— Долго мастерил? — спросил я охотника, когда тот вернулся с полным блюдом шкварок.
— Почти две недели.
— Однако! И не жалко тебе продавать такую красоту?
— Я этим живу, — кротко ответил Кавалорн, — да разве еще охотой. Мои луки — лучшие в Колонии. Тебе я сделал скидку, а обычно за такой вот лук мне дают не менее четырехсот кусков руды. Такие вот дела.
Вдвоем с ним мы умяли два килограмма жареного мяса и выпили бутылку вина, которую я любезно достал из своего рюкзака. Кавалорн восхищенно зацокал языком и сказал, что вино — это единственное, что не научились делать в колонии. Отчасти из-за того, что здесь растет очень мало винограда, а отчасти потому, что нету среди заключенных потомственных виноделов. Кто ни пытался заняться этим ремеслом — получается натуральная брага. Изжога после нее донимает — не стоит и вспоминать. Еще сильнее, чем после пива.
Пора было и честь знать. Меня ждали ползуны, о чем я и сказал Кавалорну. Он пожелал мне удачной охоты и подарил два больших колчана стрел. Мы расстались довольные друг другом и с надеждой на скорую встречу. Я медленно двинулся по тропинке, в уме обдумывая планы поиска паучьего логова. Внезапно мне вспомнилось мое паническое бегство от пляжа с черными гоблинами. Это было нехорошо. В преддверии битвы с ползунами вспоминать о чем-то постыдном неприятно, потому что это действует деморализующе на психику. Итак, вы уже догадались, что я решил навестить гоблинов еще раз.
Строя планы реванша, я прошел в задумчивости мимо стоявшего у своей хижины Эйдана, перешел мост через ущелье и свернул налево — к пляжу. На этот раз мне повезло: черные гоблины бросились на меня не всей ордой, а небольшой группой тварей в пять. Я уже был не тот салага, что бежал от них сломя голову пару дней назад, а постарался сохранить хладнокровие, даже будучи окружен со всех сторон. Тактика у меня была очень простая. По морде первому, затем второму, третьему, пятому… а затем опять по кругу. Схлопотав по морде, гоблин обычно отскакивает и вытирает кровавые сопли, смешно тряся своей кошачьей башкой; в это время атакует второй… и, главное, не поддаваться панике. При известной сноровке ты успеваешь наносить удары чаще, нежели вся пятерка — утираться.
Перебил я всех тварей и спрыгнул вниз — на пляж. О-па! Зря я, наверное, спрыгнул. На меня неслась вторая великолепная пятерка: Фетисов, Ларионов, Крутов, Макаров, Касатонов. Прошу прощения, заговорился, хоккей припомнил. Пока эти чертенята бежали ко мне, я успел выхватить из рюкзака заклинание огненного шара и прочесть его, глядя на ближайшего гоблина. Это был мой первый опыт борьбы против супостата с использованием оккультных сил. Удачный опыт. Гоблин, избранный целью, внезапно оказался в центре огненного шара и принялся вопить на каком-то мертвом языке. Пару секунд — и обугленная тушка его упала под ноги остальным тварям.
Вопреки моим надеждам, остальные гоблины в панику не ударились. Зашумели, точно лес под внезапным порывом ветра, и бросились на меня. Пришлось вытаскивать меч и застывать в оборонительной позе, готовясь к контрударам. Они храбро сражались, но что можно сделать детской, хоть и утыканной гвоздями, дубинкой против боевого меча и неплохих доспехов? Я отпраздновал очередную победу и заглянул в пещеру, где, судя по всему, обитало это бравое воинство. Откровенно говоря, я рассчитывал на большее, нежели склянку с эликсиром и большой поварешки. Эликсир я спрятал в рюкзак, а вот поварешку взял в руки, намереваясь зашвырнуть ее в ручей Луркеров.
Опять неудача. Не довелось поварешке поплавать. Почему? Да потому, что я сломал ее о башку какого-то придурковатого ящера, что невесть откуда нарисовался рядом со мной. Тот аж захрюкал по-свинячьи от удивления. Добил я его точным ударом сапога по шее. Ого! Да этот берег кишмя кишит всякого рода живностью. В следующее мгновение меня атаковало два шныга и еще один ящер. Как же это я забыл — ведь речушка эта так и называется: ручей Луркеров.
