«На кафедре Моисея расселись книжники и фарисеи… Делайте же и храните то, что говорят вам, но не имитируйте это в своих произведениях, потому что они говорят, но не делают. Они связывают тяжелые ноши, взваливают их на плечи других, но сами и пальцем не шевельнут, чтобы сдвинуть их с места».
Прошло много времени, гораздо больше, чем хотелось бы Рипо. Что-то похожее на страх заползло в душу — еще надо было разнести очень много заказов. Корзина стояла в пещере Росы, и теперь он смотрел на нее, битком набитую продуктами, которые уже не смогут быть доставлены вовремя. Если бы Чапо так не задержался…
Чапо медленно взбирался вверх по холму. Каким старым он вдруг показался ему! Раньше он как-то не думал о том, что Чапо старик. Несчастный старик, одинокий, неспособный уже (даже если бы не случилось этой истории с Норбертином) вернуться на зеленые пастбища родной, желанной земли «дикарей».
— Не нужен я ему, — сказал Чапо, едва переводя дыхание.
Рипо посмотрел старику в глаза. И Чапо, огромный Чапо, смелый, проводивший ночи среди волков под открытым небом, неизвестно где спавший, заплакал. Или, во всяком случае, уткнулся лицом в согнутую руку и застыл в этой скорбной позе, выставив напоказ свое одиночество. Рипо увидел его рваные штаны, альпаргаты, надетые на босу ногу.
И вдруг старик сказал дрогнувшим голосом:
— Я не хочу, чтобы меня забрали «туда»… Я не хочу, чтобы меня забрали «туда»…
— Чапо, Чапо… не отчаивайтесь так, Чапо, — сказал Рипо, но голос его совсем некстати сорвался, и, придя от этого в ярость, мальчик топнул башмаком — подарком доньи Эльпидии — о землю, крикнув: — Но надо так, Чапо! Не надо!..
Чапо отвел от лица руку, прикрытую лохмотьями, и поднял свои красные глаза, окруженные морщинами: те самые глаза, которые когда-то обозревали с высоты гор далекие леса и буковые рощи, горячо любимые им.
— Молочник сказал, что я ему не нужен… И чтобы я катился к…
— Ну и что? Я знаю, куда нам идти. Пошли, Чапо, возьмем корзину, пошли со мной. Разве вы не говорили, что есть сеньора, которая покровительствует Росе? Говорили ведь? Как ее зовут?
— Сеньору эту… Да, верно, она опекала ее. Но то было раньше…
— Но разве Роса не говорила, что она лучше других, добрее. Она даже хлопотала для нее комнату, верно? Где она живет?..
Где она жила, Чапо не знал, но он помнил, как ее зовут: донья Магдалена де лас Мерседес.
— А, тогда я знаю, где она живет!
Рипо часто носил продукты этой сеньоре. Она была одной из лучших клиенток дона Марселино и давала неплохие чаевые.
— Она и правда добрая. Однажды она подарила мне костюм своего старшего сына. Очень приличный, почти не ношенный… — говорил Рипо, беря на руки Мигелина. — Есть у него еще что-нибудь надеть?
Чапо не знал. Штанишки Мигелина насквозь промокли, ножки и попка были холодными. Но они не знали, где взять другую одежду.
— Ладно, не будем терять времени.
Рипо завернул Мигелина в свою куртку. Посреди холма он почувствовал, что мальчик очень тяжелый. Но ничего не поделаешь!
— Чапо, он еще не научился ходить?
— Кто его знает! Ползать — ползает…
Дом доньи Магдалены расположился на улице Героев Мая, большой улице со множеством магазинов. Над входом в магазины вспыхивали огни реклам, словно разноцветные шары: красные, синие, зеленые.
— Красиво украсили, — сказал Чапо.
Сказал просто так, чтобы что-нибудь сказать. Рипо не сомневался, что старику все это было не по душе, Люди натыкались на них, куда-то спешили, толкались, торопясь сделать последние покупки. Рядом с домом доньи Магдалены находился бывший бар «Три красотки», переделанный теперь под кафетерий. Из приоткрытой двери вырывалась визгливая музыка. Трое нищих с любопытством заглядывали внутрь.
Рипо сказал дрогнувшим голосом;
— Подождите меня здесь, Чапо, на всякий случай.
Он посмотрел на засаленную куртку старика. В этой части города она выглядела намного грязнее, чем на вершине холма. И в нем вдруг шевельнулось сомнение: ведь дон Марселино и мать столько раз твердили ему: «Это сброд…» Но может быть, донья Магдалена…
— Не оставляй меня здесь одного, не оставляй! — Чапо вцепился в него руками.
