Д’Артаньян поднял его и подал лорду Винтеру.

– Черт возьми, что же я буду делать с ним? – спросил англичанин.

– Вы передадите это его родным, – сказал д’Артаньян.

– Его родные не нуждаются в такой безделице, они получают полтора миллиона луидоров доходу; возьмите это для ваших лакеев.

Д’Артаньян положил кошелек в карман.

– Теперь, молодой друг мой, я надеюсь, что вы позволите мне так называть вас, – сказал лорд Винтер, – сегодня же вечером я представлю вас, если вам угодно, сестре моей, леди Клерик. Я желал бы, чтоб она приняла вас благосклонно и так как она довольно хорошо принята при дворе, то, может быть, когда-нибудь вам не бесполезно будет это знакомство.

Д’Артаньян покраснел от удовольствия и поклонился в знак согласия.

В это время Атос подошел к д’Артаньяну.

– А что вы думаете делать с этим кошельком? – шепнул он ему на ухо.

– Я думаю отдать его вам, любезный Атос.

– Мне? Отчего же?

– Ведь вы его убили, это ваша военная добыча.

– Чтоб я был наследником своего врага? – сказал он. – За кого же вы меня принимаете?

– Это обычай войны, – сказал д’Артаньян. – Почему же не принять этот обычай и на дуэлях?

– Я никогда не делал этого и на поле сражения, – сказал Атос.

Портос пожал плечами, Арамис движением губ одобрил мнение Атоса.

– В таком случае, – сказал д’Артаньян, – отдадим эти деньги нашим слугам, как велел лорд Винтер.

– Да, – сказал Атос, – отдадим этот кошелек слугам, но не нашим, а слугам англичан.

Атос взял кошелек и бросил его кучеру, сказав:

– Это вам и вашим товарищам.

Этот поступок человека, не имевшего ни копейки, поразил даже Портоса и это французское великодушие, о котором рассказывали лорд Винтер и его друг, очень понравилось всем, исключая Гримо, Мускетона, Планше и Базена.

Лорд Винтер, расставаясь с д’Артаньяном, дал ему адрес своей сестры; она жила на Королевской площади, бывшей тогда самым модным кварталом, в доме № 6. Впрочем, лорд обещал заехать за ним, чтобы представить его ей. Д’Артаньян назначил ему свидание у Атоса в восемь часов.

Представление миледи очень занимало нашего гасконца, он припоминал, каким странным образом эта женщина участвовала в событиях его жизни. По его убеждению, это было создание кардинала и, несмотря на то, он чувствовал неодолимое влечение к ней и не мог дать себе отчета в этом чувстве. Он боялся только, чтобы миледи не узнала, что это его она видела в Менге и в Лувре; потому что тогда она узнала бы, что он друг де Тревиля и, следовательно, предан душой и телом королю, что лишало его преимущества быть с ней в равных отношениях, в каких они были бы, если бы она знала его столько же, как он ее. Что касается до начала интриги ее с графом Вардом, то он мало о ней заботился, несмотря на то, что граф был молод, красив, богат и в большой милости у кардинала. Вот что значит иметь 20 лет от роду и особенно родиться в Тарбе.

Д’Артаньян начал с того, что пошел домой, чтобы заняться своим туалетом; потом пошел опять к Атосу, и, по обыкновению, рассказал ему все. Атос выслушал его предположения, покачал головою и с некоторою горечью советовал ему быть благоразумным, говоря:

– Как! Вы только что лишились женщины, которую называли доброю, очаровательною, совершенною, и вот уже хотите ухаживать за другой?

Д’Артаньян почувствовал справедливость упрека.

– Я любил госпожу Бонасьё сердцем, а миледи люблю разумом, – отвечал он. – Я просил, чтобы меня с ней познакомили именно для того, что мне хочется объяснить себе роль, которую она играет при дворе.

– Ее роль! Черт возьми, после того, что вы говорили о ней, это совсем нетрудно понять. Это создание кардинала; женщина, которая завлечет вас в сети, где вы преспокойно погибнете.

– Любезный Атос, вы, кажется, на все смотрите с черной стороны.

– Я не доверяю женщинам, любезный д’Артаньян, что же делать! Я поплатился за доверие к ним, а особенно к блондинкам; а миледи блондинка, как вы говорили?

