Но куда он идет? Чувство блаженства и свободы сменилось беспокойством. Из глубины души поднималось что-то давящее, оно постепенно овладевало всем его существом, проникало в сознание, вызывая панику. Позор! Эта мысль стрелой пронзила его сердце.

Но он все еще пытался не думать о случившемся. Он твердо знал одно: ему необходимо уйти. Уйти от всего, что было связано с его позором.

Но как? Страх с новой силой завладел им. Как он сможет справиться с этим жутким стыдом, когда предстанет перед властями? Он уже мысленно рисовал себе эту картину, и боль с новой силой сжимала его сердце.

Юноша испытывал физические и душевные страдания. Не осознавая, что делает, Бахман повернул в сторону казарм. Ему не справиться самому, кто-то должен помочь. Вдруг сердце радостно подпрыгнуло в груди. Ну конечно, он должен рассказать обо всем своей возлюбленной! Она разделит с ним все его переживания.

Приняв решение, Бахман вскочил в маленький трамвайчик, снующий между городом и казармами, и, опустившись на сиденье, застыл, безучастно глядя в окно.

Бахман вышел на конечной остановке и дальше пошел пешком. Ветер дул с прежней силой. В его порывах слышался шелест ржи. Было пустынно. Отрешенный от мира, Бахман медленно шел по узкой тропинке, вьющейся между посадками виноградной лозы. Поддерживаемые длинными шестами, цепляясь за них тонкими усиками, побеги тянулись к небу. Подсознательно юноша заметил и эти молодые побеги, и группу мужчин и женщин, сгребающих сено. На тропинке стояла телега, запряженная волами, и мужчины в ярких голубых рубахах забрасывали туда сено. Вокруг сиял и переливался всеми красками яркий весенний день. Бахману казалось, что он видит все это из глубины своего подсознания, так как сам по себе он как будто и не существовал.

Дом барона, где Эмили работала служанкой, стоял посреди цветущего сада, за которым тянулись поля. Он был построен во французском стиле. Казармы располагались недалеко от дома. Влекомый естественной целью — поделиться с кем-нибудь своим горем, Бахман вошел во двор. Лежащая во дворе собака, заметив солдата, тявкнула и приветливо завиляла хвостом.

Дверь кухни была открыта. Поколебавшись, он вошел, смущенно улыбаясь. Женщины на кухне встретили его приветливо, хотя и были слегка озадачены. Эмили готовила кофе. В ее глазах, похожих на глаза дикого животного, затаилась робость. Черные волосы были стянуты на затылке в тугой узел. Простенькое платье из голубого хлопка, расшитое розочками, плотно облегало ее высокую грудь.

За кухонным столом сидела другая женщина и вынимала косточки из вишен, которые были насыпаны перед ней высокой горкой. Она была очень хорошенькой; ее прелестное юное личико было осыпано веснушками. В этом доме она служила в качестве бонны. Это была фрейлен Гесс.

— Добрый день! — произнесла девушка с приятной улыбкой. — Вот уж не ждали!

Эмили промолчала. Покраснев при виде юноши, она стояла в нерешительности, борясь с искушением убежать, однако было ясно, что она очень рада его приходу.

— Да, — тихо ответил юноша на замечание молоденькой бонны, — я попал в неприятную историю.

Обе женщины уставились на него широко раскрытыми глазами.

— В какую? — спросила бонна, оставив работу и уронив руки на колени. Эмили промолчала, но лицо ее напряглось.

Бахман стоял, опустив голову, он все еще не мог прийти в себя.

— Я ударил сержанта Губера, и тот упал в ров, — сказал он. — Я это сделал нечаянно… но…

Машинально юноша взял пригоршню вишен и начал их есть. Он слышал, как Эмили тихо вскрикнула.

— Вы столкнули его в ров? — в ужасе переспросила фрейлен Гесс. — Каким образом?

Зажав в кулаке косточки от вишен, Бахман с отсутствующим взглядом поведал им свою историю.

— Ах! — простонала Эмили.

— А как вы оказались здесь? — спросила фрейлен Гесс.

— Я сбежал, — ответил юноша.

Наступила мертвая тишина. Бахман стоял с понурым видом, полностью вверив себя этим двум женщинам. На плите что-то зашипело, и крепкий запах кофе заполнил кухню. Спохватившись, Эмили бросилась к плите. Взгляд Бахмана скользнул по ее широкой спине и крепким бедрам.

