– Бенджи Махмуд, – сказал Тесхамен.

– Такой же ненормальный, как и этот Голос, – фыркнул Эверар. – Юный болван считает, мы все – одно племя.

– Ну а так ведь и есть, – мягко заметил древний вампир. – Я всегда считал нас единым народом. В древние времена так и было.

– Только не теперь, – возразил Эверар. – Послушайте, этот самый голос грозил мне расправой, если я не выполню его приказ. Думаете, ему хватит на это сил?

– Он, судя по всему, работает самым примитивным образом, – сказал Тесхамен. – Подстрекает старших вампиров сжигать более молодых, а молодых – сжигать убежища. Подозреваю, все зависит исключительно от того, где и когда ему удастся найти восприимчивых слуг, подвластных его воле. Иного плана, судя по всему, у него нет.

– Выходит, он может найти кого-то восприимчивого и напустить его на меня.

– Мы научим тебя, как этого избежать.

– С чего вдруг такая забота?

– Мы ведь и в самом деле – одно племя, – тихо промолвил пепельноволосый призрак. – Люди, вампиры, духи, призраки – мы все разумные существа, привязанные к этой планете. Почему бы нам всем не объединиться пред лицом общей опасности?

– И для какой цели?

– Остановить Голос, – ответил Тесхамен с еле заметной ноткой нетерпения. – Не позволить ему причинить зло кому-нибудь еще.

– Но мы заслужили это зло, – проговорил Эверар. – Разве нет?

Он сам удивился, когда этот вопрос слетел с его уст.

– Нет, не думаю, – покачал головой Тесхамен. – Пора уж покончить с этим образом мыслей. Давно пора.

– Ой, погодите, только не начинайте! – Эверара несло. Подражая типичному бодро-американскому миссионерскому тону, он пропищал: «Мы сами и есть то изменение, которого жаждем!» Нет? Скажите, что вы в это верите – и я начну кататься по мостовой от хохота.

Трое его новых знакомцев вежливо улыбнулись, однако видно было, что им не слишком-то нравится служить мишенью насмешек. Эверара охватило раскаяние. Он вдруг с убийственной остротой осознал, как доброжелательно и учтиво ведут себя эти трое, а он отвечает им язвительными глупостями, растрачивая драгоценные минуты общения неизвестно на что.

– Почему бы нам не объединиться, чтобы вместе добиться мира в королевстве, что мы делим между собой? – спросил младший призрак.

– А что это за королевство? – отозвался Эверар. – Ты, друг мой, призрак, а я состою пусть и из неприглядной, но все же крови и плоти.

– Некогда я был человеком, – промолвил младший призрак. – Потом много веков был вампиром. Теперь я призрак. Но душа моя во всех трех формах оставалась моей душой.

– Вампиром, – пробормотал Эверар, потрясенно вглядываясь в лицо призрака, рассматривая широкий улыбчивый рот и выразительные глаза. И вдруг вздрогнул. – Магнус! Уж не Магнус Алхимик ли?

– Да, я был им, – подтвердил призрак. – И я знал тебя в былые времена, Эверар. Тебя создал Рошаманд, а меня, можно сказать, создал Бенедикт.

Эверар расхохотался.

– Сдается мне, это ты создал Бенедикта! Украв у него Кровь и сделав его всеобщим посмешищем! А теперь, выходит, ты стал призраком! Призраком вампира!

– Не думаю, что я единственный в своем роде, – сказал Магнус, – но мне помогли мои присутствующие здесь друзья – помогли стать тем, кого ты сейчас видишь перед собой.

– И то сказать, сходства со старым уродливым горбуном, которого я знавал, ни малейшего, – выпалил Эверар, но тут же глубоко пожалел о своей несдержанности и потупился, а потом снова робко поднял взгляд. – Прости. Прости меня за эти слова.

Но Магнус улыбался.

– Не переживай. Я и вправду был страшилищем. Одно из величайших преимуществ жизни привидения – можешь довести свое эфирное тело до таких совершенств, что даже и не снились тебе с физическим телом, будь ты хоть вампир. Сейчас ты видишь меня именно таким, каким я всегда мечтал выглядеть.

Эверар никак не мог опомниться от потрясения. Магнус, тот самый Магнус, которого он знал, который создал Вампира Лестата, знаменитого юного кровопийцу, изменившего историю всего вампирского мира. И да – теперь сквозь весь внешний лоск и шик Эверар различал прежнего Магнуса, мудрого и блистательного алхимика, что так красноречиво умолял Рошаманда о Кровном Даре, целителя, что творил чудеса, помогая беднякам, и задолго до знаменитого Коперника изучал звезды в бронзовый телескоп.

