— Я пойду, пожалуй, схожу в Хайклоуз, — сказала Летти. — Уверена, скоро грянет гроза. Пойдемте со мной, мисс Слайтер, если нам по пути, или вы не возражаете, если я оставлю вас?

— Я пойду, дорогая, раз ты думаешь, что скоро будет гроза. Я так ее боюсь. Хотя, может, мне лучше переждать…

— О, раньше, чем через час, гроза не разразится, я уверена. Мы хорошо умеем предсказывать погоду, правда, Сирил? Так вы пойдете со мной?

Мы вышли втроем. Старая сплетница семенила посередине вприпрыжку. Она была страшно довольна, что получила от Летти полную информацию по поводу ее будущей жизни в новом доме. Мы оставили ее, улыбавшуюся, на шоссе. Однако тучи надвигались, наступали двумя флангами. Маленькая старая дева заспешила во всю прыть, но черные тучи закрыли небо. Резкий порыв ветра закачал деревья и стал рвать с ее шеи платок.

Ледяная дождевая капля ударила в щеку. Старая сплетница торопилась, жарко молясь о том, чтобы сберечь свою шляпку и успеть до дождя добраться до дома вдовы Гарриман. И тут гром прогрохотал ей прямо над ухом. Сильный ветер дул в лицо. В отчаянии она бежала между ясеневыми деревьями. Добежала до ворот вдовы, и сразу недалеко от нее ударила молния.

— Мне бы хоть в какое-нибудь укрытие, хоть в погреб! — запричитала она. — Где тут погреб?

Дико озираясь, она увидела призрак. Это было отражение святой, то бишь старой девы Хильды Слейтер, в зеркале. Растрепанное отражение со слетевшей шляпкой, с космами каштаново-седых волос. Призрак инстинктивно обернулся, тряхнув седой головой, и быстро нырнул в погреб, как в могилу.

Мы вернулись домой, чтобы переждать грозу, и очень боялись прихода Джорджа. Потом снова вышли и двинулись сквозь мокрую мглу. Было хорошо, прохладно, туман уже поднялся над Неттермером, закрывая дальний берег, где росли высокие деревья, словно рощи вдоль Нила. Листва становилась еще более зеленой. Повсюду раздавалось пение птиц. Глядя на воду, я задумался на миг. С запада надвигался туман, он лизнул берег. В белом мареве скорбно раздавался шум водопада. Мы медленно брели по дороге вслед за тяжелой телегой, тащившейся среди деревьев. Лошадь волокла ее изо всех сил. Мы пробирались черными тропинками, усыпанными цветами ясеня, сбитыми дождем, над головой проплывало огромное облако зеленой сикоморы. У подножия холма, где дорога делала неожиданно резкий поворот, я остановился, чтобы сбить гроздь винограда с лиственницы, ее мягкие шишечки налились, как малина, и были сплошь в лепестках, как цветочки. Задетая ветка обдала меня холодным душем. Прохладные капли воды будто просочились мне в кровь и остудили ее.

— Слышишь? — воскликнула Летти, я поспешно вытер лицо. Вдали послышался шум автомобиля. Тяжелая телега остановилась на дороге, чтобы лошадь могла передохнуть, и извозчик теперь спешил убрать телегу, чтобы пропустить машину. Летти замерла с выражением ужаса на лице. Лесли заметил ее и стал резко крутить руль, надеясь развернуться и поехать к дому другой дорогой. Автомобиль рванул на всей скорости вниз. Грязь поскрипывала под колесами, а машина мчалась уже в Неттермер. И тут она врезалась в старую каменную стену. На некоторое время мне показалось, что я ослеп. Когда я смог видеть снова, Лесли лежал поперек развороченной стены, голова бессильно откинута, лицо окровавлено. Автомобиль навис над водой, поскольку его вынесло от удара на берег. Можно было подумать, что он решил утопиться и навсегда обрести покой на дне.

Летти вытирала кровь с его лица лоскутом, вырванным из нижней юбки. Она сказала:

— Он не умер… надо оттащить его домой… давай быстрей.

Я подбежал, оторвал дверцу от машины и уложил Лесли на нее. Ноги волочились по земле, но мы тащили его изо всех сил. Я старался поддерживать ему голову. Вдруг она попросила меня остановиться и опустить его на землю. Я подумал, что для нее это слишком тяжелая ноша. Но причина была в другом.

— Не могу смотреть, как его руки задевают кусты.

