- Что, отец? - спросил Алексид, подходя к нему.
Они остановились под смоковницей. В одной из дверей показался было Парменон, но тут же юркнул обратно в дом. Во дворе стало удивительно тихо, однако Алексид не сомневался, что Теон и Ника притаились где-нибудь поблизости и изо всех сил стараются разобрать, что говорит вполголоса отец.
А тот говорил:
- Мне было грустно узнать, то мой сын заводит крайне нежелательные знакомства.
Значит, он все-таки слышал про Коринну! Но чем так уж страшно это знакомство? Кровь прилила к щекам Алексида, но он попытался ответить отцу столь же сдержанно:
- А почему оно нежелательно?
- Неужели ты не понимаешь? - спросил Леонт тем же спокойным тоном. Ведь этот Сократ - притча во языцей.
Ах, так, значит, дело не в Коринне, а в Сократе!
- Но почему, отец! - смущенно пробормотал он.
- Во-первых, он безбожник - он не признает наших богов. Тех юношей, которые попадают в его сети, ждет верная гибель.
- Это несправедливо…
- Нет, это правда, Алексид. Я не слишком виню тебя, то ты сам не сумел в нем разобраться. Он хитрый старик и умеет войти в доверие к молодым людям. А потом заставляет их забыть все те правильные и нужные вещи, которым их учили, и набивает им голову всякой ядовитой чепухой.
- Но ведь… - растерянно бормотал Алексид, пытаясь найти хоть какое-то сходство между тем Сократом, которого он знал, и человеком, которого описывал отец.
- Алкивиад[25] попался на его удочку, и какова была его судьба? Он мог стать украшением Афин, а вместо этого продал родину врагу! И не один он плохо кончил. А что за юношей собрал Сократ вокруг себя теперь? Вот Платон - его дядя Хармид считается одним из самых опасных противников нашей демократии. Или Ксенофонт, который открыто восхищается порядками Спарты. Приятно ли мне, что мой сын знается с подобными людьми? - Алексид хотел было возразить, но Леонт поднял палец, требуя, чтобы его не перебивали. - К счастью, ты еще очень молод. Ты можешь больше не встречаться с ними, и все кончится хорошо. Но помни: больше ты с ними не знаком. С этой минуты! Сократ и его вздорное учение погибельны для юношей. - Он ласково положил руку на плечо Алексида. - Но с тобой ничего дурного не случится. Я этого не допущу - ты мне слишком дорог.
9. Трагедия… или комедия?
«Ру-у, ру-у, ру-ру-ру!» - заворковал лесной голубь, и обрывы вокруг заброшенной каменоломни ответили ему негромким эхом. Пригнувшийся в кустах Алексид заметил на обрыве яркое пятно. Значит, Коринна, как всегда, пришла в пещеру раньше его. Хитон у нее был золотистый, как цветок крокуса. Девушка стояла у края расселины и оглядывалась по сторонам.
«Ха-ха-ха!» - раздался насмешливый крик сойки в кустах сирени у самых ее ног. Корина улыбнулась и посмотрела вниз:
- Ты меня не обманешь, Алексид! Хотя, честно говоря, я было поверила, что это и вправду ворковал голубь. Ну, влезай же сюда.
Алексид поставил ногу на развилку, ухватился за протянутую руку Коринны и одним прыжком очутился на уступе рядом с ней.
Она притворилась рассерженной:
- Ты просто язва! Хорошо бы и вправду это был лесной голубь. Я еще ни разу не видела тут голубей и не слышала их.
Корина вела счет птицам разных пород, которые залетали в каменоломню. Дятел, кукушка, сорока, сойка, сокол, куропатка - список все увеличивался. У маленького водопада они один раз видели зимородка и не сомневались, что где-то поблизости должен жить соловей. Они даже собрались было как-нибудь остаться тут на всю ночь, чтобы его послушать, но потом решили, что во всех отношениях будет благоразумнее этого не делать.
- Мать покажет мне соловья! - с сожалением сказала Коринна.
Горго не была строгой матерью, ее добродушие не уступало ее толщине, но и она не потерпела бы ночных прогулок.
«Как и отец, - подумал Алексид, - хоть он даже и не знает, что на свете есть Коринна».
- Что мы сегодня будем читать? - спросила девушка.
- Сегодня мы займемся письмом.
