Минуту в классе стояла тишина. Все анализировали сказанное. Не исключением был и Малфой.

«Однако… Оказывается, Грейнджер может снимать и назначать очки факультетам! Эх, вот бы мне такое право… Ну, не важно. — Драко потянулся к подбородку но, опомнившись, одёрнул руку. — Заразный жест… Ну, с перебиванием всё понятно. С самовольным покиданием учебного места — тоже, хотя и явно натянуто. Неуважение к учителю — это без комментариев, всё и так понятно. — Малфой огляделся. Все усилено вертели извилинами. И он даже понимал почему. — А вот что относительно последней фразы?„…неуважение и недооценку…“ Неуважение — это, наверно, что Долгопупс сказал „Поттер“, а не „профессор Поттер“. А вот что касательно недооценки — непонятно… — Драко поднял глаза на Грейнджер. Та продолжала ехидно усмехаться, наблюдая за реакцией класса на её заявление. И тут в голову Малфоя рывком пришло понимание… — Нет, нет, невозможно… Чтобы она — и… — Но, взглянув на довольное лицо гриффиндорки… — Ну Грейнджер, ну молодец!»

Против своей воли Драко начал похихикивать. Все студенты разом обернулись в его сторону. Глядя на их удивлённые непонимающие взгляды Малфой не выдержал и, бросив ещё один взгляд на Грейнджер, расхохотался уже во весь голос. Упав на парту, он опустил лицо в ладони и, не в силах остановиться, продолжил безудержно хохотать. Прошла минута, а его истеричный хохот всё ещё сотрясал стены кабинета.

— Драко, ты чего? — пихнула его в бок обеспокоенная Панси. Малфой на секунду поднял голову, взглянув на нешуточно обеспокоенное лицо девушки… и опять затрясся в истерике.

— И впрямь, мистер Малфой, что с Вами? — обеспокоенным голосом поинтересовалась профессор Грейнджер, подойдя к парте слизеринца. — Вы в порядке?

— Я… я в пол…ха-ха!..ном порядке… профессор! — вытирая слёзы, выдавил из себя Драко. Грейнджер, наблюдая за Малфоем, неодобрительно покачала головой.

— Наверно, у Вас просто нервный срыв, — серьёзно закивала она. — Я читала о таком. Наверно, Вы перетрудились. Быть может, Вам нужно немного отдохнуть? — заботливо предложила Грейнджер. — Сходите в Больничное крыло, отлежитесь, попьёте аппетитных зелий из запасов мадам Помфри…

— Профес…сор…ха-ха!.. пожалуйста, прекратите! — взмолился Драко, которому смеяться было уже невмоготу. Каждый новый смешок отдавался болью в перенапряжённых мышцах живота.

— Мисс Паркинсон, с ним такое часто случается? — обратилась Грейнджер к Панси. Та отрицательно покачала головой, с неподдельным ужасом взирая на необычное поведение своего парня.

К всеобщему облегчению, истерика Драко всё-таки подошла к концу. Последний раз хохотнув и одновременно ойкнув от боли в животе он, вытерев последнюю слезу, сказал:

— Спасибо, профессор Грейнджер, но от предложения посетить Больничное крыло я вынужден буду отказаться. Да, и извините меня за моё поведение.

— Ничего, мистер Малфой, я всё понимаю: нервное перенапряжение — это серьёзно, и с моей стороны было бы просто некрасиво мешать Вам выплеснуть накопившиеся эмоции. — Драко призвал на помощь всю свою выдержку дабы вновь не заржать. Убедившись, что инцидент исчерпан, Грейнджер вновь отправилась на своё место в центре класса, где её уже заждался Долгопупс.

— Драко, что это было? — обеспокоенно, но в то же время с немалой долей облегчения прошептала на ухо слизеринцу Паркинсон. Малфой, улыбнувшись, подумал: «Приятно, когда твоя девушка о тебе думает, волнуется. Какая же всё-таки Панси у меня хорошая. Пусть, не такая умная, как Грейнджер, и не секс-бомба, как Гринграсс, но такая милая… Домашняя, что ли?..» — А в ответ прошептал:

— После урока всё объясню, Панси, обещаю. — И, не удержавшись, чмокнул девушку в щёку. Та, улыбнувшись, благодарно сжала его руку под партой. В данный момент Драко был абсолютно счастлив…

Тем временем Долгопупс, так же отошедший от истерики Малфоя, с новой силой накинулся на профессора:

— Грейнджер, ты своим блефом меня не испугаешь! Ни за что не поверю, что ты РЕАЛЬНО сняла с меня пятьдесят пять(«О-о-о!!! ШЕСТЬДЕСЯТ пять, неуч!») баллов…

