Оказалось, что Дима почти ничего не знает о партиях и политических деятелях. 'Добили' же репортера два вопроса Зверева, который не знал, как крепятся мужские носки и как предохраняются женщины. В голове не укладывалось, как этого можно было не знать, тем более что в девственниках Дима явно не состоял. Постепенно Гиляровский заметил, что часть его вопросов остается без ответов. У него сложилось впечатление, что Дмитрий Павлович просто не знает, что надо ответить. Вскоре репортер стал замечать, что и сам является предметом наблюдения. Это следовало из направленности расспросов собеседника. Троица явно не бедствовала, но и деньгами не сорила. Все это не только разжигало его любопытство и все чаще напоминало о 'предсказании'.

До сегодняшнего предложения Гиляровский рассчитывал заработать редактированием детектива, что в отличии от 'записок путешественников', оказался отнюдь не мифическим. В это было трудно поверить, но он собственноручно правил вполне приличный текст.

И вот прозвучало ошеломляющее предложение. Репортер растерялся. Наверное, от этого он по инерции спросил:

- А вопрос авторства?

- Так вы уже согласились возглавить писательскую команду?

- Ну, вы и язва, Борис Степанович, - в сердцах выпалил репортер.

- Таким меня создал господь, а давайте мы, господин Гиляровский, отвлечемся. Честное слово, очень хочется поделиться нашими идеями.

- Точно, давно пора пропустить стопарик, - напомнил о себе Мишенин.

- Надо же, опять новое словечко, - улыбнулся репортер. - Что ж, я готов и пропустить, и вас послушать.

- Не знаю, с чего и начать, одним словом, - Борис после рюмки будто нырнул в воду. - Мы с коллегами хотим открыть на родине дело. Если все выйдет, как задумали, то оно нам принесет большие деньги, а России славу. Но денег на открытие потребуется - мама не горюй.

Федотов использовал афоризм своего мира, чтобы немного снять напряжение.

- Сейчас мы с Мишениным мотаемся по заводам. Смотрим, что да как тут можно сделать. А позже нам придется привлекать капиталы и банковские и частные. Но кто же нам даст кредит без имени? Да никто, верно ведь?

- Борис Степанович, вы что же думаете, Вам дадут кредит как романисту? - насмешливо спросил Гиляровский. - Или под залог вашего ненаписанного романа?

- А я похож на наивного? - вопросом ответил Федотов. - Но согласитесь, что чем шире известность, тем нам будет легче. Главное заключается в другом. Если наши детективы принесут деньги, то мы их пустим в дело. Вот и весь секрет нашего литераторства. Да и какие мы романисты? Вы же сами видите, что никакие. Ноль без палочки.

По реакции репортера Борис отметил, что этот афоризм в ходу.

- А если вы прогорите?

- Это вряд ли, но на этот случай писательское дело мы оформим на другого человека. К примеру, на вас. Вот и не помрем с голоду.

- Хм, однако! Я смотрю - вы там, в Америке нахватались... У нас такое только самым прожженным пройдохам впору практиковать.

- С волками жить - пиво пить,- вставил Дима.

- Дмитрий Павлович, в вашей Америке все такие юмористы?

- Нет, только мы со Старым.

- Так я вам и поверил, эх, господа, водите вы меня за нос. Ох, водите! - произнес, будто пригвоздил Гиляровский.

- Владимир Алексеевич, я немного приоткрою наш технический секрет. Вы тогда поймете, отчего мы так поступаем, - продолжил Борис. - Представьте себе, что, сидя дома в мягком кресле, вы можете поговорить с приятелем, сидящим в поезде 'Москва - Тамбов'. Разве вы не станете рисковать, ежели такое можно сделать?

- Борис Степанович, когда мы только повстречались, вы часом не о таком аппаратике мне рассказывали?

Голос репортера был полон ехидства, Борису же показалось, что взгляд Гиляровского стал напряженным.

- О нем родимом, о нем. Что у пьяного на языке, того у трезвого нет в кармане. Так и у нас такого телефона пока нет, но фантастики о нем сочиняем. Да вы скоро и сами прочтете. Владимир Алексеевич, конечно, сегодня такого не получится, но когда-нибудь от нашего изобретения в мире многое изменится, - мечтательно произнес Федотов.