Из складок своего хитона Алексид извлек свиток чистого папируса и положил рядом с нем не землю тростниковые перья, нож, чтобы расщеплять их, и маленький кувшинчик, в котором, когда он вытащил затычку, блеснули черные чернила.
- Вот хорошо-то! А с чего мне переписывать?
- Я тебе продиктую… одну вещь, которую знаю наизусть.
- Еврипида? Гомера?
- Потом узнаешь.
- Но мне же неинтересно писать неизвестно что!
- Но, может быть, тебе все-таки будет интересно.
- Ну и учитель! - Коринна показала ему язык: жизнь в харчевне не придала ее манерам изысканности.
Алексид расщепил тростинку, заточил ее и передал своей ученице. Она устроилась на ровном полу пещеры, опираясь на левый локоть, и приготовилась писать. Алексид, скрестив руки на груди, стал у входа в пещеру и устремил глаза не город и далекое море. Затем медленно и отчетливо он продиктовал:
- «Со скорбной вестью я пришел к тебе, Ахилл…»
Продиктовав двенадцать строк, он остановился. Чтобы записать их, потребовалось немало времени, но Коринна с каждым занятием, несомненно, писала и говорила все лучше. Она выводила изящные буквы с такой любовью и тщательностью, словно занималась вышиванием. Алексид нагнулся и указал ей на несколько ошибок.
- Ну, что ты об этом скажешь? - спросил он небрежно.
- Что скажу? Ах, ты об этой речи! Очень неплохо. Только чересчур уж уныло, как ты думаешь?
- Ну, а как же иначе? Это ведь из трагедии! Не хочешь же ты, чтобы вестник за живот держался от хохота. Он же пришел рассказать Ахиллу о смерти его лучшего друга.
- А-а… Только комедии нравятся мне гораздо больше. Помнишь, ты приносил одну - Аристофана. О том, как все женщины заперлись в крепости и отказывались вернуться к домашним очагам, пока их мужья не обещают навсегда прекратить войну.
- Она называлась «Лисистрата».
- Вот-вот! - Коринна заткнула кувшинчик с чернилами и еще раз перечитала написанное.
Трудно было сказать, что ее интересует - стихи или собственный почерк. Алексид нервно облизнул губы. Сердце у него так и подскочило, когда она, кончив читать, сказала:
- А все-таки и это очень хорошо. Из какой трагедии ты это взял?
- Из «Патрокла», - буркнул он.
- Я о такой и не слышала. Кто ее сочинил?
- Алексид, сын Леонта.
- Алексид… - И тут Коринна все поняла. Она вскочила на ноги. - Ты говоришь о себе? Ах, Алексид, какой ты умный! А мне и в голову не пришло…
Коринна говорила так искренне, что Алексид не мог скрыть свое удовольствие.
- Я рад, что тебе понравилось! - сказал он улыбаясь.
- Нет, ты не возможен! А вдруг бы мне не понравилось и я бы прямо так и сказала - ты бы обиделся, и…
- Потому-то я и не сказал сразу. Я хотел узнать, что ты подумаешь на самом деле.
- А ты помнишь еще что-нибудь?
- Я помню все, что у меня готово. Стихов двести - триста. Я ведь должен хранить их у себя в голове: если я начну писать дома, от расспросов спасения не будет.
- Ну, так записывай здесь! Сочиняй понемножку, все хорошенько запоминай, а когда будешь приходить сюда, записывай. В пещере сухо, и мы можем прятать тут и папирус, и чернила, и все, что понадобится.
- Да это… - Он хотел было сказать: «Я как раз и собирался сделать», но вовремя спохватился. - Ты замечательно придумала! - договорил он с жаром.
- Но сначала прочти мне все, что ты уже сочинил, - потребовала Коринна. - Раз мне больше не надо писать, слушать будет гораздо интереснее.
Коринна снова села, прислонилась спиной к скале и обхватила руками колени. Она пошевелилась только тогда, когда Алексид, кончив декламировать, произнес обычным тоном:
- Вот и все, что я пока сочинил.
- Ах, Алексид! - тихо сказала она. - Как тебе, наверно, было грустно, пока ты все это придумывал!
Он рассмеялся принужденным смехом.
- Чисто по-женски! Сразу о личных чувствах. А стихи тебе понравились?