После нее на вторую женщину не хотелось и смотреть, хотя она была миловидной, немножко пухлой и, конечно, богатой. Но темнокудрая Прекрасная Елена могла не опасаться ее как соперницы.

Их спутники были обычные состоятельные, откормленные молодые люди средних лет, которых после десяти тридцати утра можно увидеть в креслах управляющих крупных фирм, банков, магазинов. Подобные типы обычно страдают от язвенной болезни, их налитые портвейном и хересом лица свидетельствовали о вспыльчивом нраве.

— Вы не можете придумать ничего лучшего, чем глазеть по сторонам? — сердито спросила Сюзи.

— Разве я один? — усмехнулся я в ответ. — Кто она? Не та, с толстым дядей, а темная, маленькая.

Сюзи скривила губы в презрительной улыбке.

— Не могу понять, что в ней находят мужчины? По мне она просто отвратительная суперсексуальная сучка.

— Обожаю собак, — заметил я. — Однажды меня даже удостоили медали за спасение тонувшей болонки. Итак, кто же она?

— Я думала, ее каждый знает. Силы небесные! Были бы у меня ее деньги, я бы придумала что-нибудь получше, чем выставлять себя напоказ. Не могу только понять, почему Пьеро ведет ее к столу не на четвереньках? Все остальное он, кажется, уже на ней испробовал.

Не добившись ответа, я наклонился к Сюзи и, пытаясь не срываться на крик, повторил:

— Кто она?

— Я не глухая, — отпрянула Сюзи. — Корнелия Ван Блейк, если вам так необходимо это узнать. — Она расправила плечи. — Вот уж не думала, что в Нью-Йорке ее не знают.

— Корнелия Ван Блейк?

Я сморщил брови. Где я раньше слышал это имя? В связи с чем я его слышал?

— Она живет в Тампа-Сити?

— Конечно. У нее дом на Вест-Саммит и имение в десять акров. Если вам не известно, жить на Вест-Саммит считается в нашем городе хорошим тоном. Только миллионеры могут себе это позволить. Миллионеры…

Что-то неприятно засосало у меня под ложечкой. Конечно! Теперь я вспомнил. Корнелия Ван Блейк — это миллионерша, которую Джоан Никольс встречала в Париже. В ушах у меня прозвучали слова Джаннет Шелли:

«У Джоан был удивительный талант заводить знакомых среди людей с толстыми чековыми книжками. В Париже она подружилась с миссис Корнелией Ван Блейк, женой миллионера. Не спрашивайте меня, как ей это удалось, но факт остается фактом. Дважды Джоан ходила к ней в отель, и они вместе обедали».

Я снова посмотрел на темноволосую женщину, которая в этот момент пробегала взглядом меню, услужливо раскрытое перед ней метрдотелем.

Мне показалось неправдоподобным, что красавица якшалась с неудачливой певичкой: вряд ли она вообще заводила случайные знакомства. Даже в клубе она держалась до того холодно, что сиди она рядом с айсбергом, я бы поставил на то, что тот растает первым.

— Кто из этих упитанных парней ее муж? — спросил я.

Сюзи нетерпеливо поморщилась.

— Дорогой мой, она — вдова. Ее муж умер в прошлом году. Вы что, вообще ничего не знаете?

— Не повезло бедняге, — посочувствовал я и, с большим усилием отведя глаза от Корнелии Ван Блейк, занялся своей форелью.

Я обнаружил, что ее совсем не жажду. Форель, разумеется.

Снова завести разговор о Корнелии Ван Блейк я сумел лишь в баре, куда мы зашли, сделав перерыв в танцах.

Сюзи обнаружила, что танцевать я умею. Не скажу, что я чрезмерно одаренная натура, если не принимать во внимание мой ладно подвешенный язык, но танцы — мой конек. Сюзи была также великолепна, и уже после первого круга она задирала нос не так высоко, снизойдя даже до похвалы мне. Во время второго круга у нее еще поубавилось спеси, а после одного, особенно лихого танго она стала вообще походить на нормального человека.

— Пожалуй, пара порций виски с содовой будет нам кстати, — предложил я, — а уж потом мы вернемся и покажем им, как это делается на самом деле.

— Где вы научились так танцевать, Чет? — поинтересовалась она, взяв меня под руку.

