дерева совет, который должен привести к освобождению его гос

подина. Чернильница из красного мрамора, называемого там

петушиным гребнем, с полосками, напоминающими морские

волны, на подставке из черного дерева и с крышкой, увенчан

ной «драконом тифонов» из старинной слоновой кости, покры

той лаком. Коробка для бумаги, на которой животные из рога

пасутся под заходящим солнцем, сделанным из куска коралла,

на пастбище из золотых цветочков. Бронзовый краб, выполнен-

589

ный с таким волнующим реализмом, что я чуть было не принял

его за слепок, но зоолог Пуше сказал мне, что это не так, по

тому что на бронзе отсутствуют особые органы размножения.

Эта бронза современная, она подписана Чо Ква Кеном.

Над этажерочкой с этими вещицами висит фукуза — настоя

щий образец откровенно-японского живописного колорита: ры

жеватая плетеная ваза с белыми хризантемами слегка оранже

вого оттенка, выделяющимися на бледно-зеленых листьях и на

желтоватом фоне.

Симметрично этой фукузе, над диванчиком, покрытым пла

тьем китаянки, где можно вести интимные беседы, между ря

дами тарелок из фарфора яичная скорлупа, висит вышитое

какемоно, на котором среди белых глициний вздымается огром

ным рельефом гигантский мак.

Но главное украшение этой комнаты — очень дорогая восточ

ная вещь, персидский ковер XVI века восхитительной бархати

стости, присущей бархату с низким ворсом, и вытканный в гар

моническом сочетании двух цветов, старого мха и старого зо¬

лота, — эти цвета образуют фон, по которому зигзагами идут

голубые арабески, подобные угловатому полету морских птиц;

он висит над камином, между двумя рогами с врезанным ри

сунком, изображающим журавлей и черепах, а в камине стоит

бронзовое хибати * с насечкой из серебра.

Благодаря тому что комнаты, образующие Чердак, переде

ланы из мансард, окна их вышли глубокими, как средневековые

окна, по обеим сторонам которых ставились каменные ска

меечки; в этих отступающих вглубь нишах, где дневной свет

держится до самой ночи, я развесил любимые гравюры и ри

сунки.

На левой стенке висят: «Заболел кот» Ватто, — этот остроум

ный офорт Лиотара, сделанный всего несколькими царапинами

иглы, офорт, воспроизводящий «Тревогу Ирис»: к пышной груди

девушки прижата голова вырывающегося из ее рук кота Мине,

которому смешной врач из итальянской комедии щупает пульс.

Два листа из «Видов Тюильри», — два офорта, где Габриель де

Сент-Обен показывает все свое мастерство рисунка в микроско

пических фигурках мужчин и женщин, гуляющих по большой

аллее в 1762 году. «Sunset in Tipperary» («Заход солнца в Ирлан

дии») — эстамп, который я считаю одним из самых замечатель

ных современных офортов и в котором Сеймур Хэйден, воскре

сив бархатистую черноту Рембрандта, как бы запечатлел на

листе бумаги меланхолию вечерних сумерек.

На правой стенке три офорта моего брата: портрет Рейналя

590

по Латуру, из коллекции Эвдора Марсиля, один из тех офортов,

которые брат мог нацарапать в течение двух часов, — одно время

он даже хотел выгравировать все подготовительные этюды к па

стелям Сен-Кантенского музея; «Чтение» Фрагонара, по бистру,

хранящемуся в Лувре; голова мужчины — по наброску Гаварни,

сделанному зубочисткой, где мягкая штриховка рисунка пере

дана черными пятнами без разбрызгивания.

В большой комнате, на обеих створках входной двери, — два

ночных пейзажа, освещенные луной. На одном из этих каке

моно, подписанном Йосаи, изображено только отражение пла

неты в затемненной воде, над которой висят несколько копье

видных веточек. Другое подписано Бунтё: потухшее небо и пол

ная луна, а на ее фоне поднимаются стебли трав с голубоватыми

и красноватыми цветами неясных и слинявших тонов, какие бы

вают при лунном свете.

