Гохан засмеялся.

— Если все, кто смотрел на него, сходили с ума, то кто же подготовил его тело к погребению, которое положено джеддаку?

— Никто, — ответил Тасор. — Его оставили там, где нашли, и до сих пор его распадающиеся кости лежат в одной из забытых комнат этих заброшенных апартаментов.

Тасор оставил их, уверив, что использует первую же возможность, чтобы увидеться с А-Кором и что на следующий день принесет им пищу и воду.

После ухода Тасора, Тара подошла к Гохану и взяла его за руку.

— События развертывались так стремительно после того, как я узнала тебя под этим маскарадом, — сказала она, — что я не успела выразить тебе признательность и восхищение твоей отвагой и искусством… Позволь мне еще раз подтвердить, что я у тебя в долгу, и обещаю, что твоя доблесть не останется невознагражденной. Ты получишь награду из рук моего отца в Гелиуме.

— Мне не нужна иная награда, — ответил он, — кроме счастья знать, что женщина, которую я люблю, счастлива.

На мгновение глаза Тары сверкнули прежним высокомерием, затем смягчились и она печально покачала головой.

— Я не хочу упрекать тебя, Туран, — сказала она. — Ты храбрый и верный друг Тары Гелиум, но ты не должен произносить слов, которых мои уши не должны слышать.

— Ты хочешь сказать, — спросил он, — что уши принцессы не должны слышать слова простого наемника-пантана?

— Нет, Туран, — ответила она, — но честь не позволяет мне слушать слова любви, ни от кого, кроме того человека, с кем я помолвлена, моего соотечественника Джора Кантоса.

— Значит ли это, Тара Гелиум, — вскричал он, — что если бы ты не была помолвлена…

— Стой! — приказала она. — Ты не должен добиваться еще чего-нибудь, кроме того, что услышал.

— Глаза часто более красноречивы, чем уста, Тара, — ответил он. — А в твоих глазах я прочел, что ты никогда не испытываешь ненависти и презрения к пантану Турану — мое сердце говорит, что твои уста лгут, когда ты в гневе кричала "Я ненавижу тебя!"

— Я не ненавижу тебя, Туран, но и не могу любить, — просто ответила девушка.

— Когда я выбрался из комнаты И-Госа, то готов был поверить, что ты на самом деле ненавидишь меня, — сказал он. — Мне казалось, что только ненависть может объяснить твой уход, даже без попытки, освободить меня: но теперь сердце и рассудок говорят мне, что Тара Гелиум не оставила бы товарища в беде. Но я все еще не знаю, как это случилось.

— Едва И-Гос упал от удара моего кинжала, — сказала девушка, — как я услышала шум приближения воинов. Я побежала в поисках убежища, рассчитывая переждать, вернуться и освободить тебя, но попала в руки другого отряда. Они спросили, где ты, я ответила, что ты пошел вперед, а я иду за тобой, так я увела их от тебя.

— Понятно, — только и сказал Гохан, но на сердце у него было радостно, как это бывает у человека, услышавшего от возлюбленной признание в верности и любви.

Пока они беседовали в полутемной комнате, где свет шаров был затемнен толстым слоем пыли, согнутая фигура медленно шла по коридорам, всматриваясь в следы, оставленные на пыльном полу, через мощные стекла очков.

Ночь только начиналась, когда некий человек подошел к входу в пиршественный зал, где О-Tap из Манатора обедал со своими вождями. Этот человек высокомерно прошел мимо стражи, как имеющий на это право. Он действительно имел его. Он подошел к большому столу, и О-Tap его заметил.

— Здравствуй, старик! — крикнул он. — Что привело тебя сегодня к нам из твоих любимых благоухающих нор? Мы думали, что вид множества живых людей на играх заставит тебя вернуться к твоим мертвецам как можно скорее.

Кашляющий смех И-Госа был ответом на эту королевскую остроту.

— Да, да, О-Тар, — проскрипел старик. — С удовольствием вернулся бы И-Гос в свои приятные комнаты. Но когда безжалостно оскорбляют мертвецов И-Госа, должно наступить мщение.

— Ты имеешь в виду раба Турана? — спросил О-Тар.

— Турана, да… и рабыню Тару, которая ударила меня кинжалом. Дюйм в сторону, О-Tap, и сейчас старое и слабое тело И-Госа было бы в руках какого-нибудь начинающего чучельника.