Здесь по ходу повествования мне следует сделать небольшое пояснение, иначе в моих речах можно запутаться. Известно, что одних и тех же животных даже в русском языке именуют по-разному: конь — лошадь, собака — пес, петух — кочет и так далее. Говорят, прижились эти названия из разных славянских языков. И используются в обиходе, взаимодополняя друг друга, и существуя при известном паритете.
В Колонии также собралось множество выходцев со всех краев королевства. И так повелось, что и здесь существовали тождественные названия для обитателей флоры и фауны. Варрантцы называют шныгов — луркерами, глорхов — снепперами, ящеров — варанами, орочьих гончих — варгами, мракорисов — призрачными рысаками, а остеров — штеками. Поэтому ничего удивительного в том, что на берегу ручья Луркеров полным-полно шныгов. Внутри они все одинаковые… в чем я имел честь убедиться, вспоров живот одному из шныгов. Кстати, жители южных островов шныгов называют выдрами, что для меня вообще дикость. Земная выдра — это пушной зверь, а местный шныг — помесь ящерицы с крокодилом. Волосатость его стремится к нулю, а агрессивность — к бесконечности. Тупее этих тварей в бессмысленной своей злобе только глорхи. Те, говорят, вообще бросаются на все, что движется. Маленькие тираннозавры.
Переправившись на ту сторону речушки, я прикончил еще одного шныга и двоих шершней. Просто поразительно, сколько обитает хищников на такой маленькой площади! И среди всего множества видов лишь один безобидный — мясные жуки. Остальные все бросаются на тебя, будто сошли со страниц «Мира смерти» Гарри Гаррисона. Что-то ненормальное есть в этом, честное слово. Когда на тебя бросается волк, это понятно. Но когда на тебя бросается крыса — поневоле начинаешь задумываться.
У Старой Шахты стояли двое Стражей и мололи языками насчет приготовления отбивных из окорока падальщика. Гор На Драк стоял на том, что любое мясо перед употреблением совсем невредно вымочить пару дней в уксусе, а его визави высказывался за то, что хороший желудок должен переваривать все на свете. Я несколько бесцеремонно прервал их разговор, поинтересовавшись у Гор На Драка, не знает ли он что-нибудь о логове ползунов.
— Откуда? — удивился он, — я ведь ни разу не был в шахте. Челюсти ползунов мне выносят сюда, я их забираю и несу Кор Галому.
— А на мракориса ты в одиночку ходил? — на всякий случай спросил я.
— Ты что, рехнулся? — удивился напарник Гор На Драка, — это же такая здоровенная тварь!
— А ну, пошли отсюда нах! — разозлился я, — после того, как я найду логово ползунов, ваши услуги Братству не понадобятся! Герои хреновы! Тебе зачем доспехи Стража дали, старина?
— Заслужил! — виновато ответил Гор На Драк, — я три года таскал слюну ползунов в Лабораторию. Кор Галом похлопотал перед Кор Ангаром, и меня приняли в Стражи.
— Всё, валите отсюда! Не примазывайтесь к славе.
Сплюнув под ноги ничего не понявшим Стражам, я поспешил в шахту. Они, бедолаги, были уверены, что «их служба опасна и трудна». А я, негодяй, растоптал их эдельвейсы и пописал на могилку бабушки. Буду идти обратно, пообрываю им хрящи на башке, уши, то есть. Декоративные герои с муляжами мечей, которыми хорошо отбиваться лишь от ночных кошмаров!
Все еще раздраженный сверх всякой меры, я вошел в Старую Шахту и начал спуск к тому месту, где обычно прохлаждался Ян. Подходя к нижней лавке, я чувствовал, как мою спину буравят взгляды Ульберта и Аарона. Это парни того сорта, что очень любят шутить над другими, но терпеть не могут, когда насмехаются над ними. Типичные бирюки с комплексом неполноценности, особенно сильно донимающем их под землей. В самом деле! В то время, как их товарищи прохлаждаются наверху, им приходится торчать в этой шахте, присматривая за рудокопами.
Ян оказался на своем обычном месте. Он закусывал большим куском ветчины и прогонял все это дело пивом. Надо отметить, что пиво было сортом повыше той кислятины, что была в ходу наверху.
— Здорово! — сказал я. Он кивнул и чего-то промычал.
— Ешь, не торопись! Гомез подождет!