Магнус, возлюбленный Ноткера Прюма, которого Бенедикт сделал вампиром вполне намеренно и с любовью. Ноткер и сейчас был жив, почему-то Эверар в том не сомневался. Рошаманд говорил, что музыку Ноткера будут слушать в снежных Альпах, когда тысячи более древних вампиров давно уже упокоятся в могилах.

Магнус стал призраком!

А второй? Этот Рэймонд Галлант, кто он-то такой?

– А сейчас ты слышишь Голос? – спросил призрак по имени Рэймонд Галлант.

– Нет, – покачал головой Эверар. – Он умолк как раз перед тем, как я вас увидел. Исчез. Не знаю, откуда мне это известно, но он ушел. Я вроде как чувствую, когда он направляет на меня свой магический луч – точно лазер.

Стараясь не таращиться во все глаза на призраков, он робко покосился на Тесхамена.

– Он говорил тебе, чего хочет добиться в итоге? – спросил тот. – Открывал какие-нибудь тайны?

– Да все больше грозился, – ответил Эверар. – Совсем по-детски, ужасно глупо. Пытался сыграть на моих страхах, на том, что я… я последнее время так одинок. Но я его уловки насквозь вижу. Он твердит о невыносимой боли, о слепоте, о беспомощности… невозможности даже пальцем пошевелить.

– Он так и сказал? Прямо вот этими словами? – встрепенулся Рэймонд Галлант.

– Ну да. Говорит, он сам совершенно беспомощен, поэтому нуждается в моей любящей поддержке и помощи, моей преданности и доверии к нему. Ага, стану я ему доверять! Говорит, во мне таится могущество, какое мне пока и не снилось. Болтает об итальянских кровопийцах, требует, чтобы я их всех сжег. Совершенно безжалостен.

– Но ты его не слушаешь?

– А с какой стати мне его слушать? И что я смогу сделать, если он сам из древних и хочет погубить меня? Что я могу поделать?

– Ты ведь знаешь, как укрыться от Огненного Дара, правда? – спросил Тесхамен. – Лучший способ – просто сбежать. Как можно скорее покинуть место происшествия, по возможности, прибегнув к Облачному Дару. Если можешь быстро укрыться под землю, это даже лучше, потому что огонь не в силах пронзить землю. Кто бы ни направлял Огненный Дар, он должен видеть свою жертву, видеть здание, видеть мишень. Иначе этот Дар не работает.

Эверар не очень-то разбирался во всех таких тонкостях, так что и выразить не мог, до чего был благодарен за столь подробный, четкий и ясный совет. Надо признать, Бенджи Махмуд вроде бы тоже говорил что-то в этом роде – но Эверар доверял ему не больше, чем простые смертные – телевизионным проповедникам.

Никто и никогда толком не учил его премудростям про высшие дары. Ни за что и ни под каким видом Эверар не признался бы, что всему, что знает о них, он научился из «Вампирских хроник» – и что свои умения по этой части, уж какие ни есть, он оттачивал по описаниям, вышедшим из-под пера вампиров с такой сомнительной репутацией, как у Лестата де Лионкура, Мариуса Римского и так далее. Проклятие на Детей Сатаны со всеми их законами и запретами! Вот уж кто не изучал вампирские дары!

Великий Рошаманд, создатель Эверара – другое дело. Сколько историй рассказывал он Эверару и его товарищам о полетах на крыльях ветра, о чарах, которые умеет набрасывать, о видениях, что умеет насылать. Ах, Рошаманд… пурпурные одеяния, унизанные кольцами пальцы, излюбленные его шахматы на огромной мраморной доске, а фигурки – короли, ферзи, ладьи и туры – вырезаны специально для него. Рошаманд всегда предпочитал шахматы любым другим играм, говорил: только в них ты с противником меряешься силой мысли.

– Да, – прошептал Магнус, – я так хорошо помню его! Сколько мы с ним просиживали за этими шахматами…

Будь Эверар простым смертным, он бы покраснел со стыда, что прочесть его мысли, уловить проносящиеся у него в голове образы оказалось так легко. Однако он ничуть не возражал – слишком уж завораживал его призрак Магнуса, слишком много вопросов осаждало смятенный разум.