Я нацарапала «Хэппи медоуз» и решила спросить свою верную осведомительницу Мэри Элизабет, слышала ли она что-нибудь об этом.

— Видите ли, работа, которую я пишу, посвящена феномену уничтожения информации о себе как акту подрывной деятельности. Я имею в виду писательниц в истории литературы, которые предпочитали скрываться под псевдонимами. Или сочиняли под мужскими именами, или просто анонимно, и тем самым подрывали патриархальный… иерархический…

Черт побери! Лет семь назад я бы несла эту чушь так же красиво и убедительно.

— Вы считаете, что убийство могло быть делом рук Лоры Линн? Она могла бы быть очень даже очевидной подозреваемой.

— Пусть даже она абсолютно очевидная подозреваемая, пусть даже она убила курицу, несущую золотые яйца! Я повторяю — эта сука пси-хо-пат-ка.

Тара постучала соломинкой по столу, пока та не прорвала белую бумажную обертку.

— Вы слышали, как она запустила банкой диетической колы в голову журналиста Криса Мэттьюза?

— Да как-то…

— Понимаю, это звучит как городская сплетня, но так оно и было. На нашем веб-сайте есть видео.

— Итак, насколько я понимаю, вопрос заключается в том, есть ли у нее алиби.

— Разумеется, есть! — воскликнула Тара. — В тот день, когда убили Китти, Лора выступала в Вашингтоне с обращением к женщинам, объединившимся в борьбе за будущее Америки.

— Ясно, — кивнула я, записывая информацию.

— У меня тоже есть алиби! На случай, если у вас возникнут вопросы, — произнесла Тара, скорчив кислую рожицу. — Не знаю, как вы, но копы интересовались.

— Ну, еще бы, если у вас сайт «Умри, Лора Линн Бэйд».

Взрыв смеха Тары раскатился по залу и заставил даму с зеленой фасолью бросить на нас укоризненный взгляд.

— Извините, — пробормотала она, — неужели вы думаете, что я бы так выставила себя напоказ?

Хороший вопрос.

— Да и сам факт, что у Лоры есть алиби, еще не доказывает ее непричастность.

— Но как же так?

— Может, Китти захотела получить свою долю, — заметила Тара, складывая обертку от соломинки до тех пор, пока та не превратилась в тоненькую полоску. — Потребовала долю от зарплаты Лоры… Или чтобы ее имя появилось на материалах. А может, она угрожала рассказать миру не только то, что Лора писала эту поганую колонку не сама, но также раскрыть ту простую истину, что теснее всего с собственным сыном Лора Линн Бэйд соприкасалась во время фотосессий.

— Итак. — Сложила я части головоломки вместе. — Вы полагаете, будто Лора Линн Бэйд наняла кого-то для убийства Китти Кавано.

— Вот именно. Она могла помахать пачкой в десять тысяч долларов без налогообложения перед носом какого-нибудь «молодого республиканца», оказавшегося на мели с кучей долгов по кредитам. Почему бы и нет?

Она откинулась на стуле, удовлетворенно поглядывая на официантку, несущую наши бургеры.

— И ведь Лора Линн Бэйд была активисткой движения за право на рождение — ох, прошу прощения — сторонницей прав нерожденных американцев. Как вам это нравится? Нерожденные американцы. Интересно, а кто же тогда мы с вами — рожденные или родившиеся? Неважно. Борцы против абортов и фанаты права на оружие — в этой диаграмме Венна[16] область перекрывания достаточно велика. И Лора Линн Бэйд их святая покровительница.

Тара кивнула и принялась за свой бургер.

— Представляю, как она обращается к кому-нибудь из этих спецов по убийствам, показывает фото Китти и говорит: «Эта женщина — враг неродившихся американцев». Или что она угрожает Лоре Линн Бэйд. Или что она занимается сексом с контрацептивами. — И она снова задохнулась от смеха. — Я прямо вижу, как все это было.

— А как насчет Китти Кавано?

— Вы пишете о самоуничтожении? — поинтересовалась Тара, и я кивнула.

