Печатается по: Пушкин. Т. I. С. 396.

Чугуев упомянут в связи с бунтом военных поселян в 1819 г. Немецкий студент Карл Занд (1795–1820) 23 марта 1819 г. в Мангейме убил известного немецкого драматурга А. Ф. Коцебу (тот активно пропагандировал политику Священного союза, и в Германии его считали шпионом Александра I).

Впервые опубликовано в журнале «Невский зритель» (1820. № 10). О реакции современников на эту сатиру можно судить, в частности, по мемуарам И. Н. Лобойко, состоявшего, как и Рылеев, в Вольном обществе любителей российской словесности: «Летом, по выходе из заседания литературного нашего общества ночью в 11 часов, пригласил он (Рылеев) меня к себе на квартиру дослушать окончание своей поэмы [«Войнаровский»] <…> По окончании чтения я спросил его: где эта поэма будет напечатана? Рылеев отвечал: «В Москве». — «Отчего же не здесь, в Петербурге?» — «Разве вы не знаете, что за мною подсматривают? Оттого окна моей квартиры в нижнем этаже выходят на Мойку. Я их не закрываю, и полицейские агенты могут всегда чрез окна видеть, чем я занимаюсь и кто у меня бывает». — «Да за что же вас подозревают?» — Разве вам неизвестно, что я навлек на себя гнев графа Аракчеева?» Я не знал, по какому поводу, и Рылеев объяснил мне его следующим образом: «Вы знаете, что я напечатал в «Невском зрителе» Пропорция сатиру [ошибка: подзаголовок стихов Рылеева отсылает к несуществующей сатире Персия) в переводе стихами, под заглавием «Временщику»? Граф Аракчеев принял ее на свой счет, и она во всем Петербурге сделалась гласною. То те, то другие стихи, которые можно было обратить в укор Аракчееву, повторялись, Аракчеев, оскорбленный в своем грозном величии неслыханною дерзостию, отнесся к министру народного просвещения князю Голицыну, требуя предать цензора, пропустившего эту сатиру, суду. Но Александр Иванович Тургенев, тайно радуясь этому поражению и желая защитить цензора, придумал от имени министра дать Аракчееву такой ответ: «Так как ваше сиятельство, по случаю пропуска цензурою Проперция сатиры, переведенной стихами, требуете, чтобы я отдал под суд цензора и цензурный комитет за оскорбительные для вас выражения, то, прежде чем я назначу следствие, мне необходимо нужно знать, какие именно выражения принимаете вы на свой счет?» — Тургенев очень верно рассчитал, что граф Аракчеев после этого замолчать должен, ибо если бы он поставил министру на вид эти выражения, они не только бы раздались в столице, но и по всей России, ненавидевшей графа Аракчеева» (цит. по: Писатели-декабристы в воспоминаниях современников. М., 1980. Т. 2. С. 47–48). Ср. также воспоминания Н. А. Бестужева: «В «Сатире на временщика» открывается все презрение к почестям и власти человека, который прихотям деспота жертвует счастием своих сограждан. В том положении, в каком была и есть Россия, никто еще не достигал столь высокой степени силы и власти, как Аракчеев, не имея другого определенного звания, кроме принятого им титла верного царского слуги; этот приближенный вельможа, под личиной скромности, устраняя всякую власть, один, не зримый никем, без всякой явной должности, в тайне кабинета, вращал всею тягостью дел государственных, и злобная, подозрительная его политика лазутчески вкрадывалась во все отрасли правления. — Не было министерства, звания, дела, которое не зависело бы или оставалось бы неизвестно сему невидимому Протею — министру, политику, царедворцу; не было места, куда бы не проник его хитрый подсмотр; не было происшествия, которое бы не отозвалось в этом Дионисиевом ухе. Где деспотизм управляет, там утеснение — закон, малые угнетаются средними, средние большими, сии еще высшими; но над теми и другими притеснителями, равно как и над притесненными, была одна гроза: временщик. <…> — В таком положении была Россия, когда Рылеев громко и всенародно вызвал временщика на суд истории; когда назвал его деяния, определил им цену и смело предал проклятию потомства слепую или умышленную покорность вельможи для подавления отечества. — Нельзя представить изумления, ужаса, даже, можно сказать, оцепенения, каким поражены были жители столицы при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном. Все думали, что кары грянут, истребят и дерзновенного поэта, и тех, которые внимали ему; но изображение было слишком верно, чтобы обиженному вельможе осмелиться узнать себя в сатире» (Там же. С. 65–66). Текст стихотворения «К Временщику» печатается по изд.: Рылеев К. Ф. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. С. 89–90. В 1823–1824 гг. Рылеев в соавторстве с А. Бестужевым сочинял имитирующие фольклор агитационные песни; две из них также содержат нападки на А.: 1) «А граф Аракчеев / Злодей из злодеев!» (песня «Царь наш — немец русский…»; сводный текст, предложенный Ю. Г. Оксманом, цит. по: Лит. наследство М 1954. Т. 59. С. 79) и 2)

Персий Флакк (34–62) — римский сатирик. Подзаголовок Рылеева — двойная мистификация: он отсылает не к какой-нибудь сатире Персия (у того нет сочинений с подобным названием), а к стихотворению М. В. Милонова «К Рубеллию. Из Персия» (1810), в котором указание на источник тоже вымышлено.

Сеян Луций Элий (ум. 31 до н. э.) — префект преторского конвоя при императоре Тиберии; организовал заговор против Тиберия, за что и был казнен.

Печатается по: PC. 1874. № 1. С. 200 (с указанием: «Из рукописного сборника начала XIX в).

Печатается по той же публикации. С. 201 (в рукописном сборнике между стихотворениями была помешена виньетка, изображавшая змею с высунутым жалом).

Печатается по: PC. 1872. № 11. С. 596 (с указанием: «Из рукописной» сборника начала XIX в.»).

Печатается по: PC. 1872. № 9. С. 241 (запись со слов Я. Н. Сухотина).

Путята Селиверст Андреевич (1800–1827) — с 1819 г. подпоручик 2-го Егерского полка, 30 марта 1821 г. отставлен «за дурное поведение»; безуспешно пытаясь определиться в службу, скитался по России. Из Казани отправил А. письмо с просьбой о помощи, но ответа не получил. Узнав о смерти Александра I, вернулся в Петербург; в апреле 1826 г. отправился в Новгород, где был задержан из-за отсутствия документов; в порыве откровенности прочитал некоторые свои стихи новгородскому губернскому прокурору, в доме которого содержался, в результате чего был препровожден в Петербург и посажен в Петропавловскую крепость. Поскольку Путята не имел отношения к декабристам, а строки об «уполномоченном злодее» и «ядовитом змее» касались А., уже уволенного от государственных дел, то в ноябре 1826 г. Путята был определен унтер-офицером в Отдельный Кавказский корпус; умер в Шуше (Нагорный Карабах), Фрагменты стихотворения «Дни моего отчаяния» впервые опубликованы в кн.: Довнар-Запольский М. В. Идеалы декабристов. М., 1907. С. 110–112; полностью текст воспроизведен в статье М. А. Рахматуллина «Страничка прошлого (К биографии С. А. Путяты)» (Вопросы литературы. 1982. № 7. С. 184–186); отрывок печатается по последней публикации.