— Да. Это очевидно. Я требую, чтобы она была возвращена.
Он вышел из себя.
— Ты кто, чтобы требовать? — кричал он. — Ты никто! Лишь раб! Умерь свою наглость, или я сотру тебя, сотру! Как будто ты никогда не существовал!
Я рассмеялся ему в лицо.
— Ярость — наиболее бесполезный атрибут сентиментализма, — напомнил я ему. — Ты не сотрешь меня, потому что я один стою между тобой и смертью.
— Я могу обучить другого, — парировал он.
— Но ты не сможешь верить ему, — заметил я.
— Но ты торговался со мной за жизнь, когда я был в твоей власти! — кричал он.
— Потому что ничто, кроме вреда, который мог быть причинен тебе, не заставил бы тебя согласиться. Пусть будет так, как было, чтобы ты доверял мне снова, так как нет других причин для недоверия. Так почему ты не добьешься моей благодарности и верности возвращением женщины и выполнением как в мыслях, так и на деле, условий нашего соглашения?
Он повернулся и посмотрел на меня с твердостью.
— Вад Варо, — сказал он. — Даю тебе честное слово барсумского пэра, что абсолютно ничего о ее местопребывании не знаю.
— Может быть, Ямдор сделал это, — упорствовал я.
— Не Ямдор. Насколько я знаю, нет людей, каким-либо путем связанных со мной, которые знали бы, что с ней. Я сказал правду!
Разговор был не так уж бесполезен, как могло бы показаться. Я был уверен, что убедил Рас Таваса почти полностью, что ничего не знаю, так же как и он, о судьбе Баллы Дайи. Но что это убедило его не полностью, доказывала не прекращавшаяся еще долгое время слежка за мной. Факт этот открыл мне, как использовать методы Рас Таваса в целях самозащиты. Мне было предано большое количество рабов. Добротой и вниманием я склонял их на свою сторону, пока не понял, что в полной мере пользуюсь их верностью. Они не имели никаких причин любить Рас Таваса и много — ненавидеть. С другой стороны, они не имели причин ненавидеть меня, и я видел, что они любили меня.
В результате я не имел трудностей в привлечении пары рабов для слежки за шпионами Рас Таваса, и это привело к тому, что вскоре я имел полную информацию о том, что мои подозрения не были беспочвенны — за мной следили постоянно, когда я был за пределами своих комнат, но пшики не могли проникнуть через стены. Именно поэтому я был уверен, что смогу использовать их. Шпионы полагали, что я обязан выходить из своей комнаты только через естественный выход — дверь, и удовлетворялись ее охраной, а окна оставляли без присмотра. Думаю, слежка продолжалась около двух месяцев по земному счету, а затем мои люди доложили мне, что, по всей видимости, она снята полностью. Задержка меня мучила. Я хотел заниматься своими планами, а это было невозможно при таком наблюдении. Время вынужденной задержки я использовал для изучения географии восточной части северного полушария Барсума. В нем должны были вестись мои поиски. Я также изучал протоколы экспериментов и инспектировал мои будущие объекты, которые интересовали меня. После прекращения слежки стало казаться, что я скоро смогу приступить к претворению своих замыслов в жизнь.
Рас Тавас на некоторое время предоставил мне значительную свободу в исследованиях и экспериментах. Я решил это разумно использовать, чтобы добиться любым путем преимущества. Изучая историю болезней, я имел ввиду возможность найти тех, кто мог помочь мне. Среди привлекших мое пристальное внимание были, естественно, дела, с которыми я уже был более или менее знаком, а именно: 378-ДЖ-493811-Р — красный человек, от злобной атаки которого я спас Рас Таваса в день моего прибытия на Марс, и тот, чей мозг был разделен с обезьяной.
Первый — был фандалианец, молодой воин, принадлежавший ко двору Фандала — жертва убийства. Его тело было куплено фандалианским пэром, желавшим получить, как говорил мне Рас Тавас, молодую красивую внешность. Я чувствовал, что, возможно, смогу получить его поддержку, но тут могла влиять степень его верности Заксе, о которой я мог узнать, только оживив его.
Тот, чей мозг был разделен с обезьяной, был уроженец Птарса, города, лежавшего на значительном расстоянии к западу и немного к югу от Фандала, и примерно на таком же расстоянии от Дахора, который был расположен к северу и немного к западу от него. Житель Птарса, думал я, много должен знать о всей стране, лежащей в треугольнике Фандал-Дахор-Птарс. Сила же и свирепость обезьяны могли оказаться значительным подспорьем при преодолении пустынь, кишевших зверьем. Мне казалось, что человеку с половиной мозга животного достаточно дать обещание в том, что ему действительно нужно сейчас, и поддержка обеспечена.
