Если уж чья-то физиономия должна красоваться на обложке номера с моим рассказом, я не видел причины, почему бы ей не быть моей собственной.

Но я дурачил сам себя. Что Эдвин Файетт ненавидел пуще всего на свете — так это делать рекламу кому-либо из своих штатных авторов.

Бриллианты нашлись в воскресенье, душным январским полднем, что вообще-то свойственно только приэкваториальной зоне.

Дело было так: Стив Джефф полакомился обедом, который приготовил для него виртуоз вьетнамской кулинарии Донг Хам, и поднялся в спальню, намереваясь соснуть минуток двести, чтобы завязался жирок. Снизу доносился птичий гомон слуг, откуда-то издалека слышались непривычные уху европейца звуки индокитайских мелодий, по улице с треском носились мотоциклисты.

Обычно шум ему не досаждал, но сегодня он ощущал нарастающее раздражение. Заснуть не удалось, поэтому он достал и закурил сигарету, чтобы стряхнуть угнетенное состояние.

Выходные дни в Сайгоне становились все более и более ненавистными. Сперва, когда он только приехал сюда, местное общество показалось довольно забавным, но теперь оно вызывало стойкое отвращение однообразием лиц, идиотских разговоров, скучных сплетен, и постепенно Стив все дальше и дальше отходил от своих прежних приятелей.

В будни хотя бы работа отвлекала. Он служил в судоходной компании — не шибко веселое времяпровождение, но оплачивается прилично: значительно больше, чем он мог бы заработать у себя в Сан-Франциско. А денег всегда не хватало: особенно, когда любишь заложить за воротничок и к тому же обеспечиваешь безбедное существование бывшей половины, почитавшей развод панацеей от всех бед.

Джефф валялся на койке, чувствуя, как по груди стекают липкие ручьи, и уныло размышлял, что через три дня опять нужно выслать чек. А на счету осталось каких-то восемь тысяч пиастров. Когда деньги уплывут в Штаты, ему останется совсем мало, а до конца месяца еще ого-го сколько.

Да, покупать эту картину было настоящим мотовством. Он увидел ее в лавочке на улице Донг Ту До, и она сразу же привлекла его внимание. Акварель с девушкой в национальной вьетнамской одежде — белых шелковых брюках, бледно-розовой накидке и соломенной шляпе с высокой тульей — на переднем плане. Девушка стояла на фоне стены, увитой плющом, и обликом напоминала Стиву его знакомую Нхан. То же невинное выражение кукольного личика, та же мальчишеская осанка. Девушка с картины вполне могла быть Нхан, хотя он знал наверняка, что Нхан не стала бы позировать художнику никогда.

Американец вспомнил, что картина до сих пор не распакована, и ему вдруг страстно захотелось увидеть, как она будет смотреться на стене в гостиной. Он поднялся и босиком спустился в гостиную.

Хоум, его слуга, неторопливо протирал обеденный стол и с удивлением уставился на вошедшего в комнату хозяина.

Маленькому худенькому человечку, чье загорелое личико походило на лисью мордочку, исполнилось тридцать шесть лет, хотя на взгляд европейца ему могло быть и восемнадцать, и полсотни с гаком. Производимое им впечатление слабака было обманчивым, в действительности вьетнамец мог выполнять самую тяжелую физическую работу, не выказывая при этом ни малейших признаков усталости.

— Принеси молоток, гвозди и лестницу, — велел Джефф.

Хоум, по всей вероятности, подумал, не сошел ли с ума его хозяин от жары. Поэтому Джефф добавил:

— Я купил картину. Хочу повесить на стену.

Хоум понял смысл распоряжения. Он улыбнулся, блеснув золотыми зубами.

— Сию минуту, сэр, — и выскочил из комнаты.

Джефф подошел к упакованной и обвязанной шпагатом картине, прислоненной к стене. Он содрал упаковку, поставил картину на столешницу и любовался изображением до тех пор, пока не появился Хоум со стремянкой под мышкой, молотком в руке и зажатым в зубах гвоздем. Слуга установил лестницу у стены и с любопытством подошел к картине.

