— Но что с тобой, Галинка?

— Со мной ничего, Коля.

Она прижимала к груди руки, волнуясь, объясняла:

— Возможно, это мелочь, фантазия... Не упрекай, прошу. Ты помнишь Кошевского?

Николай Иванович кивнул. Волнение Галинки уже передалось и ему. Стиснул губы, пытался быть внимательным, сдержанным.

Галинка тем временем встревоженно объясняла:

— Сразу же после войны ходили слухи, что Кошевский выехал в Канаду. Помнишь?.. Ты не слышал об этом?.. Странно. Но не в этом дело. Только что Кошевский был у отца. По какому делу — не знаю. Они сидели вдвоем в кабинете, о чем-то спорили. А я стояла на балконе. В последнее время мне часто бывает грустно... Неподалеку от нашего дома прогуливался какой-то человек. Этот незнакомый очень пристально смотрел на окна нашей квартиры. Побывал даже в подъезде, а возможно, и на лестнице. Это мне показалось подозрительным. Представь себе...

— А я думаю, что он просто-напросто посматривал на балкон, — пошутил Линчук. Страхи его рассеялись, уступив место хорошему настроению, — ведь перед ним стояла любимая девушка.

— Нет, Коля, меня он не видел: я была за виноградной лозой... Но слушай, что было дальше, — продолжала она серьезно. — Как только Кошевский вышел, тот, в плаще, приблизился к нему и поздоровался, будто они только что повстречались. Тихо разговаривая, они прошли под нашим балконом, и я отчетливо слышала, как Кошевский сказал: «Клюнуло. Считайте, что карп уже на сковороде», — и захохотал. Меня это встревожило больше всего: неужели это он так об отце? Я набросила пальто, проследила издали за ними.

— Зачем?

— Сама не знаю, — искренне призналась девушка. — Хотелось увидеть лицо незнакомого.

— А дальше?

— А дальше ничего особенного. Они вошли вон в ту дверь, Коля, — указала Жупанская на ресторан, — и пока еще не выходили.

— Чего же ты хочешь? — не мог сдержать улыбки Николай Иванович. — Зайти в ресторан?

— Да! — не колеблясь ответила она.

— Давай зайдем. Выпьем пива или, может, шампанского.

— Не шути, прошу тебя, — попросила Галинка настоятельным голосом. — Я непременно хочу знать, кто этот человек. Пусть все это мелочи, но назвать отца карпом, сказать, что он у них на сковороде...

Николай Иванович взял Галинку выше локтя, и так, под ручку, они вошли в широкий вестибюль «Интуриста».

В залах ресторана было малолюдно. Линчук подозвал знакомого официанта, спросил, не видел ли тот, где сидят полный мужчина и с ним — помоложе.

— В очках, — уточнила Галинка.

— В третьей от входа кабине. Вы хотите войти? — склонился низко официант с рыжими залихватскими усами.

— Нет, нет, мы только полюбопытствовали — не наш ли это знакомый... Пожалуйста, кофе и какое-нибудь пирожное, — попросил Линчук.

— Что ты надумал? — тихо спросила Галина, когда они снова остались одни.

— Будем ждать, — точно так же шепотом ответил Николай Иванович. — Они обязательно пройдут мимо нашего столика... Тогда мы подойдем к Кошевскому и... познакомимся с таинственным незнакомцем. Кстати, он молодой, красивый?

— А если они будут сидеть долго? — тревожно взглянув на Линчука, спросила девушка, снова не обращая внимания на шутку. — Кроме того, твой знакомый официант непременно сообщит им о нашем любопытстве... Я, например, в этом не сомневаюсь!

Николай Иванович пожал плечами.

— Ну и что же? Пусть себе сообщает. Мы даже сами скажем Кошевскому, что заключили пари — он или не он так громко смеется.

— Хорошо, но не будем же мы сидеть здесь до утра?

Линчук в ответ только улыбнулся: ему было приятно видеть Галинкин испуг, слышать взволнованный шепот. «Боже, какая она красивая!» — думал он про себя.

Но как ни тянули время Линчук с Галинкой, они успели выпить по две чашечки, а там, за занавеской ближайшей кабины, все еще не могли угомониться. Туда часто забегал официант, приносил бутылки с пивом, забирал пустые. Только без четверти одиннадцать занавеска наконец сильно покачнулась — из кабины вылез, не вышел, а именно вылез Кошевский. Его напарника сначала почти не было видно. Но вот Кошевский отступил на шаг, и Галинка узнала мужчину, ходившего возле их дома.

