Многие исследователи выражают сожаление, что Набоков не женился на Светлане Зиверт, ибо она была женщиной, весьма приверженной старому русскому образу жизни, и, следовательно, могла повлиять на художественный голос Набокова, заставить его звучать более по-русски. Но это всего лишь предположение.

Вера Слоним, ставшая женой Набокова, была совсем иной женщиной и из другого круга, более западного и более радикального, чем сам Набоков.

Автор книги «Мир и дар Набокова» Борис Носик отмечает: «Вера, по признанию набоковедов всех школ и направлений, сыграла огромную роль в жизни писателя, была его музой и вдохновительницей, хранительницей очага и матерью его ребенка, его первой читательницей, его секретарем и машинисткой, критиком той единственной категории, которая способна писателю помочь (то есть понимающим, одобряющим и подбадривающим), его литературным агентом, шофером, душеприказчиком и биографом…»

Знакомство Владимира Набокова с Верой Слоним произошло в Берлине 8 мая 1923 года в издательстве ее отца (она там работала, а Набоков пришел обсудить условия перевода Достоевского на английский язык). А 15 апреля 1925 года Вера стала женой 26-летнего писателя. Это была классическая любовь с первого взгляда.

Зоркий глаз Набокова мгновенно оценил так называемое родство душ и «то, что его больше всего восхищало в ней: ее совершенную понятливость, абсолютность слуха по отношению ко всему, что он сам любил».

В стихотворении «Встреча» (1 июня 1923 года) Набоков писал:

Набоков решил: судьба. Для родственников подобный выбор был сомнительным. Естественно, дочь еврея Евсея Слонима, богатого лесопромышленника и лесоторговца (вскоре он разорился), не отвечала честолюбивым претензиям сановитой русской семьи Набоковых. Но и практичный тесть, Евсей Слоним, вряд ли считал удачным выбор его средней дочери (а их было три) в спутники жизни какого-то тощего поэта (поэзия не торговля, какая с нее может быть прибыль?!). Но сами молодые остались непреклонны в решении соединить свои судьбы, хотя был момент, когда Набоков заколебался («а нужна ли мне жена?»). Но тут Вера Слоним проявила историческую решимость. Историческую потому, что под ее несомненным влиянием творчество Набокова еще более расцвело и вышло на новую, мировую орбиту.

Сначала супруги жили в Берлине, потом в Америке, а с 1961 по 1977 год избрали местом своего обитания небольшой городок Монтрё на берегу живописного Женевского озера, а в Монтрё – гостиницу «Монтрё- Палас».

«После России “собственного дома” у них никогда не было, вспоминает сестра Набокова. – “Вести дом , заниматься хозяйством, у них не было ни времени, ни желания. К тому же у Владимира и Веры полностью отсутствовало влечение к вещам. Просто невозможно представить, чтобы они купили себе, скажем… какую-нибудь вазу. Покупалось только необходимое, и ничего лишнего. Правда, в Монтрё они жили не совсем “гостиничной” жизнью, снимали практически небольшую квартиру: гостиная, кабинет, две спальни и кухня. В ресторан они спускались крайне редко, только когда кто-нибудь приезжал – готовить к ним приходила женщина, которая делала самые простые обеды. Но уборка и прочее лежало, конечно, на гостиничном персонале, и это было для Володи и Веры очень важно, так как они были чудовищно заняты…»

Творчество, творчество было главным для Набоковых, а не ковры и не вазы, – впрочем, эта ремарка вряд ли образумит наших вещнолюбивых классиков советской и русской литературы, не говоря уже о богатых новорусских. У них свои приоритеты. Кстати, почти все сегодняшние мэтры недолюбливают Набокова. Так, к примеру, ныне покойный Владимир Максимов отмечал, что Набокова он «тоже застал», и каким? «…желчно-остроумный был человек». И о жене, Вере Евсеевне, в чисто совковом ключе: «…Такая постаревшая одесская еврейка. Она все говорила по-старому: «Господа, что будете: чай, кофе?» А Набоков в ответ: “Матушка, ну когда это я пил чай? Принесите пива”».

Максимов не одинок в своем прохладном отношении к Набокову. В книге Эндрю Филда «Жизнь и искусство Владимира Набокова» писатель представлен в совершенно негативном свете: сноб, гордец, игрок, фокусник, имморалист и эротоман. В КГБ хранится пленка с записью от 5 февраля 1967 года, на которой зафиксировано обсуждение вопроса, можно ли приглашать Владимира Набокова в Советский Союз. Искусствоведы в штатском и советские коллеги западного мэтра были единогласны в том, что Набоков категорически не нужен советскому народу: «Читали! Дрянь! Порнография! Антисоветчина!..» В результате даже «приглашения на казнь» не последовало!..

А тем не менее Набоков продолжал будоражить души и перья журналистской и литературоведческой братии, и в Монтрё к волшебнику с Женевского озера слетались их целые стаи. В 1979 году был опубликован составленный Набоковым по собственным записям сборник, включающий 22 интервью, относящиеся к 60-м и началу 70-х годов, и несколько статей и писем к читателям. Этот сборник писатель назвал просто: «Ясные мысли». Как отозвался западногерманский «Шпигель», это мысли несгибаемого одиночки, придерживающегося весьма пестрых элитарных космополитических воззрений, русского по рождению, утонченного петербуржца по воспитанию, насквозь пропитанного западноевропейской культурой и при всем этом, как он сам с гордостью признавался гостю из «Пари ревю», «американца в той же мере, что и апрель в Аризоне».

Не так давно были изданы два тома набоковских писем. В этих «эпистолах» Владимир Набоков предстает не как разрушитель морали и не как игрок, для которого жизнь не более чем шахматная доска с передвигающимися фигурками, а как человек, полный нежности и бесконечно привязанный к своей жене. Легкоранимый Набоков сознательно ограничил себя семейным кругом, где его любили и почитали и где он не мог ни от кого ждать подвоха и обиды. В письмах и воспоминаниях писатель выглядит как человек тихий и «одомашненный». Впрочем, к чему спор, какой был Набоков! Главное: он был!

Своими размышлениями о самом себе он поделился в одном из стихотворений, написанном в Сан-Ремо в 1959 году:

Почти самоэпитафия. Писатель определял жизнь следующими точными и печальными набоковскими словами: «Жизнь – только щель слабого света между двумя идеальными черными вечностями». Этот зазор слабого света исчез 2 июля 1977 года, и 68-летний мэтр и волшебник слова растворился в черной вечности.

Вдова писателя Вера Набокова-Слоним скончалась в 1991 году. Сын Дмитрий Набоков – в прошлом оперный певец, выступавший на одной сцене с Лучано Паваротти, ныне литератор и переводчик – бережно сохраняет память великого отца. Незадолго до смерти Владимир Набоков принес в комнату сына томик стихов Альфреда де Мюссе. «Отец говорил, что больше всего ненавидит в жизни тиранию, жестокость, глупость, грязь и бессмысленный музыкальный фон», – отметил Набоков-сын в одном из своих интервью.