновенно стала «намбэр ван». Однако это событие имело и оборотную сторону. Руководство советского телевидения запретило показывать Пугачеву в эфире. Ей удалось повторить триумф Элвиса Пресли. Но Короля запрещали показывать ниже пояса, так как он совершал сексуальные движения бедрами, а Пугачеву… можно было показывать ТОЛЬКО ниже пояса, так как ее манера пения напоминала телевизионным бонзам акт орального секса. Что-то не то она делала с микрофоном на сцене… И пела слишком чувственно. Ведь что такое советская поп-звезда того времени? Это Иосиф Кобзон. И женщины по манере были точно такими же монументообразными: Валентина Толкунова, Людмила Зыкина, Галина Ненашева. На этом фоне веселая и богемная Пугачева заметно выделялась. Она любила западную музыку, обожала Дженнис Джоплин, на квартирах она любила сесть за рояль и горланить блюзы из репертуара той же Джоплин или Тины Тернер. Короче, телевидение объявило Пугачевой бойкот, публика принимала ее на ура, и эффект от пугачевской страстности на тот момент был, возможно, в силу новизны, гораздо больший, чем теперь от малолетско-лесбийских штучек ансамбля «Тату».

И наконец, еще один феномен 70 – 80-х – подпольная рок-музыка, которая из веселого и танцевального биг-бита к тому моменту превратилась уже в то, что мы называем сумрачным понятием «русский рок». Стала широко известна группа «Машина времени», а вслед за нею многие группы из Москвы, Питера и других городов стали петь по-русски.

Да, надо сказать, что перед этим, в конце 50-х и особенно в 60-е, на гребне хрущевской оттепели расцвело еще одно явление, которое не имеет прямого отношения к поп-музыке, но которое нельзя не упомянуть. Это бардовская песня, а позже КСП. То, что правильно было бы назвать «литературной песней». Начиналось это движение с великих людей и великих поэтов, таких как Александр Галич, Владимир Высоцкий и Булат Окуджава. Сейчас это движение чудовищно измельчало. Но тем не менее именно оно создало тот феномен, который позднее раскрылся в русском роке – феномен музыкального самиздата. Скажем, Александр Галич писал сатирические и глубоко антисоветские песни. А следовательно – ни на радио, ни на телевидении они не звучали, их не было нигде. Однако песни Галича знала вся страна. Просто на концерт приходил кто-то с магнитофоном, и потом все это дело тиражировалось, тиражировалось и тиражировалось. С Окуджавой было чуть проще, так как он в отличие от Галича был героем сугубо лирическим, так что власти его особо не гнобили: у него и пластинки выходили, и по телевизору его иногда показывали.

Наши рокеры идею музыкального самиздата довели до совершенства. Они создали целую инфраструктуру: подпольные студии звукозаписи, подпольная система распространения фонограмм… Они уже не ограничивались концертными записями, а, как и музыканты во всем мире, записывали альбомы. Причем придумывали им обложки, и весь этот дизайн собственноручно наклеивали на коробки с кассетами и катушками. У меня их на старой даче полный чулан – с отпечатками пальцев Гребенщикова, Цоя, Майка… Естественно, альбомы «с оформлением» выпускались очень ограниченным тиражом, и тем не менее песни с них были известны по всей стране, от Москвы до Владивостока. Количество магнитофонных копий исчислялось миллионами. Пиратство тогда было делом почетным и нужным, а музыка некоммерческой.

До начала 80-х годов никаких преследований подпольной рок-музыки в СССР не было. Ее просто игнорировали: ее не было в СМИ, о ней не писали, ее не играли на больших площадках, ее не распространяли и не записывали серьезные фирмы, такие как «Мелодия».

Наезды начались после того, как обнаружилось, что групп этих много, что поют они на русском языке и что песни эти очень отличаются по содержанию от тех, которые советская молодежь петь должна. Однако ни у «Аквариума», ни у «Машины времени» не было таких жестких политизированных песен, как у того же Галича. Это были не политизированные группы. С другой стороны, то, о чем и как они пели, создавало у молодого человека-современника совсем иной образ мыслей и совсем иное настроение, чем, по мнению руководства государства, нужно. Они пели о том, что их никто не понимает, о Боге, о предательстве друзей, о сексе, о лицемерии и конформизме, о девушках легкого поведения, о пьянстве, об отчуждении. То есть они пели о жизни вполне честно, а это было абсолютно недопустимо.

Поэтому начались гонения, запреты, вязалово на концертах. Некоторые люди, например Алексей Романов из «Воскресения» и Жанна Агузарова, даже сели в тюрьму за то, что давали нелегальные рок-концерты.

Потом, как вы знаете, началась перестройка, всех из тюряг повыпускали, и они тут же выпрыгнули на стадионы. Получилось так, что подпольные рок-группы на перестроечной волне оказались на телевидении: «Музыкальный ринг», «Взгляд» – все они были там. Тут же нашлись продюсеры, которые стали вытаскивать их на стадионы… Юрий Айзеншпис, в частности, катал группу «Кино» и сделал себе на этом первое состояние.

Воцарилась гегемония рок-музыки. Советская эстрада ушла в подполье. Кобзон занялся бизнесом, пропал куда-то Лещенко, а Пугачева вдруг стала рокершей и подружилась с Кузьминым.

От продюсера: у Троицкого есть любимое воспоминание той поры (1987 год). Шел он по улице вблизи метро «Университет», а молоденькая воспитательница вела куда-то, по всей видимости, в новый цирк, детсадовскую группу. Группа дисциплинированно шла парами, распевая… «Скованные одной цепью»!

Кстати, еще один феномен 60 – 80-х годов в песнях. Все лучшие песни того периода («Есть только миг», «А нам все равно» и пр.) – это песни из кинофильмов и мультфильмов. Подобный феномен можно наблюдать еще только в одной стране – в Индии. Там тоже все хиты – это песни из фильмов. Хотя причины другие.

Гегемония рока закончилась вместе с восьмидесятыми. Произошло это примерно по тем же причинам, что и в 60-е годы на Западе. Нельзя все время слушать «Скованных одной цепью», «Поезд в огне», «Осень» и т. п. Мозги плавятся. Людям начинает хотеться чего-то легенького, веселого, маленького и не грузящего. Именно тогда возник термин «попса».