— Прекрасно! Я только…
Мы с мамой ненадолго схватились врукопашную над завернутым пакетом, который она держала в руках.
Рейна хотела как лучше — по крайней мере, так говорила я себе, — но ее представление о том, какие подарки подходят детям определенного возраста, было, мягко говоря, странным. Обычно она покупала моим детям дорогие подарки, которыми они могли или подавиться, или убить друг друга. На сей раз все было не так уж плохо. Рейна купила фарфоровые французские куклы с нарумяненными щеками и крашеными волосами. Сэм получил хозяина цирка, Джек — укротителя львов, а кукла Софи была одета в розовое шелковое трико и балансировала на проволоке.
— Какие красивые! — воскликнула я, передавая их обратно Рейне.
Ее брови негодующе взлетели, еще минуту она здоровалась с другими мамашами и наконец обнаружила лестницу. Тогда она крикнула, подзывая внуков, с такой силой, что все замолчали, а местные собаки завыли.
Когда я повесила на вешалку ее плащ и другие вещи гостей, поставила цветы отца в вазу, разобралась с кризисом места в холодильнике, холл снова наполнился гостями.
Щеки Лекси Хагенхольдт румянились над свободным черным бархатным платьем мешковатого фасона, а ее муж Денни с собственническим видом держал ее за локоть. Денни был здоровенный мужчина с рыжевато-блондинистыми волосами и рукопожатием сокрушительной силы. Он владел фирмой по продаже машин в Дариене и Дэнбери, продавая «Рейнджроверы» людям, чей реальный опыт езды по бездорожью сводился к излишней выпивке за обедом и после этого к промашке мимо подъезда к домам за четыре миллиона долларов.
— Тебе следует быть осторожнее с этими светильниками, — прошептала Сьюки Сазерленд, хватая меня за руку. — Я слышала, из-за них может начаться пожар.
За окнами, покрытыми морозными узорами, окаймляя нашу подъездную дорожку изогнутой линией света, сияли теплым оранжевым золотом светильники с бумажными абажурами. Мы с детьми расставили их днем.
Синоптики обещали холод и снежные шквалы совсем не по сезону. Я выглянула из окна и увидела несколько больших жирных снежинок, лениво опускавшихся на землю.
— Все выглядит просто замечательно, — сказал Бен, сжимая мои плечи.
Он очень обрадовался, когда я согласилась устроить вечеринку. Помимо возможности списать налоги, он, как мне показалось, видел в этом возможность обелить себя перед местным обществом после провала праздника по случаю дня рождения мальчиков.
Дверной колокольчик звенел, двери открывались и закрывались. И вот, наконец, держа в руках шляпу, появился не такой уж и веселый вдовец, закутанный в шарф, с которого капал таявший снег.
— Филипп! — воскликнула я. — Рада, что вы пришли!
— Спасибо за приглашение.
Его светлые волосы были зачесаны от висков на затылок, и от него пахло сандаловым деревом и лаймом. Я протянула руки, чтобы взять у него темно-синее шерстяное пальто, а его взгляд опустился от лица к груди — в этом топике, я поняла, вырез был устрашающе глубоким — и остался там.
— Как поживаете? — улыбнулась я.
Он пожал плечами и произнес:
— Отправляю девочек на время во Флориду. У моих родителей там дом, и я думаю, что смена впечатлений…
Я кивнула, взяла его пальто и объяснила, где найти бар.
— Я бы хотела представить вам мою маму, — сказала я, поскольку у моего левого локтя возникла Рейна. — Филипп Кавано, Рейна Данхаузер.
Филипп развернулся так, что теперь уставился на ее грудь вместо моей и слегка поклонился.
— Та самая Рейна? — уточнил он.
Мать похлопала фальшивыми ресницами и протяжно пропела: «Хэл-лоу…»
— Польщен, — ответствовал Филипп, склоняясь над ее рукой, словно собирался поцеловать ее. — Для меня быть представленным вам большая честь.
Моя мать жеманно улыбнулась и, казалось, не замечала, что поклон Филиппа обеспечил ему великолепный обзор ее декольте, и он этой возможностью пользовался.
