Проснулся я в обычное время и сразу пошел к Рас Тавасу, который встретил меня сногсшибательной новостью, почти полностью разрушившей мои замыслы. Он смотрел на меня внимательно в течение минуты, показавшейся мне очень долгой, прежде чем заговорил.
— Прошлой ночью ты работал допоздна, — сказал он.
— Я часто так работаю, — ответил я с видом беспечности, на сердце у меня был камень.
— И что же завладело твоим вниманием? — осведомился он.
Я чувствовал себя как мышь, с которой играет кот.
— В последнее время я занимался, правда, совсем немного, пересадкой сердца и легких, — ответил я. — Работа так поглотила меня, что я не замечал течения времени.
— Я знал, что ты работаешь по ночам. Думаешь, это разумно?
В этот момент я понял, что это было очень неразумно, хотя я уверил его в обратном.
— Мне не спалось, — ответил он. — Поэтому я заходил к тебе около полуночи, но тебя не было. Я хотел поговорить с кем угодно, но твои рабы знали лишь, что тебя нет. Где ты — они не знали. Итак, я отправился тебя искать. — Мое сердце ушло в пятки. — Я предположил, что ты в одной из лабораторий, но обойдя несколько, тебя не нашел. — Я воспрянул духом. — С момента моей собственной операции часто проклинаю появившуюся у меня бессонницу и неутомимость, почти что желаю возвращения в свое старое тело — молодость нового тела не гармонирует с древностью мозга.
— Чего твое тело желает, — сказал я, — так это движения. Оно молодо, сильно, мужественно. Загрузи его работой, это заставит твой мозг по ночам отдыхать.
— Знаю, что ты прав, — ответил он. — Я пришел к тому же самому умозаключению. Не найдя тебя, я гулял в садах чуть больше часа, а по возвращению к себе крепко заснул. Я буду гулять каждую ночь или присоединюсь к тебе в твоей работе в лабораториях.
Новость была очень тревожной. Теперь я ни на миг не мог быть уверен, что Рас Тавас не бродит где-нибудь неподалеку. Отныне я должен делать важную работу — ночную — только вдвоем. Я мог быть уверен в нем, только будучи с ним.
— Посылай за мной, когда тебя охватит беспокойство, и я приду и буду работать с тобой, — сказал я. — Ты не должен расхаживать по ночам в одиночку.
Я надеялся, что так он будет делать всегда, и тогда я буду знать, что если он за мной не пришлет, то, значит, находится в своей комнате. Кроме того, я увидел, что с этого времени должен считаться с опасностью разоблачения. Зная это, я решил поспешить с завершением своих планов и рискнуть всем в одной дерзкой попытке.
Этой ночью случай мне не представился, так как Рас Тавас послал за мной и сообщил, что должен погулять в саду, так как устал. Я же нуждался в целой ночи. Поэтому, погуляв до полуночи с Рас Тавасом, я был вынужден отложить осуществление замысла до завтра. Следующим утром я убедил Рас Таваса послать за мной раньше под предлогом, что должен выйти за ограду и посмотреть на Барсум за пределами его лаборатории и садов. Я был почти уверен, что он согласится с просьбой, так как до этого он никогда мне не отказывал. Имей он старое тело, он бы никогда не пошел на это — насколько же сильно изменили его молодая кровь и молодое тело, если он согласился.
Я никогда не был по ту сторону здания и не видел, что там, так как ни в одной из внешних стен здания не было окон, а в садах деревья достигали такой высоты, что загораживали все, что находилось за ними. Мы некоторое время гуляли в саду как раз у внешней стены, и я спросил у Рас Таваса, могу ли я выйти за нее.
— Нет, — ответил, — это опасно.
— Почему? — поинтересовался я.
— Я покажу тебе, причем обзор будет куда лучше, чем просто за воротами. Следуй за мной.
Он сразу же повел меня к величественной башне, которая возвышалась в углу самого большого здания из группы образующей огромное учреждение. Внутри был спиральный коридор, который вел не только наверх, но и вниз. Мы поднимались с этажа на этаж, пока не пришли, наконец, на вершину башни.
Передо мной раскинулся впервые увиденный мной за много месяцев пребывания на Барсуме обширный ландшафт. Почти что целый год я был заточен в мрачных стеках кровавой лаборатории Рас Таваса. К тому времени странная жизнь здесь стала казаться совершенно естественной, ведь мы, люди, рабы своих привычек. Но с первым взглядом на открытую местность во мне пробудилось такое стремление к свободе, к пространству, к свободе передвижения, что от него никак нельзя было больше открещиваться. Перед нами внизу лежал небольшой кусочек скалистой суши, возвышавшейся на дюжину или чуть больше футов над окружающей местностью. Площадь его была, грубо считая, сотня акров. На нем стояли здания и росли сады. Башня, на которой мы находились, была расположена примерно в центре всего пространства. За внешней стеной, на ленточке каменистой земли, рос редкий лес разнокалиберных деревьев, разбросанных кучками по местности, а за всем этим было то, что казалось заросшей тиной, через которую тянулись узкие полоски, кое-где содержавшие воду — маленькие озера, наибольшее из которых охватывало едва ли два акра. Этот ландшафт простирался насколько хватало глаз и прерывался изредка случайно разбросанными островками, подобными тому, на котором мы находились. Невдалеке на линии горизонта виднелся большой город, его купола и башни сверкали и искрились на солнце, как если бы они были покрыты блестящим металлом и драгоценностями.
Это, я знал, должен был быть Тунол, и все, что находилось вокруг нас, являлось великими Тунолианскими топями, которые простирались примерно на восемьсот миль к востоку и западу и в некоторых местах имели ширину до трехсот миль. Немного о них известно в других местах Барсума, так как они обильно населены свирепыми хищниками, не имеют удобных посадочных площадок для флайеров и управляются Фандалом на западном конце и Тунолом на восточном — негостеприимными королевствами, не поддерживающими отношений с внешним миром, и сохраняющими независимость только благодаря недоступности и первобытной отчужденности.
Когда глаза мои снова вернулись к острову, где мы стояли, я увидел гигантскую фигуру у близлежащего куста джунглей недалеко от внешней стены. За ней последовали вторая к третья. Рас Тавас заметил, что эти существа привлекли мое внимание.
— Это, — сказал он, указывая на них, — одна из того огромного количества причин, почему было бы небезопасно за оградой.
Это были белые обезьяны Барсума, существа огромного роста к настолько лютые, что даже свирепый барсумский лев — бенс — не решается встать на пути у них.
— Они служат двум целям, — объяснил Рас Тавас. — Они останавливают тех, кто мог бы прокрасться ко мне из столицы Тунола, где у меня есть некоторое количество добрых врагов, а также предотвращают дезертирство со стороны моих рабов и некоторых ассистентов.
— Но как твои клиенты добираются сюда? — спросил я. — Как снабжается твоя лаборатория?
Он повернулся и указал на высшую точку несимметричной крыши здания. Постройка на ней была похожа на небольшой ангар.
— Здесь, — сказал он, — я держу три небольших корабля. Один из них каждую ночь ходит в Тунол.
Я поборол желание узнать побольше об этих кораблях, которые являлись, как я подумал, очень удобным средством для бегства с острова. Но спрашивать я не подумал из опасения вызвать подозрения.
Когда мы повернулись, чтобы начать спуск по пандусу башни, я выразил интерес к постройке, которая не без оснований могла считаться более старой, чем любое другое строение.
— Это башня, — сказал Рас Тавас, — была построена около двадцати тысяч пятисот лет назад моим предком, которого преследовал джеддак, царствовавший в то время. Здесь и на бесчисленных островах он собрал значительное число последователей, управляя окружающими топями, завися только сам от себя в течение многих сотен лет, пока ему не было разрешено вернуться обратно в Тунол. К этому дому одно за другим пристраивались остальные здания, которые ты видишь вокруг башни. Каждое из этих зданий продолжает более старое от верхушки до подвалов.