Он присосался к моей шее с такой силой, что я потерял сознание. Кажется, я успел еще обернуться и схватить его, сжать левой рукой его голову, попробовать оторвать его от себя – но на меня нахлынула череда видений, я не мог уже отличать грезы от яви, ухоженные тропинки и деревья Тюильри вдруг превратились в Сад Зла по всему миру. Я впал в божественное приятие, и сердце Дэвида билось вплотную к моему сердцу. Ни осторожности, ни сдержанности, что проявил я, когда пил его кровь.

Я пришел в себя на земле, привалившись спиной к стволу молодого каштана. Дэвид исчез. На смену мягкой благоуханной ночи пришел серый морозный рассвет.

Я отправился домой – в «тайное убежище», что расположено было лишь в минутах полета на крыльях ветра, чтобы там на досуге поразмыслить обо всем, что узнал от друзей. Все равно ни на что большее я сейчас был не способен.

Проснувшись следующим вечером, я заметил, что на костюме моем, даже на руках остался запах Дэвида.

Отринув желание отыскать его, я принялся заново овладевать наукой обращения с компьютером и в очередной раз завел себе новый ящик электронной почты на новом сервисе. А потом настрочил пространное послание Маарет, в котором спрашивал, нельзя ли мне навестить ее, где бы она сейчас ни находилась – а если нельзя, то согласна ли она общаться со мной хотя бы таким образом. Я сообщил ей, что понимаю: для нас все переменилось, и мольбы Бенджи о том, чтобы древние вампиры возглавили весь наш народ, отражают чаяния многих и многих вампиров. Но, признаться, сам я так и не понял, как на все это реагировать. Я спрашивал ее совета.

Ответное сообщение Маарет оказалось предельно кратким. Я не должен пытаться найти ее. Ни при каких обстоятельствах не должен к ней приближаться.

Само собой, я поинтересовался – почему?

Никакого ответа.

А через шесть месяцев телефон ее был отсоединен от сети. Электронный адрес оказался недействительным.

Со временем я снова забыл, как пользоваться компьютером. Правда, мой айфончик звонил много раз. Это был Дэвид. Мы разговаривали, но совсем понемногу, а потом я забыл зарядить чертово устройство. Дэвид рассказал мне, что отыскал Мариуса в Бразилии и отправляется туда, чтобы поговорить с ним. Сообщил, что Дэниел Моллой, компаньон Мариуса, пребывает в отличном настроении и согласен взять Дэвида с собой к Мариусу. Но больше я никаких вестей от него не получал.

Правду сказать, айфон я посеял. И, как оно всегда со мной и бывало, впредь созванивался со своими поверенными в Нью-Йорке и Париже по старомодному обычному городскому телефону.

Прошел год.

Я тогда обитал в отцовском замке в горах Оверни – так сказать, в тайном убежище у всех на виду, где никому и в голову не приходило меня искать. Замок был уже почти отстроен и отделан заново.

Тогда-то Голос снова обратился ко мне.

– Неужели ты не жаждешь покарать всех этих столичных юнцов? – вопросил он. – Жалких червяков, что изгнали тебя из Парижа, когда тебе в прошлый раз пришло в голову обосноваться там?

– Ах, Голос, ну где тебя черти носили? – спросил я. В тот момент я как раз сидел у себя за столом и чертил план новых пристроек к старому замку. – Уж не болел ли ты, часом?

– Почему ты не уничтожил их? – не унимался он. – И почему не отправишься туда прямо сейчас и не сотрешь их с лица земли?

– Не мой стиль, Голос. Слишком уж часто в прошлом я отнимал жизни и у людей, и у вампиров. Мне это больше не интересно.

– Они вытеснили тебя из твоего города!

– Ничего подобного. Ладно, Голос, пока. У меня дела.

– Я так и боялся, что ты изберешь эту линию поведения. Так и знал!

– Где ты, Голос? Кто ты? Почему мы всегда общаемся только вербально, да еще в самый неподходящий момент? Неужели мы так больше и не встретимся лицом к лицу?

