Пока Кугель крутился надо мной, продолжил пытать жующего Гонсало.

  - Помыться, переодеться, нормально поспать?

  - Здесь - нет. Умыться у колодца. Переодеться в новый костюм можете в карете. Кугель?

  - Слышу.

  - Врача?

  - Поищем.

  - Альгасил?

  - Алькальд. Спрошу - покажут. Возможно - там же, где и раньше.

  - Найдем?

  - Найдем.

  - Лошади? После вчерашнего они вряд ли смогут в ближайшие дни... Моя ранена.

  - Моя убита, пуля попала в голову. Ту, на которой вас догнал, придется вернуть. Мы в Испании: в карету запряжем мулов, купим нам пару коней - три из упряжки годны в заводные, четвертую оставим здесь.

  Когда вылезли наружу, утро было в самом разгаре. Огляделся. В кино тратили деньги, создавая декорации пыльного американского городка на Диком Западе. Такого, что посреди пустыни: скалы, апачи, ковбои, гремучие змеи. Дураки, ехали бы сюда.

   Дома вдоль улицы построены с размахом, большие, но какие-то полуразвалившиеся. Где дыра на крыше, где-то стена осыпалась, где-то ползабора внутрь двора завалилось - ну так, на первый взгляд. Сходу.

  Ковбои тоже присутствуют - у стены нашего сараеобразного караван-сарая, прямо на земле, сидят, нахохлившись, четверо аборигенов, закутавшиеся в свои капо... капы... плащи. Носы опустили внурь - вынюхивают что-то там у себя под плащами или высматривают? На наш выход не среагировали, давно сидят. Двое таких же мрачных типов в потрепанных широких шляпах с обвисшими краями устроились у деревянного столба на выезде со двора, тихо беседуют. Вряд ли - о нас. Мельком брошенный взгляд одного равнодушно скользнул и переместился на прежнюю точку. Что-то там интересное на пыльной буроватой земле. Второй вообще не пошевелился.

  А над всем этим - жаркое весеннее солнце, сияющее лазурью небо и под ним, под ним - где-то, всего в двух-трех десятках верст, бушующая яркая зелень, прозрачная синева моря и типичный французский умытый городок под красными черепичными крышами.

  Сен-Жан-де-Люз, из которого мы еле унесли ноги...

  Гонсало, махнув нам рукой, чтобы подождали, быстро пересек двор, остановившись у собеседников. Что-то им сказал, с ним раскланялись, завязался довольно оживленный разговор, но я не прислушивался. На свежем воздухе мне поплохело. Тяжеловато стоять. Поплелся к забору, к тому месту, где из него выпал здоровенный камень, образовав сверху нишу как раз под мой зад. Заразное это дело, как погляжу - плюхнулся, закрыл глаза и отключился. Что-то в этом есть...

  Очнулся, когда Кугель потянул меня за рукав. Взглянул в обеспокоенные глаза - что?

  - Алекс?

  - Придремал. Все нормально, не беспокойся.

  - Алекс, Гонсало договорился, нас проводят к врачу. Идем за ними, обопрись на меня.

  - А? Хорошо, идем.

  Город-то какой здоровенный. Шли, шли. У дома доктора опять нашел себе подходящий пролом, в котором можно сидеть, привалившись спиной. Оказывается, здесь думают о горожанах, молодцы. Не просто так - развалины, всегда можно присесть.

  - Граф, извините, что долго. Единственный здешний врач позавчера уехал в Толосу и вернется не раньше конца недели. Надо ехать в Сан-Себастьян. Граф, вы слышите? Нас проводят к алькальду, и мы тут же выезжаем. К вечеру вы будете лежать в постели под надлежащим врачебным присмотром. Соберитесь, граф, это недалеко. Кугель, придержи с той стороны его сиятельство.

  - Все нормально. Гонсало, я дойду. Нормально, Кугель.

  Надо было взять карету...

  Кто ж знал, что этот городишко такой громадный. Соберись...

  ...Что же я так расклеился...

  К дому алькальда попал неумытый, непереодетый. Извини, алькальд, так получилось. Меня завели внутрь и оставили на стуле в первой комнате. Наверное, в приемной. Гонсало пошел наверх, Кугель убежал за каретой.

  Все-таки, заражение... Че быстро-то так? Гребаный детский организм.

  Попадос... Попандопуло...

  - Ваше сиятельство?

  Открыв глаза, увидел склонившееся обеспокоенное лицо Гонсало, а рядом с ним...

  Попандопуло...А этот что здесь делает? Брежу. Бред? Сгинь, Попандопуло, сгинь...

  - Ваше сиятельство, сеньор маркиз! Не виноват! Ваше сиятельство, не предупредили! Ваше сиятельство! Простите! Ваше...

