Вараны обычно питаются насекомыми и грызунами. Утром, пока еще солнце не слишком палит, они выходят на охоту. Знакомый ученый рассказывал мне, что однажды заинтересовался, почему вараны, поедая множество различных жуков, не охотятся на саранчовых. Ему пришлось наблюдать небольшого варана. Варан бегал по степи, гоняясь за саранчой. Верткая саранча ускользала от пресмыкающегося; варан стремительно бросался на насекомое, подпрыгивал, падал. За два часа он так устал, что мешком свалился на землю. Он поймал несколько саранчовых, но растратил массу энергии и, конечно, остался голоден. Вечером этот варан уже не обращал внимания на саранчовых. Преподанный жизнью урок был им усвоен.
Варанчик, которого я поймал, был точно таким же молодым несмышленышем. Преследуя насекомых, он неразумно растратил все свои силы и неосмотрительно поступил, удалившись от своей норы, поэтому я изловил его сравнительно легко. Мне давно хотелось выдрессировать варана или хотя бы приручить его.
Пойманный молодой варан и должен был подвергнуться соответствующей обработке. Я бился немало времени, но особых сдвигов не наблюдалось. Увеличивалось лишь количество рубцов на моих руках. Методы «кнута» и «пряника» чередовались, но варан по-прежнему не поддавался никакому воздействию. Помимо всего, он так кусался, что я был готов разорвать хвостатого злюку и удерживался от этого намерения с большим трудом. Однако постепенно варан привык ко мне, кусаться стал реже и даже хвост в ход пускал в исключительных случаях: например, когда я его гладил.
Если варан ел, его можно было беспрепятственно теребить за хвост, дергать за лапы, не рискуя потерять при этом палец. Однако едва обед заканчивался, нужно было держать ухо востро.
Мне так и не удалось выдрессировать варана. Слишком часто он выводил меня из душевного равновесия. Дух сопротивления, гнездившийся в этом упрямце, ежедневно давал о себе знать. Опытные дрессировщики говорят, что с животными приятно работать, они понимают требования человека и подчас «поправляют» его, принимая более верное решение. Собаки, лошади, слоны — «сами идут навстречу», «помогают» дрессировщику, работают в контакте с ним. Выдрессировать же пресмыкающихся почти невозможно. Хотя варан — существо наиболее «сговорчивое» из всех холоднокровных, но и он, по сути дела, всего-навсего лишь привыкает к кормящему его человеку и не кусает его только потому, что всегда голоден и слишком занят поглощением пищи, чтобы обращать внимание на что-либо другое. Само собой разумеется, это меня ни в коей мере не устраивало, и я долго еще безуспешно пытался приручить пресмыкающееся.
В конце концов нервы мои не выдержали, и пришлось выпустить ящера во двор, махнув рукой на дрессировку.
Я был в полной уверенности, что варан воспользуется многочисленными отверстиями в ограде и улизнет, избавив меня от дальнейших хлопот. Ящер действительно вскоре вырвался в степь, но к вечеру возвратился и, сердито шипя, бродил вокруг крыльца в ожидании ужина. Варан привык получать обильную пищу из моих рук. В степи он целый день гонялся за насекомыми и убедился, что отвык от этого нужного дела. Голодный и злой, он возвратился обратно и теперь настойчиво требовал пищи.
В благодарность за обильный ужин варан схватил меня зубами за пальцы, но не трепал и не сжимал челюсти, а просто держал меня за руку, словно гость, затянувший момент расставания. У варанов, как я уже говорил, хватка мертвая. Если начнешь вырываться, ящер еще сильнее будет сдавливать руку. Зная об этом, я лег на землю, терпеливо пережидая боль, стараясь не двигаться. Подержав меня минут десять, варан соизволил разжать челюсти и удалиться.
Подобный прием ящер повторил, когда я попробовал кормить его из рук. Полежав еще несколько раз на бугре, стискивая зубы от боли, я решил держаться от своего питомца на почтительном расстоянии.
Пытаясь приручить пресмыкающихся, я наблюдал за ними, изучал их несложную, но своеобразную жизнь. Все холоднокровные невероятные эгоисты. Варан мирится с присутствием человека лишь в тот момент, когда его кормят. Все пресмыкающиеся совершенно не заботятся о потомстве. Крохотные, едва появившиеся на свет змееныши расползаются в разные стороны, начинают вести самостоятельную жизнь. Подрастая, змеи постепенно приобретают известный опыт, он познается в упорной борьбе за существование.