Глядя на расслабившегося Федотова репортер почувствовал - назрел тот момент, когда можно разрешить вопрос с предсказаниями. Не то, что бы он в них поверил, но в свой адрес Владимир Алексеевич постоянно чувствовал некоторую настороженность и готов был поклясться, что это связано с разговором при первом знакомстве. Это начало изрядно выводить из равновесия.

- Владимир Ильич, Вы, помнится, упомянули о книге.

Задавая этот вопрос, репортер не выглядел благодушным, он скорее напоминал большого и бестолкового зверя. Вопрос застал Мишенина врасплох.

- Я?

Ильич судорожно сдернул очки, отчего взгляд его стал беспомощным.

- Это Борис Степанович нес чепуху.

- Вот как? Ах, извините, запамятовал, и о какой это Моей книге Вы изволили говорить, Борис Степанович?

Вопрос прозвучал. Мишенин побледнел. У Зверева отчетливо обозначились на щеках ямочки. Борис же сидел, будто объевшийся прокисшими щами.

- Честно сказать, сам не знаю. Наверное, это проведение. Владимир Алексеевич, вы же знаете, так бывает. Приснится что-то или подумается, а позже сам веришь, что это было на самом деле. Особенно, приняв на грудь больше нормы.

- Борис Степанович, а вы ведь сейчас нарочно вставили это 'приняв на грудь', разве не так? - не сдавался репортер, сверля его взглядом.

- Так и Вы, уважаемый Владимир Алексеевич, не случайно приписали историю с книгой Мишенину.

- Борис Степанович! А как прикажете относиться к людям, которые говорили о Моей Книге?! Да еще пророчествовали о смерти! Тоже мне, пророк с сюжетами в кармане, - сказал, будто выплюнул, репортер.

Только теперь стало очевидно, до какой степени он возбужден. Борис напрягся.

Переселенцы были готовы к этому вопросу: они заранее обсудили, что ответить репортеру, но такой реакции не предполагали.

- Хорошо. Если вы так ставите вопрос, Владимир Алексеевич, давайте говорить всерьез. Как любит повторять Дима, поговорим без дураков. Договорились?

- Я вас слушаю, - сквозь зубы выдавил репортер.

- Господин Гиляровский, представим себе на минутку, что меня иногда посещают откровения. Но тогда возникает пара вопросов: как это подтвердить и отчего такой ясновидец живет в халупе. А если я в самом деле иногда что-то слышу? Прикажете, у каждого собутыльника испрашивать разрешения, можно ли о нем рассказать? Сами-то вы о таком часто спрашиваете?

Стиснув столешницу лапищами, репортер продолжал сверлить Федотова взглядом. Это произвело впечатление даже на Димона, приготовившегося спасать своего товарища.

- А вы можете мне сказать, Владимир Алексеевич, отчего в том дурацком откровении вы рисовались мне человеком застенчивым и небольшого роста? Это Вы-то небольшой и застенчивый? Дима, хоть ты что-нибудь скажи!

- А что тут говорить, тут плакать надо, - ответил Зверев. - Я вам скажу как старшему товарищу, господин Гиляровский. Наш Федотов, если хорошо поддаст, всегда наговорит такое, что всем нам отдуваться приходится. А в тот день он налакался, что и половины не помнил.

Манера Зверева подшучивать над старшими иногда прорывалась и в адрес репортера, не вызывая, однако, у него неприязни. Но не сегодня.

- Я вас сейчас же выпорю! -рявкнул дядька Гиляй.

Глядя на разъяренного репортера, Борис понял - еще немного и у клиента 'сорвет клапан'. Конечно, ничего страшного не произойдет, но дядьку они потеряют. А вот это в планы друзей не входило.

- Господин Гиляровский, а ведь я знаю, с чего начнется ваша Книга, - неожиданно произнес Борис.

В горнице повисла тишина. На лице Мишенина отразилось смятение, сменившееся радостью, оттого, что все вот-вот счастливо разрешится. Зверев впал в ступор, а Гиляровский замер.

- Вы опишете, как приехав в Москву, выйдете на Ярославском вокзале. Со своим сундучком на плече пройдете мимо извозчиков. Те не обратят на вас внимания. Потом найдете возницу и скажете: 'Дедушка, мне в Хамовники'. Вам будет немного страшно отдать извозчику гривенный.