Джефф перевел взгляд на него. Выражение лица слуги не изменилось ни на йоту, и все-таки Джефф ощутил мимолетные флюиды осуждения. Он знал, что Хоум не одобряет его отношений с местной девушкой. Надо заметить, что Джеффу было небезразлично, что о нем думают слуги. Американец был осторожен во всем, что касалось его отношений с Нхан. Для них обоих было важно избежать огласки и тем более сплетен. Но сохранить тайну в Сайгоне невозможно, особенно если дело касалось любовной истории.

Новость, что он познакомился с танцовщицей из Парадиз-клуба, втюхался в нее по уши, и теперь красотка регулярно навещает его на дому, распространилась среди европейской колонии с быстротой, изумившей и озадачившей Джеффа. И это несмотря на предпринятые предосторожности. Нхан появлялась у него исключительно после наступления темноты. Она проскальзывала в дом, как привидение. А покидала его задолго до восхода солнца. И все-таки европейские обыватели Сайгона узнавали об этих визитах весьма своевременно и обсуждали их всласть, аж слюни текли.

Хотя оба его слуги спали в маленьком флигеле в глубине двора, служившем кухней и спальней одновременно, они знали о посещениях Нхан и, будучи местными жителями, проявляли в этом вопросе куда большую нетерпимость, чем европейцы. Они не высказывались никогда вслух, но всем своим видом давали понять хозяину, насколько низко он пал, приводя в дом туземку, а не женщину своей расы, каких полным-полно в специальных заведениях.

Джефф встретил Нхан Ли Квон в Парадиз-клубе Шолона — полутемном танцевальном зале, где одинокие мужчины всех рас и вероисповеданий подыскивали себе партнерш для совместных утех на простынях.

Заправлял в клубе толстый веселый китаец, называвший себя Блоки Ли. Обширная клиентура приносила ему значительные доходы, позволявшие содержать целый табун молоденьких, прелестных вьетнамских, малайских и китайских девушек.

За сто двадцать пиастров, что приблизительно равнялось полутора долларам, можно было нанять девушку на час. Ее обязанностью было танцевать, разделить стол и побеседовать с вами, если вам не хочется дрыгать ногами под музыку. Словом, они были обязаны составить вам компанию. Если вам хотелось продолжить знакомство, вы должны были сами об этом договориться. Блэки Ли до этого не было дела. Он нанимал девушек с девяти тридцати вечера и до полуночи. Позже этого срока, согласно строжайшему предписанию властей, закрывались все танцзалы и прочие ночные заведения. Вы уплачивали Блэки за время, проведенное с танцовщицей, давали еще пятьдесят пиастров швейцару и уходили с девушкой либо к ней, либо в гостиницу, предварительно договорившись об оплате.

Очутившись в Сайгоне, Джефф очень быстро почувствовал себя одиноким, и стал активно искать общества женщин. Поначалу он предпочитал спать с замужними европейками. Но вскоре убедился, что такие связи ведут к осложнениям, а больше всего в жизни Джеффу нравилось избегать неприятностей на свой зад.

Один из его приятелей — старый холостяк Брюс Грински, проживший на Дальнем Востоке много лет, посоветовал ему поискать любовницу среди вьетнамских или китайских девушек.

— В таком климате мужику крайне необходима баба, — говорил он без экивоков. — Беда в том, что в этом городе большинство европеек страдает от безделья. За них все делают слуги. А когда бабе нечего делать, она может доставить своему любовнику крупные неприятности. А таких стерв следует избегать. И если бы мне снова пришлось выбирать партнершу для совместных развлечений, я не стал бы связываться с европейкой ни за какие коврижки. Я бы предпочел девицу из местных и вам советую поступить так же.

Джефф решительно покачал головой.

— Не по мне это, — сказал он. — Не нравятся мне цветные.

Грински засмеялся.

— Вот я вам что скажу: азиатки не так капризны и требовательны, как бельке. Стоят они значительно дешевле, а в постели намного сообразительнее. Не забывайте, что древняя традиция восточных женщин — создавать мужчине комфорт и угождать его желаниям, а это очень важно. Поговорите с Блэки Ли, хозяином Парадиз-клуба. Он подыщет вам кого-нибудь. Знаете, не все танцовщицы обязательно проститутки. Есть несколько очень приличных девушек, занимающихся честным трудом. Спросите у него напрямик — и дело в шляпе.