До дома оставалось еще несколько ярдов. Тут служанка увидела нас и кинулась в нашу сторону, потом ринулась обратно, точно испуганный чибис-пигалица от раненой кошки.

Мы дождались прихода доктора. На голове сбоку виднелась глубокая царапина. На щеке — порез, обычно такие оставляют шрам. Ключица сломана. Я сидел подле него, пока он не пришел в сознание. «Летти», — прошептал он.

Ему нужна была Летти, следовательно, ей придется оставаться в Хайклоузе всю ночь. Я отправился домой, чтобы рассказать все маме.

Уже лежа в кровати, я смотрел на освещенные окна Хайклоуза, и огоньки плыли ко мне сквозь туман по воде. Кедр темным часовым стоял перед домом. Ярко освещенные окна напоминали звезды. И, как звезды, ярко горели. Небо сверкало огоньками. Они слишком далеко, чтобы нам волноваться из-за них. Такие маленькие точечки, будто на самом деле и не существуют. Гигантская бездна дышала, клокотала над головой. А звезды — всего лишь искорки в неспокойном небе. Земля слушала нас. Она покрыла лицо тонкой вуалью тумана. Она грустила. Она нежно впитывала нашу кровь в темноте, горюя, и на свету ласкала нас и успокаивала. Здесь, на земле наши привязанности и надежды. А небо — это, по сути, ничто, обычное расстояние.

Коростель что-то кричал мне чрез долину, он все кричал и кричал со спящих, покрытых туманом лугов, засыпая меня вопросами и ответами. Этот монотонный голос, который еще прошлым летом казался таким приятным, таким романтичным, теперь был мне невыносим. Какофония ночи, и выделяющийся из нее странный голос рока, монотонно вещающий о чем-то во мраке.

Утром Летти пришла домой грустная. Спустя некоторое время за ней пришли снова, поскольку Лесли хотел ее видеть.

Когда вечером я отправился повидаться с Джорджем, тот находился в очень подавленном состоянии.

— Сейчас не совсем подходящий момент, — сказал я. — Тебе следовало быть понастойчивее и позаботиться о своих чести и достоинстве.

— Да… пожалуй, — сказал он в своей обычной ленивой манере.

— Я мог повлиять на нее… она была бы с тобой. Она не бросит его, пока он не окреп, а он женится на ней до этого. Ты должен был бы найти в себе мужество и рискнуть… ты всегда слишком осторожничаешь. Ты постоянно думаешь о своем плохом настроении, о дурных предчувствиях… и никогда не бросаешься в омут с головой, а зря. Ты бережешь свои чувства, но все равно что-то теряешь… Эх, жаль, что ты не смог.

— Понимаешь, — начал он, не поднимая глаз, и я посмеялся над ним.

— Продолжай, — сказал я.

— Ну… ведь она обручена с ним…

— О… ты считаешь, что слишком хорош для того, чтобы быть отвергнутым.

Он побледнел, а когда он был бледен, загар на его лице выглядел болезненно. Он смотрел на меня темными глазами, в которых застыло отчаяние, неподдельное отчаяние.

— Вот такой расклад, — закончил я, дав волю своему гневу, который мгновенно улетучился. Больше никакие мысли по этому поводу не возникали. Я перестал жалеть своего друга. Буря на море улеглась. Я успокоился.

Какое-то время Лесли был очень болен. У него обнаружили воспаление мозга, правда, в легкой форме, и лихорадку. Летти большую часть времени проводила в Хайклоузе.

Однажды в июне он лежал, отдыхая, в шезлонге в тени кедра, а она сидела рядом с ним. Это был солнечный знойный день, когда воздух неподвижен, когда он словно изнемогает от лени, и все вокруг выглядит таким апатичным и вялым.

— Тебе не кажется, дорогой, — вдруг заговорила она, — что нам лучше не жениться?

Он занервничал и приподнял голову. Бледное его лицо покраснело. Он выглядел озабоченным и задумчивым.

— Хочешь сказать, что нам лучше пока подождать с этим?

— Да… и может быть… не вступать в брак вообще.

— Ха, — засмеялся он, снова опустив голову. — Наверное, я начинаю выздоравливать, раз ты опять начинаешь мучить меня.

— Но, — сказала она, — я не уверена, что должна выходить за тебя замуж.

Он снова засмеялся, хотя и был озадачен.

— Ты боишься, что я теперь буду слаб головой? — спросил он. — Подожди месяц.