Потом я одел новый термоброн и указал ей на баул. Она кивнула и я, оставаясь настороже, отстегнул наручники от железного прута спинки.

Девушка оказалось совсем не тяжёлой. Может в человеческой ипостаси всё было бы иначе, но теперешнее моё тело весило не менее ста кило и при этом, благодаря военхолу и службе в спецвойсках, доведено до наилучшего состояния.

Я взвалил баул на плечо, повесил на второе винтарь и, перекрестившись, вышел из попоечной.

В боксе никого не было, только полумрак и запах топлива, однако я всё же взял нож в руку и приготовился его использовать. Как оказалось, метать эту штуку я умею очень даже хорошо.

Даже просто выглянуть на улицу, оказалось страшно. Что если я сейчас нос в нос столкнусь с кем-нибудь? На этот случай плана у меня нет. Вернее есть, но он только всё усугубит. Ну не могу же я убивать всех, кто попадётся мне на пути?

Но возле бокса не было ни души.

Я пригнулся и быстро зашагал по дорожке к КПП, стараясь лишний раз не выходить на свет. Миновал последний бокс, пересёк открытое пространство и возле ворот сбавил шаг. Так, морду попроще надо, но уверенную.

— Дежурный по контрольно-пропускному пункту, младший хал Хаон Хаурги, — заметив меня, с лёгким удивлением представился находившийся на КПП офицер. Я скосил взгляд на рядового, стоявшего в углу небольшого помещения. Никакого напряжения, просто стоит и смотрит безо всякого интереса, от скуки больше.

— Старший хал Хош… — я запнулся, потому как ничего о своей фамилии не знал. — Да ты что — сам не видишь, что ли? Что за расслабон? — я кивнул на рядового. — Хотя, понимаю, парни, дежурить на КПП та ещё радость. Ладно, открывай, спецоперация.

Младший хал завис, переваривая мои слова, я потрогал пальцами ручку ножа, который пока был убран в карман термоброна, рядовой приосанился и стал выжидающе поглядывать на своего командира.

— Мне ничего об этом неизвестно. Точнее, известно, но операция назначена на утро. Подождите, господин старший хал, я свяжусь с дежурным по погранзаставе.

Его рука потянулась к допотопному телефону серого цвета, но едва коснулась его, как тут же рванула обратно к пронзённому горлу. С рядовым мне предстояло справиться голыми руками. Я сбросил баул, надеясь, что девушка не закричит, и почти бегом рванул к нему, глядя на поднимающееся дуло винтаря.

Он успел лишь передёрнуть затвор. Налетев на него, как танк, я впечатал его одним ударом в стенку и потом безо всяких сожалений свернул шею. Позвонки хрустнули довольно громко, тело продолжило оседать, теперь уже с неестественно вывернутой головой и остекленевшими глазами, а я сорвал с его плеча ремень винтаря. Пригодится. Тащить тяжелее будет, конечно, но сейчас лучше брать всё, что можно взять.

Задержался я в комнатке КПП не больше минуты. Снял с офицера кобуру с пистолетом, нашёл на пульте кнопку, открывающие ворота, поискал глазами камеры, которых не оказалось, повернул торчащий в пульте ключ, молясь, чтобы о незапланированном открытии не было передано автоматом дежурному по погранзаставе, закинул на плечо баул и, переступив через тело рядового, покинул злосчастное помещение. Хотя, при чём тут помещение? Для меня теперь становился злосчастным весь этот мир.

Темнота окружила меня почти сразу, я ускорил шаг и полубегом заспешил вперёд. Через сколько времени хватится вся погранзастава? Сколько у меня его в запасе?

Эти мысли крутились в голове и подгоняли меня. Вскоре я перешёл на бег, благо тело Хоша было неплохо тренировано. Наверняка, бегали они в этом их военхоле и по десять и по пятнадцать километров.

Но этого мало. Нужно уйти за ночь не меньше чем километров на тридцать, в лес, в гористую местность. Тогда есть шанс. На заставе тоже не мальчишки служат. Плюс шхуры, бронмашины.

Я ускорялся и ускорялся, изредка чувствуя за спиной копошение. Но особых беспокойств девушка не проявляла, понимала.

Когда поверхность пошла вверх, стало тяжелее и я слегка сбавил темп. Перетруждаться сразу тоже не лучший вариант, мне ещё до утра шпилить, а может и потом придётся ещё полдня идти. На отдых времени нет.