— Что ж, это Ваши проблемы, мистер Долгопупс, — пожала плечами Грейнджер. — Но учтите — за ужином Вы увидите, что количество рубинов в часах Гриффиндора существенно уменьшилось. А теперь, если позволите, я всё же попрошу Вас сесть обратно на своё место и дать мне продолжить урок. — Отвернувшись от Невилла, профессор двинулась вдоль столов пуффендуе-гриффиндорской половины класса. — Я остановилась на том, что хотела сразу перейти к опросу. Сразу не получилось, но у нас есть ещё… — она взглянула на наручные часы, — …один час сорок пять минут, так что я уверена, что все вы успеете продемонстрировать мне ваше владение заклинанием Сомнус Стремнир. Ну, есть ли желающие начать? — Желающих не было. Драко, хоть и в совершенстве владел данным заклинанием, не спешил поднимать руку. мало ли… Вдруг ещё что-нибудь интересное произойдёт? — Ну же, кто смелый? — усмехнувшись, спросила Грейнджер остановившись как раз напротив пустого места Долгопупса. — Мистер Долгопупс, раз Вы уже стоите, не продемонстрируете ли мне Ваше умение пользоваться сонными чарами? Уверена, Вы отлично ими владеете.

— Я-то ими владею, о совсем не великий и отнюдь не прекрасный профессор Грейнджер, — пропев, по-клоунски поклонился Долгопупс. Рон, поняв, что его лидер пошутил, залился приступом истеричного смеха, моментами переходящего в жизнерадостные похрюкивания. Ему, словно многоголосое эхо, вторил угодливый гогот Парвати и Лаванды. Несколько секунд помолчав, дабы в полной мере насладиться прелестью момента, Невилл продолжил: — Но я не совсем уверен, профессор, что ТЫ владеешь этим заклинанием, потому что такая магла, ка-а-ак… как ты-ы-е-хр… Хра-хр… Хра-хр-хр…

Драко не совсем понял, что именно произошло. Вот только что Долгопупс стоял, вполне нормально излагая свою очередную издевательскую речь в адрес Грейнджер, а сейчас… Нет, сейчас-то он тоже стоял, но совсем не излагал. Невилл… спал. Спал здоровым, вполне себе нормальным сном, весело похрапывая и временами что-то бормоча. Малфой даже удивился — как это Золотому Мальчику удаётся спать стоя, совсем не норовя завалиться на бок? Видимо, у него к этому делу предрасположенность. Ну, или опыт.

Из заворожённого разглядывания Невилла шестикурсников вывела Грейнджер.

— Хммм… — протянула она, подходя к спящему и застывшему, аки статуя, Мальчику-Который-Решил-Вздремнуть. Спрятав палочку в карман мантии(«Ага! Вот откуда ноги растут! Владеем невербальными чарами? Отлично, Грейнджер, просто превосходно!»), девушка, не особо церемонясь, с немалого замаху несколько раз одарила Долгопупса пощечинами. — Привожу в себя, — разъяснила она ошеломлённой публике, попутно ещё раз съездив по лицу Невиллу. Тот послушно проснулся. Пока Долгопупс потирал покрасневшие щёки и затравлено оглядывался по сторонам, Грейнджер разумно поспешила отойти на несколько шагов.

— Чт…Что это было? — прохрипел он, сделав неловкий шаг назад и поскользнувшись, — от неминуемого падения Невилла спасла только парта Ханны Аббот, на которую он умудрился сесть. Пуффендуйка, к слову, была не слишком-то рада лицезреть довольно объёмные седалища у себя на столе…

— Вы что, не поняли? — довольно неубедительно удивилась профессор. — Это было ни что иное, как Сомнус Стремнир, заклинание Мгновенного Сна. Странно, что Вы меня спрашиваете, мистер Долгопупс. Ведь Вы, с Ваших слов, прекрасно владеете данными чарами и должны не менее замечательно знать специфику их действия.

— Но… но я не слышал, чтобы ты…

— О, ничего особенного, — отмахнулась профессор. — Банальная невербалистика освобождает меня от таких архаизмов начальных курсов, как произношение заклинания в слух.

«Если бы у меня была шляпа, Грейнджер, я бы её сейчас непременно снял, — с непонятной внутренней гордостью подумал Малфой. — Браво! Великолепно! — готов был воскликнуть он, но сдержался. Вместо этого он продолжал с неподдельным уважением глядеть на гриффиндорку, думая: — Эх, Грейнджер, и чего же тебя угораздило родиться у маглов? Какая бы из тебя чистокровная светская львица получилась бы, ммм… Просто сказка! Конечно, твоя манера говорить не лишена кое-каких минусов, да и речь не всегда правильна и грамотна… Но несколько занятий с профессионалами — и ты излагала бы не хуже меня… Нет, всё-таки хуже… Но очень близко к идеалу! То есть ко мне…»