— Может и захотим, — согласился Константин и пояснил Борису по–русски, — разница в один денье, так может без клопов и не рядом с хлевом.

— Я конечно не возражаю, — задумчиво протянул Гальперин, — только что–то мы слишком резво тратим нашу небогатую наличность. Как бы совсем на мели не остаться. Мы еще за обед не расплатились.

— Не бойся, со мной не пропадешь, — Костя был полон оптимизма.

Следуя заветам Дейла Карнеги и Глеба Жеглова, что для человека нет более интересной темы чем он сам, Константин расспрашивал дядюшку Гастона о семье, делах и ненавязчиво о том, что вообще происходит в городке. Они узнали, что примерно через неделю начнется сбор винограда и все будут давить вино, а сразу после этого придет пора собирать яблоки и делать сидр.

— А что, вы тоже этим занимаетесь, — поинтересовался Константин.

— А как же, у меня и сад есть и виноградник на двести кустов. Моего вина правда на весь год не хватает. То, что мы сейчас пьем — это я у соседей купил пяток бочек по двенадцать су за штуку. В прошлом году у меня незадача вышла. Несколько бочек вина пропало — плесенью вино покрылось. Пришлось свиньям споить. Не у меня одного, у многих вино пропало. Поговаривали, что ведьма какая–то вино сглазила, но никого конкретно обвинить не смогли.

— Небось бочки грязные были, — скептически усмехнулся Борис, — на ведьму оно конечно проще свалить. Эх не знают они про бритву Оккама.

Константин перевел трактирщику сентенцию про грязные бочки, но дядюшка Гастон возмущенно замахал руками — бочки моют, скребут и пропаривают каждый год перед тем как заливать молодое вино. А у него, так вообще бочки новые были.

— А бочки вы окуривали, — Костя вспомнил процедуру домашнего виноделия, с которой сталкивался в юности у своих Белгород—Днестровских родственников.

Трактирщик не понял, о чем речь и Николаев сразу просек возможность улучшить их финансовое положение.

— А если я тебе расскажу, как сделать, чтобы вино никогда не плесневело, — Константин наставил на него палец, — а кроме того вино у тебя будет чистое, без мути и вкус будет лучше. Что ты нам за это дашь? А еще я секрет знаю, как сделать чтобы вино не скисало.

Дядюшка Гастон задумался, поглаживая свою коротко стриженную, курчавую бородку.

— Ты что ему впариваешь, Костя, — поинтересовался Борис.

— Сульфитирование и пастеризацию. Пастеризация — понятно, до нее еще лет триста, но удивляюсь, что они сулфитирования не знают. Его еще древние греки использовали.

— Эх, чего только греки в вино не совали — и орехи и яблоки, и молотые бычьи рога. Далеко не все, что они делали нашло распространение. Вот выдерживать вино в дубовых бочках они не додумались. А сульфитирование, если я не ошибаюсь широко распространилось, то ли в восемнадцатом, то ли в девятнадцатом веке. А пастеризацию, я читал, китайцы еще в двенадцатом веке использовали.

В этот момент трактирщик вышел из своих раздумий и предложил зачесть за секрет стоимость обеда и ночлега.

— Так дело не пойдет, — покачал головой Костя, — ты нас за дураков не держи. Сколько обед стоит?

— Один денье плюс еще один денье за вино.

— Значит с ночлегом это будет пять денье. А вино ты купил по двенадцать су за бочку, а продашь по кувшинчику ливров, наверное, за пять.

— Не получится, — замотал головой Гастон, — Это с приезжих я беру по оболу за кувшин вина, а с местных вполовину меньше, а то ко мне никто ходить не будет.

— Не важно, — отмахнулся от возражений Константин, — все равно ливра три прибыли с бочки имеешь. А нам предлагаешь секрет, который тебе несколько бочек в год спасет отдать за десяток кувшинов вина. Борис, — обратился он уже к другу, — отдай ему его пару денье и пошли. Продадим секрет кому–либо пощедрее.

— Ха, — усмехнулся трактирщик, — а здесь в городке вы ни у кого больше десятка денье не найдете. Ну может у кузнеца с пол–ливра наскребется.

— Ну не здесь, так в следующем городке найдем, — продолжал блефовать Николаев.