Мне вспомнилось про волчью рысь, которой наши спецы передвигаются на большие расстояния, тело услужливо подсказало, что здесь тоже есть нечто подобное. Я бежал пятнадцать минут, потом на полчаса переходил на обычный, чуть ускоренный шаг.

Время то тянулось, то летело, и я в конце концов перестал ощущать его правильно. И лишь когда небо стало медленно сереть, а потом и светлеть, примерно прикинул сколько я уже в пути. Не меньше пяти часов уже. Много это или мало? Что там на заставе? Бросились меня искать или ещё нет? Когда у них сменяют дежурного на КПП? Хотя, он и так, наверное, должен связываться через какое-то время с дежурным по заставе. А я его хоть наглухо завалил?

Все эти размышления мне помогали, отвлекали от общей усталости, от появившейся боли в ногах. Икры и бёдра то немели, то в них начинало с дикой силой колоть, дыхание всё чаще и чаще сбивалось и мне приходилось замедляться, чтобы восстановить его.

Когда солнце вылезло из-за горизонта, я разглядел, что нахожусь на вершине холма. Вокруг тоже ничего кроме холмов, и это хорошо. Значит, от заставы уже далеко, но не настолько, чтобы позволить себе расслабиться.

Однако, даже у тренированного организма есть предел. После восхода я выдержал не больше часа и усталый повалился под высоким деревом на жёлтую, недавно опавшую листву, успев перед этим развязать на бауле все ремни.

Когда "землянин" так просто ушёл, она едва не взвыла от отчаяния. Весь её план рухнул, как карточный домик. Вдобавок, в комнатке остался этот… Дара чувствовала, как от него исходит похоть, она словно текла чёрной вязкой тенью от его ступней в сторону кровати.

Господи, пусть он лучше перепьёт и отрубится — взмолилась она. Если он сейчас проделает это с ней, то она просто сломается. Потому что ей потом придётся пробыть одной — униженной и грязной, до самого утра. И мысли об этом, а ещё вернее мерзкие ощущения, сожрут её. Обглодают до животного состояния, до состояния того животного, которого схватила своими зубами судьба в виде хладнокровного хищника. И тогда уже не будет сил на то, чтобы сделать хоть что-то. Она просто смирится.

Но бог не внял её молитвам.

Хлад встал и, покачиваясь, двинулся к ней. Его лицо оскалилось в грязной ухмылке, он стал раздеваться, оголяя зелёный чешуйчатый торс.

— Ну вот мы и одни, горячая ублюдина. Сейчас дядя Хрух получит от тебя удовольствие.

Он бросил на пол грязную серую майку и присел рядом с ней. Дара сжалась, уже не молясь богу, а проклиная его. Хотя, какой бог? Она же прекрасно знает о Высших.

Однако эта мысль покоя не принесла. Высшие не всеведущи и не всемогущи. Кто они? Об этом не знал ни один энж и ни один конструктор. Если кто-нибудь выше них? Такая же тайна.

Дара вновь стала проклинать гипотетического бога, так проще, так можно хотя бы не сойти с ума сразу.

Хлад стал расстегивать брюки, продолжая держать в руке стакан с алкоголем. Может выпьет его и уснёт?

Это была её последняя надежда и поэтому она сосредоточилась на ней. Может выпьет и уснёт? Может выпьет и уснёт? Да, он выпьет и уснёт. Последняя фраза закрутилась в мозгу, как лопасти вентилятора, отгоняя потоком остальные мысли. Дара так зациклилась на ней, что даже не заметила, как хлад стянул трусики и она осталась внизу совершенно голой.

Но хлад пить не стал. Она почувствовала на затылке его лапу, он грубо поднял её и, чуть ли не разбивая губы, ткнул стакан ей в рот.

— Пей, ублюдина! Я сегодня добрый. Сегодня все заслужили выпивку.

Он заржал и стал давить на стакан сильнее. Губы онемели, потом в них стала быстро нарастать боль…

И тут вдруг появился он.

— Куда без очереди, тварь?

То, что происходило дальше, повергло Дару в самый настоящий шок. Собиравшийся поиметь её хлад швырнул в "землянина" стакан, тот сгруппировался, успел поймать и бросил его… в неё. Она едва не вскрикнула, но сдержалась. Стакан бухнулся на кровать в паре сантиметров от неё.