— А-а, пан Линчук и панянка Галя! — пьяными глазами вытаращился Кошевский. Его плотная фигура покачнулась, однако Кошевский пытался продемонстрировать свою изысканность. — Очень приятно, — сказал он, стукнув каблуками и низко поклонившись.

Линчук и Галя встали со своих мест. Николай Иванович сдержанно поздоровался с Кошевским, шагнул навстречу незнакомцу в очках.

— Николай Линчук, — промолвил подчеркнуто громко, протягивая незнакомцу руку.

— Роздум! — ответил тот с почтительной сдержанностью и не проронил больше ни слова.

Зато Кошевский говорил за двоих.

— Это мы зашли отметить встречу, — самодовольно хвастался он. — Мой земляк. Работает на заводе. Живем в одном городе, а встречаемся случайно, да и то крайне редко... Но почему же мы стоим? Может, панянка Галя разрешит нам сообща выпить бутылочку-другую пива?

— Нам пора домой, — возразила девушка.

— Ясно! Понимаю, — подмигнул Кошевский и артистически вздохнул. — А на какие весы бросит свое согласие пан Линчук? Что думает относительно пива крестьянский сын?

До войны Кошевский преподавал в университете латынь. Бывал у Жупанских. Хорошо знал Линчука, его происхождение. Встречаясь с Николаем, всегда фамильярно похлопывал его по плечу, называл крестьянским сыном.

— Пана Линчука, разумеется, тоже тянет домой.

— О, понимаю! — засмеялся Кошевский и погрозил пальцем. — Понимаю и завидую, как ангел Адаму.

Николаю Ивановичу надоела бесцеремонная болтовня опьяневшего толстяка. Он искал предлога, чтобы поскорее избавиться от неприятного общества. Не терпелось, наверное, и Роздуму, он то и дело недвусмысленно посматривал на часы.

Из ресторана вышли вместе. Роздум поспешил нанять такси, подчеркнуто сообщил земляку, что завтра должен выходить на работу в первую смену. Кошевский начал прощаться, рассыпая в адрес Галинки банальные остроты.

Роздум лишь слегка приподнял шляпу и сразу сел рядом с шофером. Линчук с Галинкой молча проводили взглядами сероватую автомашину.

— Как ты думаешь, кто такой этот Роздум? — спросила девушка.

— Обыкновенный человек, — ответил Николай Иванович. — Возможно, молчаливый и несимпатичный.

— Но почему же в таком случае Кошевский угождает ему? Ты заметил, как он все время посматривал на него?

— Очевидно, угождает потому, что пил на его деньги, — засмеялся неожиданно Николай Иванович, беря Галинку под руку. — Пьяницы всегда преклоняются перед теми, кто за них платит. Это тоже нужно учитывать, Галинка.

Девушка вздохнула, задумалась.

— Я бы хотела, чтобы и на самом деле было только так, — промолвила она тихо после длительного молчания. — Но я почему-то боюсь. Проводи меня, пожалуйста, до самого подъезда.

Линчук от радости улыбнулся.

Профессор Жупанский все ходил и ходил по кабинету, считал шаги и думал о Кошевском.

«Чего ему нужно?.. Может, снова будет проситься преподавателем университета? Ведь дилетанты всегда переоценивают свои возможности».

Почувствовал усталость, приблизился к креслу, тяжело сел, не сел даже, а почти упал в него. Давнишняя привычка — позаимствовал ее у своего отца еще в ранней молодости.

Закрыл глаза и думал. Через месяц стукнет шестьдесят. Старость подкралась тихо, как лиса. Стар и одинок. И это, пожалуй, самое страшное в старости. Да, одиночество — это Ахиллесова пята старости. Чем дряхлее человек, тем уже круг его знакомств. Здесь какая-то закономерность, о которой сейчас не хочется думать. Галинка уже совсем взрослая — скоро закончит университет, вылетит из родного гнезда. Но куда полетит? А главное — с кем?

Прислонился головой к спинке кресла, скрестил ноги — так почему-то было удобнее отдыхать. Но воспоминания подступали со всех сторон, тревожили, будоражили...