Ранним утром пустыня сказочно хороша. Вишневый сок зари разлит по горизонту, небо лимонно-желтое, сероватое, голубое, за гребнями барханов лежат фиолетовые тени. Солнце едва оторвалось от края земли, косые лучи согревают остывшую за ночь землю. Наступила пора утренней охоты. Неподалеку зашевелился песок, и из норки выползла желтовато-серая длиннохвостая ящерица, сетчатая скаптейра. Сетчатая ящерка очень проворна, увертлива, подвижна. Тонкие пальцы пресмыкающегося оторочены роговыми зубчиками, помогающими бегать по сыпучему песку. Сетчатая ящерка может мчаться по пустыне как ветер, догнать ее трудно. Поэтому я не стал делать лишних движений, а, осторожно опустившись на колени, затаился за кустом.
Ящерица, нежась в лучах раннего солнца, повертела остроконечной головкой и заметила ползущую невдалеке чернотелку. Ящерица была молода и неопытна, поэтому она, не раздумывая, подобралась к насекомому и приготовилась к нападению. Жук чернотелка не из пугливых, природа наделила его весьма эффективным оружием. При приближении противника чернотелка оборачивается к нему задом и выпускает едкую жидкость с резким запахом. Сетчатая ящерка этого не знала и с ходу схватила чернотелку. Насекомое тотчас же использовало свое оружие. Это произвело на ящерку ошеломляющее впечатление. Она взвилась высоко в воздух, мигом выпустила чернотелку и покатилась по песку. Поднявшись на ноги, ящерка широко открыла рот и замотала головой — казалось, она взывает о помощи. Очевидно, жидкость, выпущенная чернотелкой, сильно обожгла пресмыкающееся. Ящерица извивалась, трясла головой, терлась ртом о песок, о деревце. Движения ее были так комичны и настолько похожи на человеческие, что я не мог сдержать смеха, и куст саксаула, за которым я прятался, заходил ходуном. Не случись с ящерицей такой беды, она мгновенно бы исчезла, но сейчас ей, видимо, было слишком плохо, и она не обратила никакого внимания на тревожный шум.
Так продолжалось минут десять, после чего измученная скаптейра «упала в обморок». Я покинул свое убежище и ушел в пески. Вечером, возвращаясь назад, я увидел на этом же месте свою старую знакомую. Она уже вполне оправилась после пережитого и гонялась за мухами. Поблизости ковыляло несколько чернотелок, но ящерка теперь старательно их обходила, уступая дорогу. Так приходит опыт. С возрастом пресмыкающиеся накапливают его, но их слабая память не в состоянии удержать всего.
«Эгоизм» пресмыкающихся заключается и в том, что они совершенно не передают накопленный опыт своим сородичам или потомству. Бросая детенышей на произвол судьбы, пресмыкающиеся предоставляют им возможность самим заботиться о себе, чем разительно отличаются не только от высокоорганизованных млекопитающих, но и от птиц. В Туркмении водится сарыч-канюк, которого часто называют курганником. Эта ржаво-бурая хищная птица — великолепный охотник, совершающий дерзкие набеги в пески. Крайне прожорливый, канюк истребляет несметное количество песчанок, сусликов, хомячков. Безжалостный враг мелких зверьков и птиц, канюк в то же время является примерным семьянином, ревностно охраняет своих птенцов, оберегает их от опасности и терпеливо обучает искусству охоты. Птенцы канюка, выучившись летать, сопровождают родителей в разбойничьих набегах на окрестности, перенимают опыт старшего поколения. Птицы учатся не только у своих родителей — они очень быстро перенимают полезное друг у друга. В Англии много лет подряд молочницы по утрам оставляли на улице бутылки с молоком. Большая синица научилась откупоривать картонные крышки бутылей, и в короткое время этот способ стал известен и другим синицам. Торговцы молоком попали в затруднительное положение и спаслись от убытков только тогда, когда некий изобретатель сконструировал особую крышечку для бутыли, с которой синицы уже ничего поделать не могли. У пресмыкающихся подобные способности отсутствуют, о чем вообще-то жалеть не приходится, ибо в таком случае змеи сделались бы во много раз опаснее.
