В одном, благоприятном случае «одумавшееся» общество вкладывает часть полученных на первом этапе богатств в восстановление истощенных ресурсов. Это дает возможность и дальше наращивать объемы использования ресурсов, хотя за это приходится платить снижением эффективности и уменьшением темпов роста, а иногда и объемов потребления. В другом, неблагоприятном случае, когда в восстановление ресурсов не вкладывают ничего, падают объемы использования ресурсов и столь же стремительно падают объемы потребления – со всеми вытекающими отсюда социальными последствиями. Самый неприятный – третий, катастрофический путь, когда ресурсы оказываются полностью истощенными и «восстановление равновесия» происходит в точке никого ни к чему не обязывающего нуля.

В реальности использование ресурсов то удаляется, то приближается к устойчивой траектории. Эти виражи развития – экологические кризисы – очень похожи на русские горки, где больше всего неприятностей и визга происходит именно на ниспадающих участках.

Траектория развития экологического кризиса в ЦЧР в 1785-1985 годах.

Реальность никогда не совпадает с траекторией идеального равновесия, хотя иногда кривые очень близки друг к другу. Токов печальный опыт Центральной черноземной России, почти растерявшей потенциал плодородия между 1785 и 1985 годами. Чем хуже ситуация, тем разумнее ведут себя люди – но их рациональность никогда не бывает достаточной.

Реальная траектория развития сельского хозяйства – траектория экологического кризиса.

Идеальная равновесная траектория развития сельского хозяйства в ЦЧР

Что мешает обществу, на своей шкуре испытавшему все «прелести» экологического кризиса, зафиксироваться на устойчивой траектории и дальше развиваться уже по этому спокойному, хотя и не совсем выгодному пути? Раз уж мы упомянули русские горки, попробуем это понять вначале на отечественном материале. Рассмотрим, как развивалось сельское хозяйство в Черноземном регионе России с 1785 по 1985 год.

Еще в начале XIX века это – одна из главнейших зерновых житниц страны. Год за годом крестьяне увеличивали площади пашен под рожь и ячмень, сокращая площадь пастбищ и сенокосов. Поэтому удобрений на поля вносилось в пятнадцать раз ниже нормы, а трудозатраты на восстановление их плодородия были в два раза меньше необходимого. Однако богатейшие почвы терпели хищническую эксплуатацию и давали вполне сносные по тем временам урожаи. Эффективность хозяйства составляла около 1,4 дж/дж (вместо необходимых для равновесия 1,1 дж/дж), а объемы потребления были практически в два раза больше тех, которые обеспечила бы траектория устойчивого развития.

Однако к середине XIX столетия нагрузка на пастбища превысила критическую величину, началась быстрая их деградация, а следом – сокращение числа коров и лошадей. Пашни, получавшие все меньше удобрений, быстро истощались. Казалось бы, самое время одуматься и перейти к «устойчивому развитию». Но не тут-то было! Численность населения в регионе продолжала увеличиваться, да тут еще иены на хлеб в Европе и России резко пошли вверх. Поэтому распашка земель продолжалась в неослабевающем темпе, сборы зерна росли, а то, что удобрений стало еще меньше, что ж, «землица-кормилица потерпит».

Реформы 1860-х годов внесли свою лепту в отклонение от устойчивой траектории: первое, что сделал освобожденный пахарь, – начал более интенсивно эксплуатировать доставшиеся ему угодья. «Все распахано до самых бросовых земель, и все смотрят, нельзя ли еще что-нибудь распахать. С ревом несутся с огромных водоразделов после всякого дождя сильные потоки. Каждой весной в этот «праздник природы» они сносят неисчислимые площади самой плодородной земли». Так описывал очевидец черноземные ландшафты того времени.

С восьмидесятых годов урожаи начали падать, а к концу века в регионе разразился голод. Поскольку Черноземье было одним из основных производителей зерна, то голод охватил практически всю европейскую часть Российской империи. Кризисная траектория ресурсопользования повернула к устойчивой самым неблагоприятным путем – за счет снижения объемов использования ресурсов.

И тут освобожденный пахарь одумался: несмотря на трудные времена, прекратил распахивать пастбища, и площадь кормовых угодий даже несколько возросла. На поля вывозили все больше органики, а вскоре появились и минеральные удобрения. 1Ъсударственные программы борьбы с неурожаями разрабатывали на таком высоком научном уровне, что они прекрасно смотрятся и сейчас. Крестьяне стали лучше ухаживать за полями: мелиоративные трудозатраты буквально за несколько лет выросли в полтора раза – воистину «пока гром не грянет, мужик не перекрестится»! Все это повернуло кризисную траекторию в сторону устойчивой по благоприятному пути, когда рост вложений в восстановление ресурсов позволяет наращивать объемы их использования и снижать при этом уровень их истощения. За это, правда, пришлось заплатить снижением эффективности хозяйства, но ведь другого разумного выхода просто не было.

Но в начале XX века начался быстрый рост численности населения страны и новый виток цен на зерно. Моментально «благородный порыв» был забыт, и потребительские приоритеты вновь взяли свое, не помогли ни государственные программы, ни уроки только что произошедшей катастрофы. Объемы потребления достигли рекордных значений. Реальная траектория развития вновь отклонилась от устойчивой, даже не дойдя до нее, и Черноземье уверенно пошло навстречу новому кризису.

Ему помешали разразиться только Первая мировая и Гражданская войны. Население резко сократилось, объемы сельскохозяйственного производства упали, за счет чего траектория развития опять повернулась в сторону устойчивой. Заброшенные поля и пастбища стали восстанавливаться, ресурсно-экологическая обстановка заметно улучшилась. Но кто в военную годину всерьез заботится о восстановлении ресурсов? Поэтому регенерационные затраты оставались низкими, и равновесие опять не было достигнуто.

Дальнейшая история похожа на раскачивающийся маятник. Истощение земель и отклонение от равновесия в двадцатые – тридцатые годы, падение ресурсопользования в сороковые, во время и сразу после войны, новый виток истощения ресурсов в пятидесятые. Выход из этого неустойчивого развития был вроде бы найден в шестидесятые – семидесятые годы, когда стали активно развиваться современные агропромышленные технологии. Затраты на восстановление плодородия (включающие минеральные и органические удобрения, средства защиты, мелиорацию земель, современную технику и другие) возросли в десять раз. Это позволило увеличить объемы использования ресурсов в шесть раз при практически полном восстановлении ресурсо-экологического равновесия. Траектория развития почти коснулась устойчивой, и, казалось, победа над двухсотлетним «колебательным режимом» уже близка. Мешало только это небольшое «почти»: вложения в регенерацию были все же несколько меньше необходимых, и часть земель продолжала деградировать.

Экономический кризис девяностых годов поставил над Черноземьем еще один эксперимент: как оно отреагирует на ухудшение экономической обстановки, снижение спроса на продукцию. Объемы ресурсопользования, как и полагается, упали, но вложения в восстановление ресурсов, прежде всего на удобрения и мелиорацию, сократились еще сильнее. В результате, несмотря на сжатие экономики, экологическая ситуация в регионе, да и ва всей России, не улучшилась, как того ожидали специалисты.

Итак, более чем за двести лет траектория развития сельскохозяйственного ресурсопользования в Черноземье ни разу не соединилась с устойчивой, ей все время что-то мешало. Может быть, в других странах она ведет себя по- другому? Посмотрим на «американские горки» – траекторию развития сельского хозяйства на Великих равнинах США, которые играют такую же роль в хозяйстве этой страны, что и Черноземье в России.