У стены — небольшие книжные шкафы, высотой в полтора

метра. В одном, кроме нескольких брошюрок, — все сочинения

Бальзака * в прижизненных изданиях, сброшюрованные и пере

плетенные. Во многих из этих томов имеются посвящения, сде

ланные рукою автора. Экземпляр «Неведомых мучеников», куп

ленный на распродаже Дютака, представляет собой исправлен

ные корректурные листы этого Отрывка из современного

Федона. Есть еще корректурные листы «Приличной жен

щины» — статьи, опубликованной во «Французах в собствен

ном изображении» с грифом «де Б», которая заканчивается

росчерком, извивающимся, как змея.

Три других книжных шкафа содержат первые издания Гюго,

Мюссе, Стендаля, вместе с первыми изданиями наших современ

ников, напечатанными на роскошной бумаге и содержащими

страницу рукописи, отданной для набора в типографию. Таковы

томики Доде и Золя, книга Ренана «Воспоминания детства». То

мик «Госпожи Бовари», тоже содержащий страницу с трудом

создававшейся рукописи — всю перечеркнутую, всю в помарках,

пестрящую ссылками; эту страницу мне подарила госпожа Ком-

манвиль. Такова и «Женитьба Лоти», куда вложена рукописная

страница с последним письмом опечаленной Рарагю *. Издание

«Дьявольских рассказов» Барбе д'Оревильи, содержащее стра

ницу, исписанную его мужественным почерком, — он писал крас

ными чернилами и внизу поставил стрелку, еще всю поблески

вающую золотым порошком. А среди всех этих изданий, со стра

ницей, на которой можно видеть почерк автора, хранится книга

Мишле «Моя юность», куда, за неимением рукописи, вложено

школьное сочинение из времен его отрочества о римлянине М а-

591

рии; * на полях тетради великий историк написал: «Господин

Вильмен с живостью похвалил меня, и я поверил в свои силы».

В пятом книжном шкафу собраны почти все произведения

Гаварни; всего в этой коллекции около шестисот пробных от

тисков его гравюр и литографий. Над этой полкой — витрина,

где выставлены пять томов, переплетенные крупными масте

рами.

Экземпляр «Манетты Саломон», украшенный на обложке

двумя эмалями Клодиюса Поплена, изображающими Манетту

на столике для натурщиц, лицом к зрителям и спиной к ним.

Сборник всех некрологов в память моего брата и писем с вы

ражением дружеского соболезнования от Мишле, Виктора Гюго,

Жорж Санд, Ренана, Флобера, Тэна, Банвиля, Сеймура Хэйдена

и др.; на обложке профиль брата, прекрасно нарисованный По-

пленом, — золотом на черной эмали.

«История Марии-Антуанетты» в переплете работы Лортика,

усеянном золотыми королевскими лилиями, среди которых

вставлена серебряная медаль с надписью: Maria Antonia Galliae

Delphina 1, отчеканенная ко дню ее свадьбы, медаль величайшей

редкости.

Экземпляр «Любовниц Людовика XV» в переплете Капе —

его последняя работа, — выполнен в подражание богатым пере

плетам прошлого века, с арабесками и цветочками. На корешке

каждой книги выдавлен наш вензель E. J., оригинальный экс

либрис, который мы придумали для книг, написанных нами

вместе.

«Женщина в XVIII веке», экземпляр иллюстрированного

издания Дидо с репродукциями картин, рисунков, эстампов того

времени; на переплете красного восточного сафьяна выделяется

амур из слоновой кости, бьющий в литавры, восхитительно тол

стенький амур, без той сухости, которая присуща современным

изделиям из слоновой кости.

Наконец, «Искусство XVIII века», экземпляр первого изда

ния, опубликованного выпусками, с офортами брата; переплет