— Борь, ты понял, что они куют? — Константин кивнул в сторону наковальни.
— А хрен его знает. Вот закончат — можешь спросить.
Только когда второе изделие зашипело в бочке с водой, кузнец положил клещи на край наковальни и что–то сказал помощникам. Подросток у мехов отпустил веревку и, смахнув пот со лба, молча вышел из кузницы. Кузнец подошел к посетителям и прищурился, разглядывая гостей.
— Опять, наверное, у какого–то проезжего шевалье либо купца что–то сломалось, — вполголоса сказал он на каталане через плечо своему подмастерью, — вот слуг прислал.
— Чем мастер Жильбер может услужить вашему господину? — обратился он к посетителям, перейдя на осситан.
— Какому господину? — удивился Костя.
— Наверное тому, кто приказал вам найти кузнеца, — мастер Жильбер криво усмехнулся и продолжил на каталане, обращаясь к своему помощнику, — вот же тупица, и кто только таких в услужение берет. Небось за рост выбирал — повыше чтоб.
Хотя настоятель монастыря и не был удовлетворен познаниями Гальперина в испанском, он прекрасно понял тираду кузнеца.
— Слушай Костя, — Борис ткнул друга локтям, — он нас за чьих–то слуг принимает. Да еще и лается при том — тупицей обозвал.
— Сам ты болван, — Константин не полез за словом в карман, — у самого руки из жопы растут. Делать ни хрена не умеешь, а гонор как у благородного.
Выражение «руки из жопы» было кузнецу явно незнакомо, но он быстро въехал в суть и со всей страстью южного темперамента начал сыпать ругательствами, перемежая осситан с каталаном. Не удовлетворившись вербальными оскорблениями, он было решил перейти к физическим, но тут Борис, поднырнув под его широкий замах, взял его на болевой прием. Кузнец заорал. Подмастерье отпрыгнул обратно к горну, подхватил молот и бросился на обидчиков, но тут Константин ткнул его посохом в солнечное сплетение. Парень, задохнувшись, сел на задницу, но молот из рук не выпустил.
— Скажи своему щенку, чтобы бросил железяку, — сказал Борис кузнецу на ладино, но тот его понял, — а не то я сломаю тебе руку.
Кузнец крикнул своему помощнику и тот, поднявшись на ноги, отставил молот обратно к наковальне.
— Ну что, можно тебя отпустить — не будешь больше руки распускать?
Мастер Жильбер кивнул, и Борис разомкнул захват. Кузнец развернулся лицом к посетителям. Агрессивности у него поубавилось, но миролюбия в его взгляде не было и в помине.
— Убирайтесь из моей кузницы, — кузнец указал друзьям на дверь, — не буду я ничего чинить вашему хозяину. Пускай он прикажет вас выпороть.
— А кто тебе сказал, что у нас есть хозяин? Или что нам что–либо чинить надо?
— У меня что, глаз нет или я только на свет родился? С непокрытой головой только сервы ходят, причем из самых низких. И одежда дорогая, но потертая — наверняка господские обноски донашиваете.
— Ошибаешься ты мастер Жильбер. Нет у нас господина. Мы сами по себе — паломники. Поизносились в дороге слегка. А то, что голова непокрыта — так мы издалека, с северных краев. У нас мужчины только зимой, когда очень холодно, что–либо на голову одевают. Зашли к тебе купить кое–что, да видно зря. Нет у тебя хорошего товара.
— Как это нет? У меня самый лучший товар. Лучше меня в округе кузнеца нет, — почуяв запах денег, кузнец сразу переменил тон.
— Наверное просто другого кузнеца нет. А если я тебе докажу, что товар у тебя плохой, — Константин прищурился, — что ты сделаешь?
— Любой товар за полцены отдам, — мастер обвел рукой выставку своей продукции, — а если нет у меня того, что вам надо — откую за бесплатно, только за материал возьму.
— Ну что же, ты сам сказал. При свидетелях.
Константин повернулся к стене и снял с колышка связку подков. Проведя большим пальцем по торцевым сторонам, он выбрал одну из них. Взявшись за рога подковы обеими руками, Костя напрягся и с хрустом разломил ее пополам. Глаза у кузнеца полезли на лоб. Он схватил одну из половинок и вгляделся в излом металла. Затем, взявшись за другую подкову, легко разломил ее. После чего, развернувшись, влепил своему подмастерью смачную затрещину так, что тот отлетел к верстаку. Кузнец бросил ему вслед связку подков.