Третий объект, выбранный мной для пробы, был известный Тунолианский убийца, чья дерзость, бесстрашие и искусство фехтования обеспечили ему известность далеко за пределами его страны.
Рас Тавас, сам тунолианец, поведал мне кое-что из истории этого человека, чья зловещая профессия не без почета на Барсуме, и который еще более вырастал в глазах соотечественников, проявляя известное благородство: он никогда не трогал женщин, а хорошего человека никогда не ударял сзади. Его убийства всегда были результатом честной схватки, в которой жертва имела все возможности защитить себя и убить нападающего. Сам он был знаменит верностью друзьям, причем эта верность послужила причиной его падения, привела в результате на одну из плит Рас Таваса. Несколько лет назад он заработал ненависть Бобис Кана, джеддака Тулона, отказавшись убить человека, который отнесся в какой-то мелочи по-дружески к Гору Хаджусу. Бобис Кан стал подозревать, что Гор Хаджус намеревается убить его. Последствия подозрения кончились трагически. Гора Хаджуса приговорили к смерти. Сразу же после казни поступило предложение от агента Рас Таваса и было принято — тело продали Рас Тавасу.
Итак, этих троих я выбрал партнерами в своем великом предприятии, Правда, я не обсуждал этого ни с кем из них, но сердцем я чувствовал, что трудностей с получением их согласия не возникнет.
Первой задачей было заменить органы 378-ДЖ-493811-Р и Гора Хаджуса, тела которых были повреждены смертельными ранами. Первый нуждался в новом легком, второй в новом сердце — палач проткнул его собственное. Я не решался просить разрешения у Рас Таваса на этот эксперимент, боясь вызвать подозрения, в результате чего, вероятно, последует приказ их уничтожить. Я вынужден был осуществлять свои замыслы скрытно. С этой целью я завел обычай работать в лаборатории до глубокой ночи, часто привлекая к опытам различных ассистентов. В общем, я хотел, чтобы мой труд в ночные часы перестал удивлять Рас Таваса. Выбирая помощников, я сделал упор на двух из них, тех самых шпионов, которых Рас Тавас посылал следить за мной. Я недолго пользовался их услугами, но был уверен, что они донесли Рас Тавасу о моей активности. Я постарался, чтобы они получили от меня соответствующие намеки, как бы скелет их донесения хозяину, сформулированный так, чтобы не повредить мне. Простейшая из подсказок, которую я им представил — идея о том, что я работаю так исключительно из любви к делу как к таковому и громадного интереса к исследованиям Рас Таваса. Несколько ночей я трудился с ассистентами, но сколько бы сил не тратил я ночью, всегда был осторожен и следил за тем, чтобы утром в офисе не было заметно по мне, что я так долго работал.
Таким образом, тщательно подготовив фундамент, я относительно мало боялся за исход дела и не опасался, что мой замысел будет раскрыт. Итак, я приступил к работе над воином из Фандала и убийцей из Тунола. Первым я выбрал воина. Его легкое было сильно повреждено моим клинком, проткнувшим его, но из лаборатории, где хранились расчлененные тела, я принес безупречное легкое и заменил им испорченное. Работа заняла лишь полночи. Но я был настолько нетерпелив, что тотчас же вскрыл грудную клетку Гора Хаджуса, для которого припас необычайно сильное и мощное сердце, завершил полностью пересадку, и к рассвету все было готово, так как я работал быстро. Ведь, зная природу ран, которые отправили на тот свет этих двоих, я неделями совершенствовался в проведении подобных операций. При работе мне не встретилось никаких патологических отклонений, что тоже способствовало быстроте проведения операций. Я кончил этап, за который опасался, как за самый трудный, и теперь, устранив, насколько возможно, следы операций, за исключением терапевтического пластыря, закрывавшего разрезы, вернулся к себе на квартиру, чтобы отдохнуть несколько минут, моля бога, чтобы Рас Тавас ничего не заподозрил и у него не возникло какой-либо случайной мысли осмотреть оперированных мной. В предвидении такого случая я обезопасил себя, внеся полное описание операций в истории болезней, чтобы в случае обнаружения отвести подозрения игрой в искренность.