— Тогда она то, что вам надо. Документальных свидетельств о ней немного. Выросла в Кейп-Код. Окончила Хэнфилд в девяносто первом, а потом я ничего не могла найти о ней до девяносто пятого года, когда она начала писать для больничного вестника. В девяностые опубликовала кое-что в женских журналах — «Редбук», «Космо». В основном на темы здоровья, типа истории о молодых женщинах с раком груди или «Десять диет для крепких костей». Никакой политики, насколько мне известно. Вскоре вышла замуж, переехала в Коннектикут, а потом начала писать для Лоры Линн Бэйд.

Тара откусила от бургера, вытерла губы и посмотрела на меня.

— А вы, вообще-то, знали ее? Верила ли она сама во всю эту чушь или просто сочиняла ее?

— Я не знаю, — ответила я и положила бургер.

Мне показалось, что сейчас я меньше знаю о таинственной Китти Кавано, чем когда думала, что она просто одна из тех супермамочек Апчерча, чье существование вселяло в мою душу комплекс неполноценности.

— А хотите, я вам скажу кое-что? — произнесла Тара. Она уселась поудобнее, пригладила лацканы своего пиджака и продолжила: — На фотографиях она выглядит… какой-то милой. Не то что Лора Линн Бэйд, та всегда выглядит так, будто готова плюнуть тебе в лицо. Китти же выглядела так, что хотелось стать ее подругой, правда?

Я кивнула, вспоминая свои встречи с ней: Китти в парке, Китти в супермаркете, Китти кивком здоровается со мной на футбольном поле или накрывает стол на выставке-продаже поделок в нашей «Красной тачке», там у нее всегда находилось доброе слово для каждого ребенка. И разве не была она всегда дружелюбной ко мне… и к моим детям? Китти всегда улыбалась.

Я-то считала, что она самодовольно ухмыляется, глядя на мою дешевую одежду, на моих непоседливых деток, на то, каким хаотичным был мой образ жизни по сравнению с ее жизнью… А вдруг ее улыбки были просто улыбками? Вдруг моя собственная неуверенность в себе помешала нам лучше узнать друг друга и, может, даже стать подругами?

— Китти ведь раньше жила в Нью-Йорке?

— Да. В разных местах, — ответила Тара. — В Парк-Слоун, потом в Челси, затем в Уэст-Виллидж.

Я перевернула страничку блокнота, и в ушах у меня прозвучал голос Китти по телефону: «У нас есть общий друг…»

— Вам встречалось имя Эван Маккейн в связи с Китти? Или с Лорой Линн Бэйд?

Тара покачала головой.

— Нет, а кто он?

— Да так, никто, — сказала я и захлопнула блокнот.

После того как я прикончила свой бургер, показала Таре фотографии своих детей и полюбовалась на ее снимки, поблагодарила за то, что она уделила мне время и поделилась своими догадками, я вышла из ресторана, достала мобильник и наконец ответила на звонок Эвана Маккейна.

Мое сообщение было коротким и любезным: «Эван, это Кейт Кляйн. Мне нужно поговорить с тобой». Потом мой номер телефона. И в конце: «До свидания».

Я сунула телефон в карман и огляделась вокруг: людской водоворот вихрем несся по булыжной мостовой Гансвурт-стрит. Все выглядели на двадцать лет моложе меня, их умная болтовня взлетала к беззвездному черному небу, как снежинки, которым вдруг вздумалось лететь снизу вверх. На юношах были вязаные шапочки с помпонами на макушке — еще одно модное веяние, прошедшее мимо меня. А девушки обмотали вокруг шеи узкие полосатые вязаные шарфы двойными и тройными узлами.

Я посмотрела на себя: шерстяное пальто трехлетней давности, свитер Джейни, холщевая торба вместо сумки, поношенные черные ботинки. Потом вздохнула и направилась в центр, чтобы встретиться с отцом.

— Птичка моя, — сказал папа, открывая дверь служебного входа «Метрополитен-опера» и заключая меня в объятия, пахнущие средством от моли.

Затем он отодвинул меня на расстояние вытянутой руки и осмотрел с ног до головы. А я улыбалась под его испытующим взглядом.

— Великолепно выглядишь. Пошли.

Пока мы шагали к метро, он размахивал футляром с гобоем. Потом провел меня по своему проездному билету, дважды приложив его к считывающему устройству.

— Хочешь есть? Ты обедала?

— Да, но составлю тебе компанию, — ответила я.