— Переделаешь все, а я проверю, — рявкнул он, поворачиваясь обратно к посетителям.
— Простите люди добрые, — мастер был смущен и зол одновременно, но выданная оплеуха видимо окончательно разрядила его агрессивность и тон голоса стал значительно более доброжелательным, — сын ковал, а я не проверил. Вроде умеет уже, не один раз делал, да видно к девкам торопился — не проковал железо как следует. Но мастер Жильбер свое слово держит. Выбирайте, что вам угодно.
— Ничего из того, что тут лежит нам не надо. Нужен нам котелок походный — пищу варить, да оружие какое–то. Ножи хорошие, да …, — Константин запнулся, не зная перевода слова 'рогатина', но быстро вышел из затруднения, — навершие на посох какое–нибудь.
Кузнец запустил обе руки в шевелюру и с пол минуты чесал в затылке. Наконец приняв какое–то решение, он прошел в дальний угол кузницы и вынес оттуда холщовый сверток. Положив его на верстак он жестом подозвал друзей. Борис с Костей приблизились. В свертке оказалась куртка из толстой кожи с нашитыми металлическими, судя по зеленоватой патине — бронзовыми, бляхами. Кузнец распахнул куртку. Внутри оказались два кинжала без ножен и, слегка тронутый ржавчиной, почти полуметровый наконечник, напоминающий трезубую вилку у которой средний зуб был раза в три длиннее остальных. Кинжалы, в отличие от наконечника были хорошо вычищены и смазаны каким–то жиром. Отсутствие украшений указывало на то, что это рабочее оружие солдата, а не нечто церемониальное. Один из них, сантиметров тридцать длинной и не менее пяти шириной, напоминал формой маленький меч. Второй был сантиметров на пять короче, с узким четырехгранным клинком и простой деревянной рукояткой, практически без гарды.
— Это, по–моему, мизерикорд, — Константин взял в руки меньший клинок, — раненых добивать. Острый, — он потрогал пальцем лезвие, затем поднес кинжал к уху и щелкнул по нему ногтем, — и сталь неплохая. Твоя работа? — обратился он к кузнецу.
— Нет, — мастер Жильбер покачал головой, — мне такого не сделать. Это толедская работа — вот знак их гильдии, — он показал на малозаметное клеймо у основания лезвия, — Этой весной, раненный наемник–неаполитанец возвращался из Кастилии. Они там лет триста уже с маврами воюют. Рана у него в дороге загноилась и когда он сюда добрался, совсем плох уже был. Так и умер в таверне у дядюшки Гастона. Это оружие после него осталось, а Гастон мне его отдал в уплату за новую решетку очага и пару чугунных сковород. Я в следующем месяце на ярмарку в Перпиньян собирался, думал там продам. За один такой клинок не меньше ливра дадут, а то и все полтора. А второй ничуть не хуже. А может и лучше — трофейный видимо.
Борис взял упомянутый клинок в руки и подошел к окну. Кинжал был остер и хорошо сбалансирован. Стерев пальцем слой жира с лезвия, он увидел волнистые линии, струящиеся вдоль клинка. Вдоль гарды видна была арабская вязь. «Нет бога кроме Аллаха» — прочитал он.
— Действительно, мавританский клинок, — Борис вернулся к верстаку, положив кинжал, вытер руку о холстину, а затем ткнул пальцем в вилообразный наконечник, — а это откуда?
— Да это того же наемника оружие. Только древко я снял — оно треснутое было. А такой рансор[15] и я сковать могу. Даже может лучше. У этого и железо неважное и работа так себе. Если хотите, я за четыре ливра вам все вместе с курткой отдам.
— Многовато просишь, мы подумаем, — Константин поскреб щетину на подбородке, — а что насчет котелка?
— Есть у меня казанок чугунный, — признался кузнец после короткого раздумья, — только тяжеловат он для походного будет.
— А полегче чего–нибудь нет? Медного, например?
— Так кто же медный котел[16] в поход берет? — совершенно искренне удивился мастер Жильбер, — отравиться же можно. Большой медный котел я дядюшке Гастону в прошлом месяце сделал. И в домах у многих есть, но их же песком да пемзой почитай каждый день драят.