В темноте светятся часы бригадира.

— Сделаем заход в Пасадену и обратно. Здесь ничего не высидишь.

Дремлющий шофер выпрямляется, и мощная машина бесшумно срывается с места.

В глубине за столиком сидят четверо юнцов, пялятся в темную улицу. Это они меняют пластинки. В баре седеющий господин, похожий на нотариуса, ест мороженое из очень высокого стакана.

Бармен меланхолически вытирает бокалы.

— Один «Бурбон».

Бармен, положив полотенце, зевает и наполняет бокал.

Глядя в зеркало, Райнер встречается взглядом с девицей, которая правой ногой отбивает ритм ударных. Райнер пристально глядит на эту ногу, девица перестает стучать и прячет ногу под стол.

Один из юнцов, тот, что с курчавой бородкой, встает и выходит. Девица, улыбнувшись Райнеру, начинает строить ему глазки.

Райнер тянет свой аперитив, берет со стойки газету и открывает ее на спортивной странице: быстро бросив взгляд на предыдущие страницы, не обнаруживает ничего существенного. Сообщается, что полиция по-прежнему ищет двух беглецов. Молодой бородач возвращается и садится к своим.

— Надо было попросить у меня ключ, — говорит Райнер, — я всегда запираю, когда выхожу из машины.

Они смотрят на него, ерзая и сопя, но ничего не говорят. Девица ожесточенно хлопает ресницами.

— Где телефон? — спрашивает Райнер, встав с высокого табурета.

Бармен кивает на подвальную лестницу.

Лестница из пластика под дерево, очень сильный запах хот-догов. Туалеты, кухня. А вот кабина — свежепокра-шена, справочник на подставке, нет никаких надписей. Силуэт Райнера отражается в трех стенах.

На том конце провода слышен звонок.

Сняли трубку.

— Позовите Элфида.

— А кто его спрашивает?

Женский голос, горничная или секретарша.

— Позовите Элфида, да побыстрее, если дорожите своим местом. Не заставляйте меня ждать, вам это дорого обойдется. Скажете ему одно слово: Крэнсон.

Он слышит, как она начинает задыхаться. Затем сухой стук — положила трубку на что-то деревянное.

Райнер, прислонившись к стене, сует в рот сигарету. Когда он подносит спичку, слышится шарканье, покашли-ванье, затем хриплый голос уже прямо из трубки.

— Элфид слушает. Вы кто?

Нужно договариваться быстро, за минуту полицейские могут засечь звонок.

— У меня мало времени. Меня зовут Бэнсфилд. Это я помог Крэнсону бежать. От вас мне нужно только одно — вы ответите либо да, либо нет, но только без обмана. Ваше предложение о двух миллионах за убийцу вашей дочери по-прежнему остается в силе?

В трубке молчание. Тихо так, как будто у телефона никого нет. Затем неожиданный ответ.

— Я отдал эти деньги полицейским, которые его поймали, и…

— И которые его упустили. Я спрашиваю во второй и в последний раз: или я отдаю вам Крэнсона за два миллиона, или отвожу его за границу. А там уж я позабочусь, чтобы он до конца дней своих ни в чем не знал нужды.

— Но что мне доказывает…

— Да или нет?

Прерывистое дыхание, в голосе бешенство.

— Да.

— Я вам позвоню.

Райнер вешает трубку, поднимается наверх, платит за аперитив и выходит.

Девица, выпятив зад, стоит у дверцы «феррари».

Райнер садится в машину и, захлопнув дверцу, опускает стекло.

— Я еще заеду сюда, — говорит он, — подожди пару лет.

Она встряхивает кудрями.

— Сам не знаешь, что потерял, красавчик.

— Придется мне это пережить.

Он делает полукруг на малой скорости и устремляется в темноту.