Ага, я уже для Сюзи стал Четом…

Впрочем, к каждой женщине нужен свой ключик. Хотелось бы мне знать, какая отмычца, если таковая вообще существует, подходит к замочной скважине Корнелии Ван Блейк.

— Дорогая, — отшутился я, — этому нельзя научиться, с этим рождаются.

Сюзи улыбнулась:

— Так мне и надо. Ну, ладно, Чет, простите меня за заносчивость. Просто мужчины, которых подсовывает мне Харт, часто совсем невыносимы. Вы себе даже не представляете как.

— Бросьте переживать. У каждой девушки есть одна маленькая штучка, и она называется… — я сделал паузу, — достоинство.

Она смерила меня высокомерным взглядом:

— Пожалуйста, не думайте, что если вы насобачились шаркать по паркету, то можете еще рассчитывать на что-нибудь серьезное.

Я распахнул дверь бара.

— Не стоит звать на помощь прежде, чем вам действительно придется туго. Кто вам сказал, что я на что-то рассчитываю?

— Мне хватит и одного слова, чтобы понять, куда вы клоните, — отпарировала она, забравшись на стул и хлопком в ладоши подзывая бармена.

— Два виски с содовой, — занимая соседний стул, распорядился я.

В надежде увидеть миссис Ван Блейк, я мельком оглядел заполненный бар, но ее тут не было.

— Я часто задумывался, как хорошо быть миллионером. Если бы не природная лень, я бы, пожалуй, что-нибудь сделал в этом направлении, — на эту тему я заговорил после того, как в третий раз расплатился за поразительно дорогие коктейли. У меня сложилось представление, что их сбивают из раствора золота и бриллиантовой настойки. — Вот, например, возьмем эту Ван Блейк. Сколько, вы говорили, она стоит?

— Ничего такого я не говорила. Никто этого не знает. Считается, что муж оставил ей пять миллионов, но все думают, что ее состояние намного больше. Он изобрел какую-то хитрую штуку для бурения нефти, и одни проценты с патента приносят ей тысячи. Она купается в деньгах. Сам Ван Блейк вложил капитал в этот клуб, у него был контрольный пакет, а когда он умер, Корнелия продала акции Ройсу. Он теперь не только директор, но и хозяин.

— Интересно, сколько он ей заплатил? — задал я вопрос, оглядывая роскошный бар.

Сюзи пожала плечами.

— Достаточно. Этот выжига ничего не уступит задаром.

— Вы сказали, что ее муж умер в прошлом году?

— Да, его убили.

Я чуть не выронил стакан.

— Убили? Как это случилось?

Она уставилась на меня во все глаза.

— Все газеты кричали об этом. Если уж у вас такая пытливая натура, почему вы не читаете газет.

— Оставим в покое мою натуру. Ей сейчас не до этого. Готов поспорить, что нью-йоркские газеты не кричали. Кроме того, у меня есть занятия поинтереснее, чем чтение газет. Например, я слушаю радио. Так кто же его убил?

— Браконьер. Ван Блейк ненавидел браконьеров. Обычно он до семи утра объезжал свое имение верхом, хотите верьте, хотите — нет, и, если ловил браконьера, лупил его хлыстом без зазрения совести. Бывало так увлечется, что исполосует беднягу вдоль и поперек. Ну, и однажды перестарался. Его застрелили, и поделом.

— Прямо какой-то феодал. А что сделали с браконьером?

— Не знаю. Он убежал. Полиция его так и не нашла. — Она допила коктейль и соскользнула со стула. — Пошли лучше танцевать. Мне надо вернуться домой пораньше. Завтра я позирую Харту, и мне не хотелось бы выглядеть невыспавшимся трупом.

— Невыспавшихся трупов не бывает, мадам, ведь им предстоит вечный сон. — Я был опять сама галантность, когда последовал за ней в ресторан.

Мы танцевали до часу ночи, пока Сюзи не сказала, что ей пора баиньки.

Весь вечер в клубе я высматривал Гамильтона Ройса, но не увидел никого, кто хоть отдаленно соответствовал бы моему представлению о нем.

Когда мы выходили из ресторана, я поинтересовался:

— Ройс не участвовал сегодня в шоу? Хотелось бы на него посмотреть.

— Я его не видела. Он не всегда выступает, — голос Сюзи был равнодушен. Она остановилась в вестибюле. — Подождите меня здесь. Я скоро.