Надо отдать Рейне должное: даже в пятьдесят семь лет на лбу у нее не было морщин (благодаря регулярным инъекциям овечьих эмбрионов, плюс ботокс или коллаген), губы полные, кожа цвета слоновой кости безукоризненная и туго натянута на широких скулах и высоком лбу. Волосы, выкрашенные в черный цвет, казались лакированными.
Она выглядела на сорок пять, и ни днем больше. Вероятно, так же она будет выглядеть, пока не умрет — очень может быть, что на сцене.
— Что принести вам выпить? — улыбнулся ей Филипп и повернулся к бару.
Как только он удалился за пределы слышимости, Рейна схватила меня за плечи.
— Ты видела этого мужчину? — требовательно спросила она. — Ты его видела?
Я высвободилась.
— Он муж Китти Кавано.
— Погибшей женщины? — выдохнула Рейна, рука ее с алыми ногтями порхала над бархатистым обширным пространством декольте.
Я не могла угадать, информация о том, что Филипп — вдовец жертвы преступления, усилила его привлекательность или оттолкнула от него.
— Погибшей женщины, — подтвердила я. — И не очень-то увлекайся. Он источает очарование, как слизень…
Мать поджала губы.
— А мне показалось, он приятный человек.
Я кивнула, извинилась и удалилась, думая, что моя мать сочла бы очаровательным и Джеффри Дамера.[33] Если бы он купил ее последний CD.
Джейни стояла в гостиной, прислонившись к камину, и болтала с Филиппом. Одна рука небрежно покоилась на каминной полке. Когда я посмотрела в ту сторону, он приподнял ее локон, держа его между пальцами, и они оба рассмеялись.
Я заметила, как мускулы на икрах Лекси Хагенхольдт напряглись и сократились. Наша Лекси найдет как потренировать мускулы, даже сидя на месте.
В восемь тридцать я была готова поздравить себя с хорошо выполненной работой. Дом был полон, оба бармена заняты, официанты сновали в толпе с подносами, полными закусок.
И соседи, и политики вроде бы нашли общий язык, невзирая на то что все политики были демократами, а наши соседи, по моему мнению, таковыми не являлись.
В восемь пятнадцать торжественно вошли дети. Бен подхватил Сэма на левую руку, Джека — на правую и обходил гостей, уделяя мальчикам больше внимания, чем те видели от него за целый месяц. Софи попросила, чтобы ей налили газированную воду в бокал для шампанского, и отказалась возвращаться наверх.
— Здесь так весело! — заявила она, сидя на коленях у дедушки. Затем дочь откинула голову назад и хихикнула, явно подражая тете Джейни. Она даже обвязала ленты для волос вокруг щиколоток.
— Я знаю, милая, и все так рады видеть тебя, но уже поздно…
Софи отмахнулась от меня величественным жестом.
— Рейна говорит, что все самое интересное всегда происходит после десяти часов вечера.
— Ну, что ж, это интересная точка зрения, но твоя мамочка полагает, что половина девятого очень хорошее время для чистки зубов и подготовки ко сну.
— Ах, Кейт, ну пусть она останется еще немного, — вмешался мой папа.
Рядом с его стулом была лампа, и в ее свете я заметила, как поредели его волосы.
— Я подержу ее, а вы спокойно веселитесь, — сказал он, держа Софи на коленях.
Я вздохнула, проинформировала Грейси об изменениях в программе и отправилась общаться с гостями, прихлебывая красное вино из бокала, пробуя закуски с подносов, которые проносили мимо, наблюдая краем глаза за Дельфиной Долан и поджидая, когда она окажется в одиночестве. Правда, принимая во внимание ее наряд и то мужское внимание, которое он ей обеспечил, я не была уверена, что Дельфина окажется в одиночестве хотя бы на минуту.
Еда была вкусная, правда, немного тяжеловата. После того как я съела кусочек копченой лососины, немного паштета, несколько крошечных оладушек и три порции грибного супа с шерри, меня затошнило.
Но у меня было свое боевое задание. Когда Кевин поцеловал жену в щечку и направился к бару, я начала действовать.
Дельфина сидела у огня в кресле с мягкими подлокотниками, скрестив статные ноги. Ее темные волосы были начесаны, глаза сильно подведены, и она выглядела слишком изысканной для нашего консервативного, чистенького пригорода. Я понаблюдала, как она играет с ломтиком лимона в своем напитке, потом оперлась на руку заостренным подбородком.