– Да, и у нее самые красивые волосы, какие я видел.

– Ах, несчастный д’Артаньян, – сказал Атос.

– Послушайте, мне хочется только разузнать о ней; а как только узнаю все, что мне нужно, оставлю ее.

– Разузнавайте, – сказал флегматически Атос.

Лорд Винтер приехал в назначенный час, но Атос, предупрежденный вовремя, ушел во вторую комнату, так что он застал д’Артаньяна одного и так как было уже почти восемь часов, то они вышли.

Щегольская карета ожидала их внизу, и так как она была запряжена отличными лошадьми, то они в минуту были на Королевской площади.

Миледи Клерик приняла д’Артаньяна с важностью. Дом ее был замечательно великолепен; и хотя в то время большая часть англичан по причине войны выехали или намеревались выехать из Франции, миледи делала в своем доме новые расходы, что доказывало, что причина, заставлявшая всех англичан выезжать, не относилась к ней.

– Вы видите, – сказал лорд Винтер, представляя д’Артаньяна своей сестре, – молодого дворянина, который имел в своих руках мою жизнь и не воспользовался этим, хотя мы были враги вдвойне; потому что я его оскорбил и потому что я англичанин. Поблагодарите его, если вы сколько-нибудь дружны со мной.

Миледи нахмурила слегка брови, на ее лице показалось едва заметное облачко и такая странная улыбка, что молодой человек, заметив все это, почувствовал какую-то дрожь.

Брат ее ничего этого не заметил: он играл с обезьяной, которая дернула его за платье.

– Милости просим, – сказала миледи каким-то приятным голосом, несогласным с выражением лица ее. – Вы приобрели сегодня право на вечную мою признательность.

Англичанин рассказал о дуэли со всеми подробностями. Миледи слушала его с большим вниманием; но, как она ни старалась притвориться, заметно было, что этот рассказ был ей неприятен. Кровь приливала к голове ее, и ножка нетерпеливо двигалась под ее платьем.

Лорд Винтер не замечал ничего этого. Кончив рассказ, он подошел к столу, на котором стояла на подносе бутылка испанского вина и стаканы. Он налил два стакана и знаком предложил один из них д’Артаньяну.

Д’Артаньян знал, что отказать англичанину пить с ним – значит обидеть его. Он подошел к столу и взял стакан. Между тем он не терял из виду миледи, и в зеркале заметил в ней перемену. Она думала, что никто ее не видит, и потому не скрывала чувства жестокости, обнаружившегося на лице ее; она с усилием грызла платок зубами.

В это время вошла знакомая уже д’Артаньяну субретка; она сказала по-английски несколько слов лорду Винтеру, который попросил у д’Артаньяна позволения оставить его, извиняясь важностью дела, для которого его позвали, и поручил сестре своей заниматься с ним.

Д’Артаньян пожал руку лорду Винтеру и подошел к миледи. Лицо ее очень быстро приняло приятное выражение, и только красные пятнышки на платке показывали, что она искусала себе губы до крови.

Губки ее были великолепны как коралл.

Разговор принял веселый оборот. Миледи казалась совершенно успокоенною. Она рассказала, что лорд Винтер не брат ей, что она была замужем за меньшим братом его, оставившим ее вдовой с ребенком, единственным наследником лорда Винтера, если он не женится. Все это показывало д’Артаньяну, что тут скрывается какая-то тайна, но он еще не понимал, что именно.

Впрочем, через полчаса д’Артаньян убедился, что миледи была его соотечественница: она говорила по-французски так чисто и изящно, что в этом нельзя было сомневаться.

Д’Артаньян рассыпался в вежливостях и уверял ее в своей преданности. На всю эту болтовню нашего гасконца миледи благосклонно улыбалась. Пора было домой. Д’Артаньян откланялся и вышел из ее гостиной счастливейшим человеком на свете.

На лестнице он встретил хорошенькую субретку, которая при встрече слегка толкнула его, и, покраснев до ушей, извинилась таким приятным голоском, что не было возможности сердиться.

На другой день д’Артаньян опять был там и был принят еще лучше, чем накануне; лорда Винтера не было дома, и миледи весь вечер занималась с ним. Казалось, что она принимала в нем большое участие, спрашивала, откуда он родом, кто его друзья и не намерен ли он поступить на службу к кардиналу.