Крик.

Крик — и холод…

«Я родился, то шибко кричал, а чтоб до попа не помер, так бабушка Соломонида окрестила меня в хлебной квашонке. А маменька-родитель родила меня, сама не помнила когда. Говорила, что „рожая тебя такой холод забрал, как о Крещении на проруби; не помню, как тебя родила“. А пестовала меня бабка Фёкла — Божья угодница, — как её звали. Я без малого с двух годов помню себя».

Так излагал начало своей жизни Николай Клюев в 1922 году своему близкому другу — Николаю Ильичу Архипову в повествовании «Гагарья судьбина», близком к древнему житию.

Воспоминание о холоде породило сомнения в самой дате рождения Николая, тем паче что он и сам называл свой год появления на свет по-разному — и 1886-й, и 1887-й. Василий Фирсов, петрозаводский прозаик, со ссылкой на «Олонецкие губернские ведомости» утверждал, что «холод… как о Крещении» убеждает в справедливости слов самого Клюева. «Дело было так: 12, 13 и 15 октября стояли довольно сильные морозы, от которых Ундозеро, величиною не больше версты, покрылось льдом. Крестьяне деревни Мошниковской в числе 12 человек, обрадовавшись льду, выехали на озеро ловить рыбу. Ловили они 14 и 15 октября, рыбы попало много. В ночь на 16-е — оттепель, несмотря на это, крестьяне вновь отправились на ловлю, лёд провалился. Несколько человек утонули.

Как известно, Н. Клюев указывал не только другой год рождения (1886 или 1887), но и — нередко — другие числа месяца — 12-е или 13-е. Сильные морозы ударили как раз в эти дни. Добавим также, что в этот период холодная погода была и в 1886 году, а 1884 год по климату был обычным».

Погода на Русском Севере слишком переменчива. Не успеешь порадоваться солнцу, как задует, закружит лютый ветер, а там и мороз ударит — света белого не взвидишь. Ударит — и отойдёт, и снова «климат обычный». А мороз — он и не сутки, а лишь часы стоять может. Так что запомнился тот лютый холод, что наступил в часы появления на свет младенца, в материнском полубеспамятстве.

А дата — дата определена самым надёжным источником.

АРХИВНАЯ ВЫПИСКА Метрической книги Коштугской церкви на 1884 г.

Документ преинтереснейший. Прежде всего, речь в нём идёт о дате крещения младенца. В справке из Вологодского архива, которая была вручена в 1970 году петрозаводскому краеведу А. Грунтову, указывается: «В метрических книгах Коштугской церкви Вытегорского уезда за 1884 год значится: Николай, родился 10 октября, Коштугская волость (деревня не указана). Родители: отец — Алексей Тимофеевич, мать — Прасковья Дмитриевна. Справка выдана взамен свидетельства о рождении». Составлена она именно на основании выписки о крещении, а поскольку дата крещения — 11 октября, архивисты решили, что рождение произошло днём раньше.

Не исключено, что так оно и было. Повитуха Соломонида, не уверенная, что младенец выживет в лютый холод, «окрестила» его сама в квашонке. На Русском Севере хранился обряд перепечения — плачущего и болеющего ребёнка трижды засовывали в тёплую русскую печь с присказкой: «Перепекаем подмена, выпекаем русака», после чего ребёнок считается как бы заново родившимся. При этом присутствовал самый маленький ребёнок, способный стоять на ногах. К этому времени в доме уже были два малыша — сестра и брат, трёхлетняя Клавдия и двухлетний Пётр. Он-то, возможно, и присутствовал при обряде. Самая старая женщина должна была, привязав младенца к хлебной лопате, трижды засунуть его в печь, что и досталось Соломониде. Только в печи младенец побывал не на лопате, а в той же квашонке. Для Клюева это крещение имело особый смысл — через погружение во хлеб свершилось его приобщение к плоти Христовой, ибо Христос — «Хлеб жизни» по Евангелию от Иоанна.

А когда опасность миновала и стало ясно, что будет ребёнок жить, понесли его родители в Сретенскую церковь, которая с 1720 года окормляла жителей деревень Коштугского прихода. Окрестили его Николаем — по имени Николы Святоши, первого русского князя, принявшего монашество, постриженного в Киево-Печерской обители, чьи непрестанные труды сопровождались молитвой Иисусовой, стяжавшего дар прозорливости и врачевания.

Этот факт крещения Николая в местной церкви по-своему удивителен, если мы внимательно прислушаемся к его рассказам о «праотцах» и о семье.

«Душевное слово, как иконную графью, надо в строгости соблюдать, чтобы греха не вышло. Потому пиши, братец, что сказывать буду, без шатания, по-хорошему, на память великомученицы Параскевы, нарицаемой Пятницей, как и мать мою именовали».

Так и записывал «душевное слово» за Николаем Клюевым его «сопостник и сомысленник» Николай Архипов в 1924 году в Петрограде:

«Господи, благослови поведать про деда моего Митрия, как говаривала мне покойная родительница.

Глядит, бывало, мне в межбровья взглядом неколебимым, и весь облик у неё страстотерпный, диавола побеждающий, а на устах речь прелестная:

— В тебе, Николаюшка, аввакумовская слеза горит, пустозёрского пламени искра шает. В вашем колене молитва за Аввакума застольной была и праотческой слыла. Как сквозь сон помню, поскольку ребяческий разум крепок, приходила к нам из Лексинских скитов старица в каптыре, с железной панагией на персях, отца моего Митрия в правоверии утверждать и гостила у нас долго… Вот от этой старицы и живёт памятование, будто род наш от Аввакумова кореня повёлся…

И ещё говорила мне моя родительница не однажды, что дед мой Митрий Андреянович северному Ерусалиму, иже на реце Выге, верным слугой был. Безусым пареньком привозил он с Выгова серебро в Питер начальству в дарево, чтоб военных команд на Выгу не посылали, рублёвских икон не бесчестили и торговать медным и серебряным литьём дозволяли.

Чтил мой дед своего отца (а моего прадеда) Андреяна как выходца и страдальца выгорецкого. Сам же мой дед был древлему благочестию стеной нерушимой.

Выговское серебро ему достаток давало. В дедовском доме было одних окон 52; за домом сад белый, черёмуховый, тыном бревенчатым обведён. Умел дед ублажать голов и губных старост, архиереев и губернаторов, чтоб святоотеческому правилу вольготней было.

С латинской Австрии, с чужедальнего Кавказа и даже от персидских христиан бывали у него гости, молились пред дивными рублёвскими и дионисиевскими образами, писали Золотые Письма к заонежским, печорским и царства Сибирского христианам, укрепляя по всему Северу левитовы правила красоты обихода и того, что учёные люди называют самой тонкой одухотворённой культурой…