У главного героя романа нет имени, нет, кажется, и плоти, хотя его и покусала огромная собака-оборотень. Зачем он приехал в старинный городок с автохтонным населением на стыке Восточной и Западной Европы? Вроде бы для того, чтобы восстановить историю давней постановки оперы «Смерть Петрония» в 20-х годах прошлого века. На этом спектакле, по отзывам мемуаристов, зрители, музыканты и актёры сошли с ума в эротическом угаре-оргазме. По другой версии он ищет партитуру гениального композитора, спрятанную в гробу певицы, которую застрелил её любовник прямо на сцене. Потом оказывается, что оперная дива якобы жива – реинкарнировалась в свою внучку. Но и это неправда. Просто один из блуждающих дребезжащих огоньков.

Следующий манок на болоте: главный герой – секретный агент спецслужб. Не срабатывает. Подбрасывается ещё одна ловушка – он контактёр, прибывший сами понимаете откуда. А инопланетян определённая группа автохтонов в городе давно ждёт. Есть у них даже волшебный китайский хрустальный шар, напичканный микросхемами, а в нём – все тайны мироздания. Загадка эта исчезает сама собой, и появляется версия, что герой прибыл для того, чтобы найти и убить бессмертного режиссёра той постановки. Артистические жители города, словно бы сошедшие со старинных афиш, то помогают ему в его целях, то активно мешают. Иногда похищают и отпускают. Некоторые разговаривают на разные голоса, поскольку в них живут их покойные мужья и жёны. А другие и вовсе бестелесные сильфы, вечно молодые телепатические существа, знающие всё, но тайн не открывающие.

Есть там и масоны, и «лесные братья» в ресторанных схронах, и кладбищенские упыри, и геи-байкеры, и потомки оккупантов-энкавэдэшников, и пособники нацистов, и целые стаи псоглавцев, и огромные канализационные тритоны, и городские сумасшедшие, и другие фейки. Убийства с трупами тоже есть, но как бы понарошку. Оживают. Как на карнавальном маскараде. В конце концов фейком, судя по всему, оказывается и сам главный герой (зачем схеме имя?), вот он и уезжает туда, откуда прибыл, «сжимая в руке мёртвый телефон, и ноги его подёргивались во сне». Конец романа. Дребезжание закончилось, конструкция разрушилась. Читатель погребён под её обломками. Тайны не разгаданы. Но корм съеден.

Ну и о чём этот роман? Анонсирован он как «книга, которую ждали». А эпиграфом взяты слова Парацельса «…когда видны блуждающие огоньки, это означает неминуемый упадок страны». Тот ещё был ртутно-серный алхимик, основатель тайных обществ. Но в отношении блуждающих и дребезжащих огоньков он был прав. Книга Галиной – одна из них. Ни уму, ни сердцу. А главному герою и другим персонажам романа, этим гомункулам из реторты автора, хотелось бы адресовать реплику Обломова своему слуге:

– Слышишь, Захар? Зачем ты позволяешь себе не только думать, даже говорить?

Процитирую в заключение незаслуженно забытого президента Российской академии наук адмирала Шишкова: «От издания худых, дерзких, соблазнительных, невежественных, пустословных, дребезжащих сочинений развращается нравственность, умножаются ложные понятия, темнеет просвещение и возрастает невежество. Худости, рассеянные во множестве книг и часто при первом взгляде непроницаемые, подобно посаженным в землю семенам дают от себя плод, растут и умножаются, заражая молодых людей сердца и умы».

– Какую книгу труднее написать – умную или безумную, полезную или бесполезную? – спросили как-то его. Он ответил:

– Один уже вопрос сей служит доказательством: неограниченная свобода книгопечатания желает против одной хорошей книги выпускать двадцать худых. Но услышат ли там голос и суд мудрого, где двадцать невежд будут вместе с ним кричать нелепицу? Не одолеют ли напоследок невежды, и сей мудрец не скроет ли талант свой в землю, оставя их кричать, глушить и портить народ? Сколько бы ни говорили, что там просвещение, где в тыщу перьев пишут, однако это неправда: не число книг приносит пользу, но достоинство их; лучше не иметь ни одной, нежели иметь их тысячи худых.

