- Видишь ли, и в том и в другом мне очень помогала Коринна…
- Эта красивая девушка, которую я видел в театре?
- Да. И, собственно говоря, мне и тут не обойтись без ее помощи. Ведь повар, о котором я говорю, - ее мать.
- Ну, так поговори с ней, Алексид. Пусть готовит пир на пятьдесят человек. Хор и актеры - это уже почти тридцать, а кроме того, твоя семья и твой друг Лукиан… Но, может быть, ты хочешь сам кого-нибудь пригласить? Алексид несколько мгновений в нерешительности молчал. Но наконец он собрался с духом:
- А можно… можно, я приглашу Сократа?
- Конечно, если только он согласится. Скажи моему рабу, где его искать.
- Наверно, он у себя дома. Видишь ли, - пояснил Алексид, с грустью вспоминая, что «Овод» был написан ради Сократа, - он почти никогда не ходит в театр и, значит, не видел и моей комедии. Ну, а так как во время представления ему не найти на улицах обычных собеседников, он, наверно, сидит дома и ждет, чтобы праздники кончились и было с кем поговорить.
- Ну, пусть разговаривает со мной сегодня на пиру, - деловито сказал Конон. - Расскажи моему рабу, где он живет, а сам сходи к этой твоей хваленой стряпухе… как ее зовут?
- Горго.
- Горго? - недоуменно повторил Конон. - Я где-то слышал это имя.
- Ну, это понятно: лучше ее никто в Афинах не готовит. Но сегодня, может быть, она и свободна, потому что в Афинах ее пока не все знают, они совсем недавно приехали из Сиракуз…
- Так как же я мог о ней слышать? - пробормотал Конон. - На пирах я не бывал вот уже много лет. Она, ты говоришь, мать этой девушки?.. Ну, неважно, неважно… - Он повернулся к рабу:
- Когда пригласишь Сократа, беги со всех ног домой и скажи госпоже, чтобы она оделась и приехала сюда на пир. Скажи, что пир будет очень скромный и женщины, если пожелают, останутся на своей половине. Конечно, она отвыкла от шумного веселья, но сегодня же все-таки Дионисии! Скажи ей, что вино будет сильно разбавлено, что не будет ни флейтисток…
- Ты ошибаешься, - перебил его Алексид, и уголки его рта лукаво задергались. - Без одной флейтистки мы все-таки не обойдемся, или Горго откажется прийти, да и я тоже, хотя и нижайше прошу меня простить.
Конон просмотрел на него, и его лицо стало почти испуганным.
- Неужели эта девушка - флейтистка?
- Не такая, как другие, - но ведь и этот пир будет на таким, как другие.
Так оно и было.
Первое, что бросилось в глаза Алексиду, когда он вошел в дворик харчевни, была старая овчина, разбитые деревянные сандалии и широкополая пастушеская шляпа - все это валялось на земле.
Коринна выбежала к нему из кухни.
- Ах, Алексид, я так рада, так рада! - воскликнула она.
- Так ты уже слышала? - спросил он с досадой. А он-то, расставшись с Кононом, бежал всю дорогу бегом, чтобы его никто не опередил!
- Слышала? - Коринна закинула голову и засмеялась своим беззвучным смехом. - Неужели ты думаешь, что я не сумела и посмотреть? - Она указала на кучу одежды:
- Можешь забрать свою старую овчину. В театре она сослужила мне хорошую службу - она так благоухала, что мои соседи старались отодвинуться то меня подальше!
- Значит… - в восторге начал он. - Ах ты, хитрая…
- Это еще что? - вопросила Горго, выходя из кухни. - Что на вас нашло? В жизни я…
- Я к тебе с поручением, - объяснил Алексид. - Сегодня вечером пир на пятьдесят человек. Все самое лучшее. Денег не жалеть. Ты согласна?
Лицо Горго расплылось от удовольствия.
- Еще бы! Я всегда говорила, господин Алексид, что ты нам добрый друг. Все и будет только самое лучшее.
Этот вечер Алексид запомнил как самый счастливый в своей жизни. Что могло быть приятнее минуты, когда отец обнял его, а потом отступил на шаг и оглядел его даже с каким-то страхом!
- Так, значит, то, о чем говорит весь город, правда? Комедию написал ты, а не дядя Алексид? Я горжусь тобой, сын!