— И что вы теперь собираетесь делать? — спросила, придя в себя, фрейлен Гесс.

— Я не знаю, — ответил Бахман, взяв новую горсть вишен.

Он чувствовал себя опустошенным.

— Вам лучше вернуться в казармы, — предложила бонна, — мы попросим господина барона помочь вам.

Эмили молча стояла, держа в руках поднос с тонкими фарфоровыми чашками и серебряными ложками, и ждала ответа. Бледный, с опущенной головой, Бахман упорно молчал. Сама мысль о возвращении в казармы была для него невыносима.

— Я попробую уехать во Францию, — наконец выдавил он.

— Но они поймают вас, — ответила фрейлен Гесс.

Эмили молча слушала.

— Я должен попытаться, — тихо произнес Бахман, — мне только нужно где-то спрятаться до наступления ночи.

Обе женщины догадались, чего он ждет от них, и поняли, что выполнить его просьбу невозможно. Эмили вышла. Бахман продолжал стоять, не смея поднять голову. Ему было стыдно за свое поведение.

— Вам не удастся уехать, — сказала бонна.

— Я могу попытаться, — повторил юноша.

Он не должен сегодня попасть в руки военных. Пусть они делают с ним все, что угодно, если поймают, но только не сегодня. Пусть это будет завтра.

Наступила тишина. Юноша ел вишни. Щеки бонны заливала краска смущения.

Вернулась Эмили.

— Он может спрятаться у тебя в комнате, — предложила бонна, обращаясь к ней.

Эмили не ответила. Похоже, эта идея пришлась ей не по душе.

— Это все, что я могу предложить, — сказала фрейлен Гесс. — Я не хочу, чтобы его увидели дети.

Эмили молчала. Бахман ждал, что же решат женщины.

— Ты можешь спать в моей комнате, — продолжала бонна, глядя на Эмили.

Эмили подняла глаза и в упор посмотрела на Бахмана.

— Вы хотите этого? — спросила она отрывисто.

Было видно, что все ее существо противится такому решению.

— Да… да… — бормотал юноша, чувствуя, что краснеет.

Эмили отвернулась и тоже еле слышно проговорила «да». Затем, взяв поднос, быстро вышла из кухни.

— Но как вы перейдете границу? — спросила фрейлен Гесс.

— Я попытаюсь достать велосипед, — ответил юноша.

Вернулась Эмили. Чувствовалось, что она старается держать себя в руках.

— Все в порядке? — спросила ее бонна.

Эмили промолчала.

Спустя несколько минут Бахман последовал за ней.

Они миновали большой квадратный холл, стены которого были увешаны картами. На вешалке висели детские голубые пальто с блестящими пуговицами. Они напомнили Бахману о первой встрече с Эмили, когда она гуляла с младшим ребенком, крепко держа его за руку, а он сидел в тени лимонного дерева и наблюдал за ними. Как это было давно! Тогда он был свободен и спокоен, и казалось, так будет всегда.

Быстро поднявшись по лестнице и пройдя незамеченными по длинному коридору, они подошли к комнате Эмили. Открыв дверь, она впустила юношу.

— Я должна идти вниз, — прошептала Эмили и тихо закрыла дверь.

Комната была маленькой и очень опрятной. На стене висело распятие и несколько картинок с изображениями святых. Узкая кровать была тщательно застелена. Рядом на столике стоял таз для умывания. В углу находился небольшой комод с несколькими ящиками. Больше в комнате ничего не было.

Почувствовав себя в безопасности, Бахман немного успокоился и, подойдя к окну, посмотрел на залитый солнцем двор. Итак, он покидает эту страну. С этой жизнью покончено. Впереди его ждет неизвестность.

Строгая простота комнаты, как того требовала католическая вера, все больше успокаивала его. Юноша посмотрел на распятие. Высокая худая фигура Христа походила на фигуру крестьянина и, по всей вероятности, была вырезана каким-то крестьянином по своему образу и подобию. Впервые в жизни Бахман посмотрел на изображение Христа как на нечто одушевленное. Распятый на кресте человек страдал. Сделав это открытие, Бахман долго не мог отвести взгляда от деревянной фигурки.