— Но они вновь скрылись от нас — воскликнул О-Тар. — Даже во Дворце великого джеддака они дважды убегали от этих тупых ножей, которые называются гвардией джеддака.

Он встал и сопровождал свои гневные слова ударами кулака по столу, уставленному золотыми кубками.

— Да, О-Тар, — они скрылись от твоей гвардии, но не от мудрого старого И-Госа.

— Что это значит? Говори, — приказал О-Тар.

— Я знаю, где они скрываются, — сказал старый таксидермист. — Следы в пыльных нежилых коридорах выдали их.

— Ты пошел за ними? Ты видел их?

— Я пошел за ними, я слышал их разговор за закрытой дверью, — ответил И-Гос, — но я не видел их.

— Где эта дверь? — воскликнул О-Тар. — Я пошлю туда воинов и велю схватить их. — Он посмотрел на стол, как бы решая, кого послать с этим поручением. Дюжина вождей вскочила на ноги и положила руки на мечи.

— Я проследил их до комнат джеддака О-Мая, там, — скрипел И-Гос, — там вы их найдете, там, где стонущие корфалы преследуют дух О-Мая, да! — и он перевел взгляд с О-Тара на вставших воинов, которые услыхав его слова, торопливо сели на место.

Кашляющий смех И-Госа нарушил воцарившуюся тишину. Вожди в смущении глядели на еду в золотых тарелках. О-Tap в нетерпении сжимал пальцы.

— Неужели среди вождей Манатора одни трусы? — воскликнул он. — Дважды эти дерзкие рабы оскорбляли величие вашего джеддака. Могу ли я приказать привести их сюда?

Медленно встал один из вождей, еще двое последовали его примеру.

— Ага, — прокомментировал О-Тар, — значит не все трусы. Пойдите втроем и возьмите столько воинов, сколько захотите.

— Но не спрашивайте добровольцев, — перебил его И-Гос, — а то вам придется идти одним.

Трое вождей повернулись и покинули пиршественный зал, медленно двинулись они к своей судьбе подобно осужденным на казнь.

Туран и Тара оставались в комнате, в которую их привел Тасор. Туран стряхнул пыль с глубокого и удобного дивана, на котором они устроились со сравнительным комфортом. Древние спальные меха и шелка уже не годились для службы, они рассыпались от прикосновения, устроить хоть сколько-нибудь удобную постель для девушки было невозможно, поэтому они сидели и тихо разговаривали о пережитых приключениях и размышляли о будущем, они строили планы бегства и надеялись, что Тасор будет отсутствовать недолго. Они говорили о многом: О Гасторе, Гелиуме, Птарсе и, наконец, разговор напомнил Таре о Гатоле.

— Ты служил там? — спросила она.

— Да, — ответил Гохан.

— Я вспомнила Гохана, джеда Гатола, во дворце моего отца, — сказала она. — За день до того, как буря унесла меня из Гелиума, я вместе с ним была на приеме во дворце моего отца, и это был самонадеянный нахал, богато украшенный платиной и бриллиантами. Никогда в жизни я не видела таких великолепных украшений, как на нем: наверное, великолепие всего Барсума сосредоточено при дворе Гатола. Но я не могу себе представить этого разукрашенного джеда, извлекающего свой драгоценный меч в смертельной схватке. Мне кажется, что джед Гатола, несмотря на все свои богатства, плохой боец.

В полутьме комнаты Тара не заметила, как скривилось лицо ее собеседника.

— Ты впоследствии не думала о джеде Гатола? — спросил Туран.

— Ни тогда, ни сейчас, — ответила она со смехом. — Как было бы задето его самолюбие, если бы он узнал, что бедный пантан завоевал большее уважение Тары Гелиум, — и она положила руку ему на колено.

Он схватил пальцы ее руки и прижал их к губам.

— О, Тара Гелиум! — воскликнул он, — не думаешь ли ты что я сделан из камня?

Одной рукой он обнял девушку за плечи и привлек к себе ее податливое тело.

— Пусть первый предок простит мою слабость! — воскликнула она и, обняв руками его шею, прижалась к его губам. Долгое время стояли они так в первом поцелуе, а затем она мягко отстранила его.