И Рипо почувствовал, как странная, щемящая грусть поползла к горлу, заполняя все его существо. «Он ведь пастух, всего-навсего пастух, как и я. О, боже, что мы тут делаем?» Никогда в жизни Рипо еще не обращался к богу. Это случилось впервые.
— Ну, хорошо, подождите меня внизу, в подъезде.
Донья Магдалена жила на третьем этаже. Служанка оглядела его с головы до ног.
— Так ты из магазина?.. Тогда почему ты идешь через эту дверь?
— Сеньора знает меня. Скажите ей, что это очень срочно!
Донья Магдалена, высокая блондинка с ласковыми глазами, уставилась на Мигелина и на Рипо, приоткрыв рот от изумления.
— Здравствуй, Рипо. Что случилось?
Он рассказал ей. Рассказал как умел. И вдруг у него вырвалось неожиданно для себя:
— Но Роса не хочет, чтобы у нее отобрали Мигелина…
Донья Магдалена приложила пальцы к вискам:
— Ничего не понимаю, что за ерунда! Где Роса?
Он опустил голову. И рассказал все, все как есть.
Не мог же он утаить? Он должен был рассказать всю правду.
— Если бы вы могли позаботиться о мальчике, пока выйдет Роса, — заключил он.
Донья Магдалена сразу помрачнела. Она внимательно посмотрела на Мигелина; от него исходил здесь, в этом доме, неприятный запах. Запах, которого там, на холме, Рипо, по правде говоря, не чувствовал.
— Но погоди, о каком несчастье ты говоришь, Рипо? Этот младенец брошен на руки кому-то с холма?.. Старику, ты говоришь?.. Чапо?.. Пьяница, бездельник присматривает за этим божьим ангелом?.. Оставленным собственной матерью… О господи, будь благословен за то, что ты послал его ко мне!
Рипо проглотил слюну.
— За Мигелином надо присмотреть, только пока Роса выйдет из тюрьмы.
Донья Магдалена была бледна.
— Рипо! Этот малыш отправится туда, куда ему надлежит отправиться. И Чапо тоже. Какой стыд, что этого не произошло до сих пор. Сам бог послал тебя… и именно сегодня, накануне святой ночи. Само провидение послало тебя! Еще есть время. Я сейчас же позвоню донье Кристине. Подожди меня здесь минутку, я только наброшу на себя что-нибудь… Эта несчастная наконец попала в руки дьявола!
Донья Магдалена вышла из комнаты, оставив приоткрытой дверь. Ее младший сын просунул в щель свой курносый нос под прядью белокурых волос.
И вдруг Рипо озарило. Словно вспышкой молнии: «…куда ему надлежит отправиться… И Чапо тоже». Куда…
Донья Кристина была начальницей там, куда Роса ни за что не хотела отдавать своего малыша. Роса просила об этом. Он вспомнил высокий каменный забор и мальчика, упавшего на пол в соборе в прошлогоднюю рождественскую ночь. И Чапо, который говорил: «Я не хочу, чтобы меня забрали „туда“, потому что…» Почему он так говорил?..
Но Рипо не стал вспоминать почему и выбежал вон. Выбежал, хлопнув дверью, и, спотыкаясь, сбежал по лестнице вниз. Мигелин плакал и колотил ручонками по его голове. Рипо изо всех сил прижимал его к груди.
В подъезде, дрожа всем телом, стоял возле корзины Чапо.
— Бежим, Чапо, скорее, мы влипли…
Чапо ни о чем не спросил его. Он бежал за Рипо по улицам, натыкаясь на прохожих, и плакал. Да, Чапо плакал, а Рипо чувствовал, как в нем закипает злоба. Обернувшись к старику, он проговорил срывающимся голосом:
— Не надо, Чапо! Не надо так!
Он проговорил это с яростью, почти с ненавистью. С ненавистью, неизвестно откуда взявшейся и во что собиравшейся вылиться. Там, позади, за улицей Героев Мая, возвышался серый каменный собор. Никогда еще он не казался Рипо таким мрачным и таким высоким.
Они остановились на площади за собором.
— Давайте зайдем сюда… И подумаем, что нам делать.
Они вошли. Внутри все ослепительно сверкало. Просторный громадный собор, сияющий золотом и светом, готовился к ночному празднеству. Скамеечки, обтянутые красным бархатом, уже ждали важных сеньоров, чтобы они могли преклонить колени во время молитвы. Чапо оторопел перед этой роскошью и стоял пораженный. С кончика его кривоватого носа свисала блестящая капля. Космы седых волос торчали из-под поношенной шапки. Он совсем растерялся, не знал, что ему делать, как себя вести.