Дребезжащих в сознании и разрушающих его, добавлю я.

Безымянные и родные

Книжный ряд / Библиосфера / Объектив

Уткин Константин

Теги: Александр Лысков , Красный закат в конце июня

Александр Лысков. Красный закат в конце июня.  М.: Издательский дом «Сказочная дорога»; Архангельск: Библиотека журнала «Двина», 2014. – 520 с. – 500 экз.

Каждый писатель живёт мечтой о своей главной книге. О своей лебединой песне, после которой можно замолчать с чувством выполненного долга. Которая пишется на одном дыхании, точнее – на вдохе, и так легко и точно, что практически не требует правок.

Понятно, что эти мечты разбиваются о серую глыбу будней – суета повседневных дел засыпает мелким мусором самые грандиозные планы, от которых не то чтобы совсем отказываешься. Нет, просто переносишь и переносишь на ближайшее, но совсем неопределённое будущее.

Александр Лысков, автор книги «Красный закат в конце июня», как мне кажется, главный труд своей жизни завершил.

Все линии романа сведены воедино, завершены. Впрочем, речь идёт даже не о сюжетных линиях в привычном понимании этих слов, скорее о пёстром и причудливом рисунке бытия.

При этом писатель берёт на себя труд и смелость заглянуть в такие глубины тёмного прошлого, что проверить подлинность описанных событий не представляется возможным. Да, примерно мы знаем, что в таком-то временном отрезке на такой-то территории жили такие-то племена. Очевидно, что как-то они меж собой контактировали. Конечно, у них было какое-то хозяйство. Но всё теряется в тумане – лишь до открытия первой страницы. Начинаешь читать и понимаешь, что раздвинуты временные границы, и прошлое – совсем дремучее прошлое – оказывается на расстоянии вытянутой руки. С его землянками, берестяными туесами и буйной лесной жизнью. И языческие корни, которые, несмотря на коросту цивилизации, всё-таки есть в каждом человеке, сразу оценивают этот текст как верный.

Создание исторического романа имеет ряд сложностей чисто лингвистического свойства. Все понимают, что мы способны понять речь наших предков, живших сто лет назад в крупных городах. Деревенские же диалекты воссоздать сложнее.

Как тут быть писателю? Задача не из лёгких, и мало кто за неё способен взяться. Лысков решился, и, на мой взгляд, свою задачу он выполнил. Нельзя сказать, что текст читается легко, но бег­лость восприятия в художественном произведении не всегда хороша. Точно так же нельзя сказать, что в нём не хватает образов или особенностей, присущих праязыку. Нет. Александру Лыскову удалось найти золотую середину между доступностью для понимания современного человека и совершенно несовременной художественной сложностью.

Отдельно стоит остановиться и на самой идее романа. Посвящён он деревне. Каждая историческая веха в романе показана через самые разные судьбы людей.

Можно сказать, что через героев показана история места – как тихая глубинка постепенно превращалась в крупное село, а потом – в зарастающие подлеском развалины.

Герои книги тоже выбраны своеобразно – от первых священников, принёсших христианскую веру языческим лесным племенам, до бродячих скоморохов, высмеивающих всё и вся, а особенно – чёрные рясы. От первых земледельцев, рыхлящих землю лосиным рогом, до крепкого хозяина, покупающего сложные немецкие сельскохозяйственные машины.

И по всему роману рассыпаны приметы, поверья, былички, заговоры и прочие приметы язычества.

Авторская любовь к тем, кого он описывает, чувствуется в каждой фразе. Нам, зачастую не знающим своих корней, страшные встряски прошлого века обрубали родословные. Такое отношение к безымянным героям может показаться даже избыточным. Но потом понимаешь: именно из безымянных, никому не известных при жизни и уж тем более после смерти, работяг и состоит Россия. И каждый из них достоин памяти.