Вот это была ошибка! Едва эти слова слетели с моих уст, как я заглянул в висящее над каминной полкой огромное зеркало восемнадцатого века – и, разумеется, он оказался там, совершенный мой двойник, вплоть до копны встрепанных волос и старой рубашки с широкими мешковатыми рукавами. Вот только теперь отражение не повторяло моих движений, а смотрело на меня в упор, словно бы из стеклянного ящика, где было заперто. От злости лицо Лестата исказилось, стало капризным, упрямым, почти детским.

Несколько мгновений я рассматривал изображение в зеркале, а затем пустил в ход все свое могущество, чтобы заставить его исчезнуть. Как же это было здорово! Ловко и хорошо. Я научился. Теперь я мог сделать это в любой момент. И хотя в голове моей все еще звучали басовитые раскаты, я заглушил их, потопил в звуках льющейся из моего компьютера музыки – то Сибель играла на пианино в Нью-Йорке.

Все дело в том, что он меня больше не интересовал. Я даже не снизошел до того, чтобы поблагодарить его за добрый совет. Ведь это он предложил мне вернуться сюда, домой, под своды замка, где я когда-то явился на свет. Домой, к безмолвию горных отрогов. Почему я не сказал ему спасибо? Не кто иной, как он, вложил мне в голову эту идею, привел меня назад – к прежним лесам и полям, к этой возвышенной сельской тишине, этому привычному сокровенному одиночеству, в котором мне было так хорошо и надежно.

Мне не было до него дела, не хотелось тратить на него слов.

Само собой, неплохо было бы сперва выяснить, кто он такой, а уж потом изгнать из своей головы на веки вечные. Но мы не всегда получаем то, что хотим.

Когда Роуз впервые встретила дядю Лестана, он унес ее к звездам. Так она вспоминала потом эту встречу, и ничто и никогда не развеяло ее твердого убеждения, будто он подхватил ее прямо с террасы у мола – и увлек через облака прямиком на небо. Роуз навсегда запомнила холодный ветер и сверкающие вокруг звезды, миллионы звезд, прибитых к черному небу, точно мириады горящих свечек. Запомнила руки дяди Лестана, что обнимали ее, запомнила, как он шепнул ей «не бойся», как завернул ее в свое пальто.

Они прилетели на другой остров – там-то Роуз и узнала, что ее мама погибла при землетрясении. Никто не уцелел. Целый небольшой островок канул в пучину моря – но дядя Лестан сказал, что новому острову такая судьба не грозит. Здесь, с дядей, она в безопасности. Он найдет ее родственников в Америке. Он подарил ей чудесную куклу в розовом платье, с длинными светлыми локонами и босыми ножками. Небьющуюся виниловую куклу.

Теперь Роуз жила в красивом домике с круглыми окнами и выходящими на море балкончиками, а ухаживали за ней две дамы, нежные-нежные, вот только она ни слова не понимала, что они говорили. Дядя Лестан объяснил, это потому, что они родом из Греции. Но он хотел, чтобы Роуз твердо помнила свою фамилию и как звали ее маму.

Роуз сказала, что маму звали Морнингстар Фишер. А папы у нее совсем и не было. За это, за то, что у нее нет папы, бабушка с дедушкой не полюбили ее и перестали давать Морнингстар деньги. Роуз помнила, как видела бабушку с дедушкой в Техасе, в городе под названием Афины. «Мы не знаем, кто ее отец», – заявил старик. Тогда мама Роуз перестала просить и унесла дочку из маленького кирпичного домика – через большое поле. Кто-то подвез их в аэропорт в Далласе, а оттуда они улетели с новым маминым другом в Грецию, где собирались прожить не меньше года. Маминого друга звали Джи-Рок, и у него были деньги, потому что он играл в музыкальной группе.

– Я им не нужна, – сказала Роуз. – Можно мне остаться с тобой?

Дядя Лестан был очень добр с Роуз. У него была смуглая кожа, а глаза голубые-голубые, ни у кого она не видела таких красивых глаз. Когда он улыбался, Роуз любила его.

– Я останусь с тобой, Роуз, пока я нужен тебе, – сказал он.

Ночью она проснулась и заплакала от тоски по матери. Дядя Лестан обнял ее. Такой сильный, такой надежный. Они стояли во внутреннем дворике, глядя на затянутое тучами небо. Дядя Лестан говорил ей, что она милая, хорошая и красивая и что он хочет, чтобы она была счастлива.