  Хорошее доброе лицо расстроенного и чем-то испуганного сорокалетнего мужика: семьянина, отца и мужа, верного слуги отечества. При чем здесь Попандопуло? Никакой не Попандопуло, служака...

  Так это что - местный альбатрос, то есть - авансил? Как похож. Вылитый Попандопуло. А там кто? Наш провожатый? Он так и дежурил?

  - Гильермо.

  - Да, ваше сиятельство.

  - Гильермо, дай ему денег за помощь. Заплати.

  Гильермо, повернувшись к нашему провожатому, протянул руку с монетой, что-то проговорил. Наверняка - золотой, у нас других нет.

  На хищном суховатом лице мужчины не отразилось никаких эмоций.

  - No, sefior, no, muchisima gracia.

  - Что он говорит?

  Гонсало, не отвечая, вновь обратился к нашему добровольному помощнику. Тот перевел взгляд на меня и неожиданно улыбнулся. Хорошо улыбнулся. Хороший человек.

  - No, senor, gracias, soy pobre, pero soy caballero.

  Понятно, кабальеры денег не берут. Грациас.

  Коллега. Драный, как и я - на плаще две аккуратных заплатки. А у меня буф на плече пышно изорван и на правом колене дырка. Коллега.

  - Грациас, кабальеро.

  Испанец скупо поклонился и, резко развернувшись, вышел.

  - Ваше сиятельство, сейчас вас перенесут в спальню, разденут, омоют и уложат в постель. Через два часа мы, подготовив карету и мулов, выедем в Сан-Себастьян. Может быть, лучше привезти врача сюда, к вам? Вы выдержите дорогу?

  - Да, Гильермо. Представь мне, наконец, этого человека.

  - Милостью короля, алькальд Ируна сеньор Франсиско Лопес. Вопрос с бумагами улажен, сеньор маркиз, недоразумение на границе разъяснилось. Отдыхайте, ваше сиятельство, набирайтесь сил.

  Даст бог, наберусь. Алькальд что-то вроде городского мэра, я уже понял.

  - Благодарю вас, сеньоры...

  Грязь, нищета, антисанитария, пыль, развалины, ни деревца, ни доктора, ни пожрать...

  - Гонсало, здесь везде так?..

  - Это наша родина, маркиз.

  "Это наша родина, сынок..."

  - По-прежнему смеешь утверждать, что ты - дон Киприано де Палафокс и Портокарреро, граф де Теба?

  Ни хрена я уже не утверждаю. Достал. Пусть Гонсало, когда очнется, все объясняет дураку. В глазах плывет, сейчас со стула грохнусь. Часа два зудит, пробл...ь. Пошел нах!

  - Молчишь, быдло!!!

  Пока не бьет, распаляется. Испугал дитю голым задом. Сука. Сопляк.

  В остальном все правильно. Пыточная. Допросная. Подвал. На стене - цепи, с потолка веревки свисают, на синеющих углях налитые малиновым клещи. Белеют потихоньку, раскаляются. Гнетущая атмосфера каменного мешка в свете трех факелов. Я на стульчике, все- таки - принесли. Алькальд с молодым мудаком за столом, на табуретках. Два палача - как положено - здоровые громилы, небритые хари в фартуках. Типа - рабочая одежда мясника. Впечатляет.

  А вообще - полная дурь. Идиоты.

  .

  Бодро подхваченный под локотки двумя дюжими слугами, поддерживаемый искательным алькальдом и Гонсало, я совсем уж было был препровожден в большую светлую комнату на втором этаже, где миловидная девушка заканчивала взбивать постель, на табуретке стояли медный таз и кувшин, а рядом - наполненная водой кадушка. Аж потянулся к ней, к кадушке, сделав почти самостоятельно несколько шагов. И тут на лестнице раздались тревожные крики, разговоры на повышенных тонах, команды, грохот сапогов, и все хорошее, что намечалось на утро, закончилось. В комнату без стука ввалился запыхавшийся молодой хлыщ в начищенной кирасе поверх мундира и, без всякого почтения, не обращая внимания на нас, больных и высокородных, начал что-то кричать струхнувшему, беспомощно оглядывающемуся алькальду. В безудержном потоке слов молодого нахала все время повторялось "siete ninos de Ecija", как будто эта психа-эсиха всем должна была все объяснить и, уж, как минимум - подобное беспардонное поведение. Что раскукарекался, как на пожаре! Здесь важное дело не завершено - меня до кадки не дотащили, аккуратно брякнули на ближайший стул. Какого хрена я должен все это выслушивать? Мне бы срочно ополоснуться и - в постель, отдохнуть перед поездкой. Осел! Ну, как есть - осел! И-ааа! И-ааа! Эсиха!