А ведь Леонт еще не слышал тогда, что его сын помог раскрыть опасный заговор!
А мать, сильно оробевшая (она согласилась прийти на пир только с условием, что будет сидеть с Диметрией в соседней комнате и лишь украдкой поглядывать на пирующий), поцеловала его и шепнула:
- А я нисколько не удивилась, милый. Я всегда знала, что твой отец недостаточно тебя ценит.
Алексид невольно улыбнулся - то же самое она говорила и про дядюшку Живописца! Но ведь у нее доброе сердце и она обо всех думает хорошо. Филипп, на этот раз отпущенный домой на праздники, поздравил его с неловкостью старшего брата, а Теон произнес целую речь и замолчал только тогда, когда Алексид дернул его за ухо. Ника клялась, что, знай она, в чем дело, она переоделась бы мальчиком, а уж в театре побывала бы непременно! Дядюшка Живописец, ничуть не огорченный утратой славы, веселился больше всех - до чего же приятно, заявил он, не притворяться больше умником! А завтра можно будет снова спокойно работать в гончарне.
Сократ всем очень понравился. И особенно Леонту, чье мнение о нем, как и у многих других афинян, переменилось к лучшему благодаря «Оводу». Теон же присосался к старику философу, как пиявка; они устроились в спокойном уголке и вели длинную беседу, ни на кого не обращая внимания, пока Теон уже за полночь вдруг не уснул на полуслове. Сократ улыбнулся, подложил ему под голову подушку и подошел к Главку, чтобы расспросить его о природе ритма.
Но самое важное случилось раньше, как только унесли столы и в зал вошла Коринна с флейтой в руке. В этот вечер она казалось совсем взрослой, потому что на ней был длинный хитон из сверкающей голубовато-серой ткани под цвет ее глаз. Она не надела никаких украшений, кроме старой серебряной броши, изображающей кузнечика. Эту брошь она хранила с раннего детства, надевала только в особо торжественных случаях и верила, что она приносит удачу.
Пока она играла, Конон тихонько прошел в соседнюю комнату, где на приличном расстоянии от пирующих сидели его жена, мать Алексида и еще несколько женщин, а так же Ника, очень недовольная этим уединением. Деметрия посмотрела на мужа и улыбнулась. После стольких лет сельского затворничества ей было очень приятно наблюдать такое веселье.
- Какая красивая девушка! - прошептала она.
Конон как-то странно поглядел на нее.
- Она тебе никого не напоминает, милая? - спросил он с притворным равнодушием.
Деметрия повернулась и посмотрела в зал. Она покачала головой:
- Не помню.
- И неудивительно. Это же было… довольно давно. А ту девушку ты в лицо не видела - только ее отражение в своем зеркале.
Деметрия посмотрела не него, недоуменно сдвинув брови:
- О чем ты говоришь, Конон?
- Она точный твой портрет в юности. Я заметил это сразу, как только увидел ее утром.
Деметрия тихонько засмеялась, смущенно, но радостно.
- Такой красивой я никогда не была. Пожалуй, все-таки какое-то сходство и правда есть, хотя мне самой судить об этом трудно.
- Вылитая ты, - настаивал Конон.
- Какое странное совпадение!
- Так и я думал, пока не узнал имени ее матери. Ее зовут Горго.
- Не может быть! - У Деметрии перехватило дыхание.
Побледнев, она схватилась за сердце, и Алексид, заметивший это через открытую дверь, бросился к ней на помощь, но она поборола свое волнение. - Если это даже и так, - прошептала она, - то мы ничего сделать не можем. У нас нет никаких прав. Мы поступили плохо и должны за это расплачиваться. А она как будто счастлива.
- Нет, - возразил Конон. - И Горго тоже не слишком счастлива. Они привязаны друг к другу, но девочке не нравится такая жизнь. Это мне сказала сама Горго.
- Ты с ней говорил?
- Да. Она сейчас здесь, на кухне.
- Я про девушку… Как ее зовут? Коринна?
- Нет, не говорил. Понимаешь, я хотел сначала рассказать тебе.
- Ах, приведи ее сюда, Конон! Приведи поскорее, пожалуйста.
И, когда Коринна, кончив играть, с недоумевающим видом вошла в комнату, Деметрия прошептала:
