— Опускаем его сюда, — продолжал он, — а рецепт этой дорогой жидкости вы узнаете позже. Опускаем его на дно чехла, а чехол вернем на место. Через год он будет готов. Но помните, его нужно часто осматривать и следить, чтобы жидкость покрывала его полностью. Когда он будет готов, он будет прекрасен. На ваше счастье, здесь есть уже один готовый… Он пошел к противоположному концу комнаты и вытянул чехол. Оттуда он извлек удивительную фигуру. Это было человеческое тело, съежившееся под действием жидкости и превратившееся в статуэтку в фут высотой.

— О, разве он не прекрасен? — воскликнул старик. — Завтра он займет свое место в Воротах Врагов. — Он вытер тело обрывками ткани и аккуратно уложил его в корзину. — Может, хотите посмотреть на мою новую работу? — спросил он, и, не ожидая ответа, повел их в другую комнату, в которой было сорок или пятьдесят человек. Все они сидели или стояли у стен, за исключением мощного воина, сидевшего верхом на большом тоте в центре комнаты. Все были совершенно неподвижны. Тара и Туран сразу вспомнили ряды молчаливых людей на балконах и гордые линии всадников в зале вождей. Одно и тоже объяснение пришло в голову, но они не осмелились задать вопрос, возникший у них, боясь выдать себя, показать себя чужестранцами, незнакомыми с обычаями Манатора.

— Это удивительно, — сказал Туран, — это требует большого искусства, терпения и времени.

— Верно, — ответил старик, — но занимаясь этим так долго, я теперь работаю быстрее остальных, и в то же время мои фигуры более естественны. Никто, даже жена этого воина, не посмеет сказать, что он неживой, и он указал на всадника на тоте.

— Многих из них приносят сюда ранеными и испорченными, и мне приходится их подновлять. Это требует большого искусства: все хотят видеть своих мертвецов такими, какими они были при жизни. Но вы этому научитесь. Вы будете набивать чучела, раскрашивать их, вы будете превращать безобразных в красавцев. Это большое удовольствие — набивать чучела, особенно чучела своих близких. Уже пятнадцать столетий никто не набивает чучела наших мертвецов, кроме меня.

— Много, много балконов заполнено ими. Но своих жен я держу в большой комнате. Они у меня все, начиная с самой первой, и я много вечеров провожу среди них. Какие же это приятные вечера! А как приятно препарировать их и делать даже прекраснее, чем они были при жизни. Это частично возмещает горечь утраты. Я провожу с ними все время, глядя на новую, пока работаю над старой. Новую жену я привожу в эту комнату и сравниваю ее со старыми, и это прекрасно. Я люблю гармонию.

— Ты ли делал всех воинов для зала вождей? — спросил Туран.

— Да, их сделал я, я их чиню, — ответил старик. — О-Tap не желает, чтобы это делали другие. Даже сейчас в другой комнате у меня двое из них. Их повредили и принесли мне для починки. О-Tap не любит, когда их долго нет: это оставляет в зале двух тотов без всадников, но скоро они будут готовы. Он хотел бы, чтобы живые воины вели себя так же, как и эти. О-Tap часто называет их мудрецами, которые приобрели мудрость после смерти. Он хотел бы превратить Совет живых вождей в такой же безмолвный, как и этот. Тогда не было бы никаких разногласий или непонимания. О-Tap говорит, что это был бы лучший совещательный орган в Барсуме — много мудрее, чем совет живых вождей. Но, идем, пора браться за работу. Идем в соседнюю комнату и я начну вас учить. Он вновь повел их в помещение, где на мраморных плитах лежали человеческие тела и, подойдя к шкафу с выдвинутыми ящиками, достал оттуда уродливые очки и выбрал несколько скальпелей. Все это он делал, отвернувшись от своих новых учеников.

— Теперь я могу взглянуть на вас, — сказал он. — Мои глаза не те, что раньше, и теперь для работы или для того, чтобы разглядеть черты лица окружающих мне нужны сильные стекла.

Он взглянул на них. Туран затаил дыхание. Он понял, что сейчас старик обнаружит, что на их одежде нет герба Манатора Он и раньше удивлялся, как старик не замечает этого, так как не знал, что тот полуслепой. Старик осматривал их, его взгляд задержался на прекрасном лице Тары Гелиум, затем переместился на их одежду. Туран надеялся увидеть на лице таксидермиста удивление, но если старик и заметил что-либо, то ничего не показал.

— Иди с И-Госом, — сказал он Турану, — в соседней комнате материалы для работы, принесешь их. Оставайся здесь, женщина, мы сейчас вернемся.

Он прошел через одну из многочисленных дверей и вошел в комнату впереди Турана У двери он остановился и указал на связку мехов, лежащих у противоположной стены. Туран пересек комнату и уже хотел было поднять связку, когда услышал щелканье замка за собой. Повернувшись, он обнаружил, что остался один в комнате, а дверь заперта Подбежав к ней, он попытался открыть ее, но не смог.

И-Гос же, закрыв дверь, вернулся к Таре.

— Одежда вас выдала, — сказал он ей, смеясь своим кашляющим смехом. — Вы хотели обмануть старого И-Госа, но хотя глаза его ослабли, мозг все еще силен. Но тебе будет хорошо. Ты прекрасна, а И-Гос любит красивых женщин. В Манаторе наверху у меня нет власти, но здесь никто не смеет отказать И-Госу. Сюда приходят немногие, только чтобы принести мертвеца, и они торопятся наверх. Никто не узнает, что прекрасная женщина закрыта вместе с мертвецами. Я не стану задавать тебе вопросов, я не хочу знать, кому ты принадлежала А когда ты умрешь, я помещу тебя в комнату моих жен. — Он подошел к ужаснувшейся девушке.

— Идем! — воскликнул он, схватив ее за руку. — Иди к И-Госу!

Туран бился о дверь в напрасных усилиях разбить толстую доску и пробиться к Таре, которой, как он знал, угрожала опасность, но толстая доска выдерживала, и он лишь ушиб себе плечо. Наконец, он прекратил напрасные попытки и сел в поисках каких-либо других способов к освобождению. В каменных стенах не было других отверстий, но его взгляд обнаружил коллекцию разнообразных предметов: остатки одежды, оружия, доспехов, украшений и гербов, спальных мехов — все это в большом количестве. Тут были мечи, копья и несколько больших боевых топоров с двумя лезвиями, большая часть которых напоминала пропеллер небольшого самолета. Схватив один из них, он вновь с большей яростью набросился на дверь. Он ожидал услышать от И-Госа что-нибудь по поводу этого безжалостного разрушения, но из-за двери не доносилось ни звука. Он решил, что дверь слишком толста и не пропускает человеческого голоса. Но он был уверен, что И-Гос слышит его. Куски твердого дерева отлетали при каждом ударе топора, но это была тяжелая и медленная работа. Вскоре он был вынужден отдохнуть и так продолжалось, как ему показалось, целый час — работа до полного изнеможения и затем короткий отдых. Но хотя в двери появилось отверстие и оно становилось все больше, он все равно ничего не мог разглядеть, так как И-Гос, затворив дверь, чем-то ее завесил. Наконец, образовалось настолько большое отверстие, что он мог пролезть сквозь него. Вытащив длинный меч, воин пробрался через отверстие в соседнюю комнату.

Отбросив занавес и держа меч в руке, он выпрямился, готовый бороться за Тару Гелиум, но ее не было. В центре комнаты на полу лежал мертвый И-Гос, но Тары нигде не было видно.

Туран призадумался. Очевидно, Тара убила старика, но она даже не сделала попытки освободить его. Тогда он вспомнил ее последние слова: "Я не желаю твоей любви! Я ненавижу тебя" и решил, что она воспользовалась первой же представившейся возможностью, чтобы избавиться от него. С опечаленным сердцем Туран отвернулся. Что он должен теперь делать? Мог быть только один ответ: пока он жив, он будет стараться помочь ей спастись и вернуться на родину. Но как? Как найти выход из этого лабиринта? Как вновь найти Тару? Он подошел к ближайшей двери. Она вела в комнату, где находились чучела мертвецов, ждавшие своего отправления на балконы города. Его взгляд остановился на огромном раскрашенном воине, сидевшем на тоте, и, пока он разглядывая его великолепную фигуру и оружие, новая мысль возникла в его мозгу. Быстро подойдя к мертвому воину, он снял с него одежду и вооружение, и сам раздевшись, надел на себя убранство мертвеца. Затем он вновь заторопился в комнату, в которой он был заперт. Там он надеялся найти то, что завершило бы его маскарад. В стенном шкафу он нашел это — тюбики с красками, которые старый таксидермист использовал для раскраски холодных лиц мертвых воинов.