Миссис Таррант оказалась в высшей степени восприимчива к очаровательным улыбкам, красивым комплиментам и золотым монетам. Женщина засунула такую монету в карман передника и оставила его сиятельство одного в библиотеке. За два золотых он мог бы подождать в спальне миссис Коул – или в спальне самой миссис Таррант. Форд попросил проводить его в библиотеку, чтобы он смог найти книгу для чтения и скоротать время.

Маленькая комната больше напоминала контору, чем библиотеку, набитая старыми гроссбухами и новыми сельскохозяйственными журналами. После чашки чая и превосходной выпечки Форд позволил любопытству взять верх над манерами. Виконт открыл самую верхнюю бухгалтерскую книгу, оправдывая свое бесстыдное вторжение тем, что он, как добросовестный опекун, должен знать, во что ввязывается Джеральд. Парень будет вынужден помогать матери своей жены, если возникнет необходимость, не так ли? Форд решил, что семь бед – один ответ, прочитав и выписки с банковского счета миссис Коул тоже. Он был изумлен, что две женщины могли жить на доход с такой ренты. Его невестка не смогла бы оплатить такой суммой даже счета от портнихи, не говоря уже о том, чтобы кормить и одевать своих дочерей. Теперь виконт почувствовал себя виноватым не только потому, что нарушал право чужого владения, но и за то, что не прислал еще один окорок.

В приступе раскаяния – в чем он почти убедил себя – Форд взял Библию миссис Коул, ту, что была надписана ее именем, или, вернее, именем, с которым она родилась и которым называлась при выпуске из Академии мисс Мидоу для Избранных Леди.

Первый намек на то, что следующий день не станет самым удачным для Кейти, пришел с утренней почтой. Джеральд написал, что задерживается, из-за подающей надежды кобылы. Он постарается прибыть в Бруквил в субботу, как раз вовремя для последнего оглашения имен в воскресенье. И, добавлял Джеральд, у него есть замечательный сюрприз: он привезет с собой матушку и двух младших сестер. Им не терпится познакомиться с будущей родственницей. Разве это не чудесные новости?

Три гостьи, привыкшие к шикарному лондонскому образу жизни, прибудут на неделю раньше? Прелестно.

Кейти пришла в неистовство, а Сюзанна разразилась слезами из-за того, что ее дорогой Джеральд больше заботиться о лошадях, чем о ней. Это было до того, как от портнихи доставили свадебное платье. Когда Кейти развернула сверток, она поняла, что была права, уговаривая дочь надеть его. Платье стало еще более изумительным с голубыми лентами и веночками голубых незабудок, пришитых вдоль выреза и по подолу. Даже когда Кейти просто держала его в руках, ее переполняла уверенность, что брак ее дочери будет счастливым, и пусть убираются к дьяволу все те – включая виконта – кто думает по-другому.

Затем Сюзанна примерила платье, чтобы убедиться, что подгонка по фигуре сделана верно.

Подол, который был слишком длинным, подходящим для более высокого роста Кейти, теперь стал чересчур коротким – так, что видны были лодыжки Сюзанны. Слишком широкая не по моде юбка сейчас оказалась такой узкой, что Сюзанна смогла ступать только крошечными шагами. Неплотно прилегавший лиф теперь был сделан настолько маленьким, что платье не застегивалось. Шелковые цветы отвалились в попытках застегнуть пуговицы, и к тому же Сюзанна споткнулась о волочащиеся по полу ленты и упала на стоящее зеркало, на котором появилась трещина.

– Это ужасное платье! Оно приносит несчастье. Джеральд запаздывает, его матушка приезжает раньше времени, а теперь еще и зеркало разбилось!

Может ли это быть правдой? Собственное подвенечное платье Кейти сгорело в огне; затем, когда она собиралась надеть вот этот наряд, ее жених умер. И все же, когда она подняла платье с пола, куда его бросила ее дочь, Кейти ощутила себя счастливой, полной надежд и любви.

– Нет, милая, дело не в платье. Это все миссис Пиблс, портниха. Мы всегда знали, что она пьет. Я сама подгоню платье и пришью цветы обратно. А зеркало не разбилось, что могло бы принести несчастье. Оно всего лишь чуть-чуть треснуло в углу. Что касается нежданных гостей, то я уверена, что сквайр Доддсворт и Карлсоны помогут нам развлечь их. И у нас есть баранья нога, связка куропаток и окорок, который принес нам дядя Джеральда. Нам нечего будет стыдиться перед семьей мистера Уэлфорда.