— А сколько же вы хотите за свой секрет, — в глазах Гастона желание не упустить выгоду боролось с жадностью и природной осторожностью, — И вообще может у вас и секрета никакого нет. Как я проверю. Молодое вино только недели через три будет. Если я вам заплачу, а вино до весны не доживет?

Константин задумался. Борис, который уже понимал осситан почти без проблем, шепнул на ухо другу: «Можем показать на пастеризации молока, технология та же».

— Молоток, — Костя хлопнул его по плечу и повернулся к трактирщику.

— А если мы тебе докажем, заплатишь нам десять ливров?

— Что вы, — замахал руками Гастон, — у меня при всем желании таких денег нет. Да и как вы докажете?

— Молоко у тебя есть?

— Сейчас нет, то, что утром надоили уже заквасилось. Вот солнце сядет, скотину с пастбища пригонят, тогда и свежее молоко будет. А зачем оно вам?

— Этот секрет если к молоку применить, оно дольше храниться будет. Вот тебе еще одна выгода. Сможешь молоко на продажу возить.

— Все равно не могу, — дядюшка Гастон явно впечатлился, но продолжал торговаться, — за такие деньги можно пару хороших коней купить.

В результате последовавшей получасовой торговли они договорились, что секретная технология никому больше в округе не достанется, а приятели получат за нее три ливра, четырехлетнюю кобылку и небольшую бричку. А также продукты и вина на дорогу. Кроме того, они будут бесплатно жить и питаться у Гастона три дня, и еще тот оплатит расходы на оборудование. Наконец ударили по рукам и Константин, получив пять су задатка и четыре оловянные ложки, потащил друга обратно в кузницу.

— Слушай Костя, зачем тебе столько ложек?

— Как зачем, две ложки нам с тобой кушать, а еще две — ты уверен, что у кузнеца олово есть?

— А черт его знает.

— Вот, а если вдруг нет, чем котелок лудить будем? А еще пастеризатор лудить надо.

— Костя, а ты уверен, что в тебе еврейской крови нет? — засмеялся Борис, — ты на один вопрос двумя отвечаешь.

— Да ну тебя. Ты же одессит, Борька. Сам знаешь — в Одессе все кровя так перемешались… Да и не верил я никогда в эти теории чистоты крови. Смердит от них.

— Зато ты видно слишком долго в Воронеже живешь — шутки перестал понимать. Ладно, не бери в голову. Ты, кстати, уверен, что мы пастеризатор сможем сделать?

— Да там ничего сложного нет. Конечно, четырехкамерный пастеризатор с температурной стабилизацией, да тонн на пять молока в сутки, мне при этой технологии сварганить было бы затруднительно. Но на пару крынок — раз плюнуть. Можно было бы и в нашем котелке пастеризовать молоко. Поставить его в горячую воду на полчаса, а потом охладить. Это медленная пастеризация, у нее свои недостатки есть. Но тонкостенный лучше. Быстрее работать будет. Интересно, кузнец трубки умеет делать?

— А мы как в армии сделаем, — опять засмеялся Борис, — не видел — покажем, не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Но думаю, что заставлять не придется. Он хоть и с гонором мужик, но за своим словом стоит и, мне кажется, новыми вещами интересуется.

Когда они зашли в кузницу, их заказ был уже практически готов. Полукруглый котелок отсвечивал красным на верстаке под лучами заходящего солнца, в то время, как подросток–подмастерье надраивал его бока мокрым песком. Изготовлен котелок был качественно. Конечно с литым сравниться ему было сложно, но стенки были прокованы до одинаковой толщины миллиметра в четыре по всей поверхности, с бортиком по краю. Константин внимательно осмотрел его и недостатков не заметил кроме одного — подвешивать котелок было не за что. Кузнец слегка удивился замечанию, сказав, что котелок либо ставят в печь, либо на камни, между которыми разжигается огонь и продемонстрировал деревянную ручку с тремя железными крючками. Цепляясь этими крючками за бортик, можно было снять горячий котелок с огня не обжигаясь. Тем не менее, спорить он не стал и, руководствуясь Костиным рисунком, за несколько минут вырубил из обрезков медного листа и приклепал к котелку ушки. Затем из тонкого железного прута согнул ручку.