Старк знал об Элфиде все, во всяком случае, все, что должен знать полицейский о хозяине крупной фирмы, имеющем акции в двадцати различных компаниях, занимающихся всем на свете: от производства лекарств и поли-стирена до нефтяных разработок, исследований в сфере информатики и продажи рыбных консервов. Он считал, что у старика есть одно несомненное достоинство: Элфид никогда не позировал в роли человека, который сделал себя сам. Он не скрывал, что учился в лучших учебных заведениях Калифорнии, совершенствовал свой французский в Париже, а немецкий — в Мюнхене. В колыбельку его было положено столько долларов, что в 23 года он начал заниматься бизнесом, уже имея солидный капитал. Ему хватило и везения, и собственных стараний, чтобы его приумножить, и Старк знал, что Элизабет Элфид тратила на некоторые приемы такую сумму, которую он, Старк, зарабатывал за полтора года. Если быть точнее, то за год и пять месяцев — он произвел необходимые подсчеты на последней странице своей записной книжки.

В жизни Элфида было несколько темных пятен, и в частности дело Дьюи. Дьюи был крупной шишкой и имел в штате большой вес. В политике он разбирался лучше Элфида, и его чаще можно было встретить в кулуарах сената или палаты представителей, нежели в офисе на Венсент-стрит. Два гиганта столкнулись из-за подряда на строительство тепловых трасс на участке, где стояли халупы мексиканцев, зарабатывающих исключительно разведением кур и проституцией.

Основные баталии развернулись на заседаниях муниципального совета. Дьюи, использовав свои политические связи, сорвал банк. За одно утро бульдозеры смели все мексиканские халупы, и уже вечером имя Дьюи сверкало тысячами огней на гигантском световом панно, водруженном в центре строительства. Три дня спустя самого Дьюи обнаружили сидящим у этого панно с перерезанным горлом. Старк вел следствие, но результатов не получил. Коронеру он доложил, что местоположение трупа, способ убийства и использованное оружие свидетельствуют в пользу предположения, что удар нанес какой-нибудь мекс. Всегда мог найтись горячий парень, решивший отомстить за то, что снесли его лачугу, ничего ему не заплатив. Убийцу так и не нашли, а дело было списано в архив.

Старк стал лейтенантом полиции сразу же после своего возвращения из Кореи. Он весил 54 килограмма при росте 1 метр 63 сантиметра, был близорук, никогда не бывал ни в боксерском зале, ни в тире — и имел гораздо лучшие показатели, чем все его коллеги. Он серьезно прижал рэкетиров Вестмора и Сальпико, процент наркоманов в его секторе был значительно ниже, чем в целом по штату, не было ни одного убийства, которое он не раскрутил бы в течение трех суток, — исключая, разумеется, дело Дьюи.

В настоящий момент он сидел в глубоком раздумье, засунув руки между колен, утопая в очень мягком кресле — и выглядел чрезвычайно смешно, как маленький человечек, помещенный в слишком большую для него декорацию. Перед ним расхаживал взад и вперед Элфид, под его нервными шагами поскрипывал китайский ковер, покрывавший наборный паркет. Росписи на потолке были перенесены из одного дворца в Ферраре (Италия) и украшали все четырнадцать этажей Тампико Билдинг, где они и находились.

Через окна в виде ротонды был виден разлегшийся внизу город, покрытый той красноватой дымкой, которая исходит от неоновой рекламы. На улицах почти не было машин. Только сновали патрульные полицейские автомобили, разрывая темноту аллей своими мигалками.

Старк глубже откинулся в кресло и протянул было руку к нагрудному карману за сигарой, но раздумал курить и заговорил, продолжая разговор, длившийся уже более часа; каждое слово его звучало очень веско, что еще более подчеркивалось его северокаролинским акцентом.

— Ни один полицейский в мире, — заявил он, — не смог бы дать вам гарантию, что мы их поймаем. Это невозможно, и вы хорошо это знаете, так что с моей стороны было бы нечестным убеждать вас в обратном.

Он замолчал.

Старк был знаком с Элфидом более 15 лет. Он знал, что этот человек не из тех, кто любит забивать себе голову, и если из двух возможностей достичь цели одна представлялась более надежной, он выбирал именно ее, отбрасывая за ненадобностью все остальные соображения. Но вот уже целый час — с того момента, как раздался телефонный звонок, — у Элфида появились две возможности захватить Крэнсона: предоставить действовать полиции или же заплатить два миллиона долларов опасному гангстеру, которого разыскивала все та же полиция.