Но у виконта Форда было совсем другое мнение на этот счет.

Прошлой ночью он ушел, не встретившись с миссис Коул, потому что ему нужно было поразмыслить над своим открытием. Также Форд хотел проконсультироваться со своим камердинером. Кэмпбелл знал все о моде – и многое о светском обществе, о его прошлом и настоящем. Камердинер знал наизусть «Дебретт»[4], и хранил в памяти больше старых сплетен, чем десяток острых на язык старых дев.

Слуга подтвердил выводы Форда.

Миссис Таррант впустила виконта в Коул-коттедж без колебаний, даже не ожидая еще одной монеты, настолько она была занята.

– Молодая мисс наверху, выплакивает глаза из-за того, что ее жених задерживается, а хозяйка портит себе зрение в библиотеке, потому что миссис Пиблс – пьяница, а я должна приготовить изысканный ужин в субботу, всего за один день. Полагаю, вы тоже придете?

Нет – если у него будет выбор. В субботу виконт будет далеко отсюда. Форд сказал, что сам сможет дойти до библиотеки, где он и замер перед открытой дверью, размышляя, почему миссис Коул читает при тусклом свете в такой пасмурный день. Вместо этого он увидел, что женщина склонилась над грудой простыней, что неудивительно, так как в доме ожидали гостей, предположил виконт. Но нет, у нее на коленях лежало это дьявольское платье с бельевой веревки, белоснежное как перья голубки. Миссис Коул, кажется, пыталась прикрепить к нему цветы и ленты, но нитки постоянно рвались, и она исколола себе все пальцы. Однако вместо того, чтобы браниться, эта странная женщина лишь улыбалась, словно знала шутку, которую никто другой не слышал.

Ее улыбка должна была затмевать сияние солнца. Она выглядела как святая, с нимбом света от стоящей рядом лампы, хотя Форд знал, что это далеко не так. Ее волосы были распущены и стянуты одной лишь лентой – которую она случайно пришила к платью. Миссис Коул рассмеялась. Возможно, она еще и сумасшедшая – помимо того, что лгунья, самозванка и падшая женщина.

– Миссис Коул? Или я должен сказать – мисс Кэтрин Бейнбридж?

Она потеряла иглу, ножницы и свое хорошее настроение. Ее лицо стало бледнее платья. Миссис Коул вскочила на ноги, цветы и ткань цвета слоновой кости упали к ее ногам, словно весенний сад, покрытый последним зимним снегопадом.

– Как…? – Она не попыталась отрицать свою бывшую личность. Но и не пригласила его присесть.

Форд сделал шаг вперед и взял Библию.

– Я прочел посвящение, а затем вспомнил, почему вы показались мне знакомой. Моя кузина училась в Академии мисс Мидоу. Должно быть, я встречался там с вами на одном из торжественных мероприятий для взрослых девушек – или, может быть, вы присутствовали на дебютном балу Элейн. Элейн Монморанси.

– Да, она была моей хорошей подругой, но я не знала, что вы в родстве с ней. Не припоминаю, чтобы я встречала вас.

– Как вы можете помнить, когда вы не видели никого, кроме этого разгильдяя Невинса, который умер перед самой вашей свадьбой? Говорили, что леди Кэтрин Бейнбридж умерла где-то в деревне от разбитого сердца, потому что от нее никогда больше не поступало никаких вестей.

– Так все и было.

– Ах, но в это же самое время Кейти Коул приехала в Бруквил. Я знаю, потому что поинтересовался у хозяина гостиницы. И я знаю дату вашей предполагаемой свадьбы, потому что это было на той же неделе, когда скончался мой отец. На похоронах все только и говорили, что о смерти Невинса. Я также проверил здешние церковные записи. Ваша дочь родилась семь месяцев спустя.

Кейти упала обратно на кресло и подняла платье, стараясь отыскать то ощущение благополучия, которое оно обычно передавало ей. Она потерла нежную ткань, даже не удивляясь тому, что исчезли отметины, которые она сделала, прихватывая подол, и что болтавшаяся пуговица снова крепко пришита. Чего нельзя было сказать о цветах.